Донос мертвеца - Прозоров Александр Дмитриевич. Страница 46

– Я ведьма, которая пришла из Руси по приказу дерптского епископа, – сухим голосом сообщила Инга. – Вам надлежит немедля связать меня, кинуть в телегу и под надежной охраной отправить в Дерпт.

– Пошла вон, шлюха! – окошко захлопнулось.

С минуту певица тупо смотрела в запертые ворота, а потом от ног ее взметнулся густой снежный вихрь и раздался громогласный нечеловеческий хохот. Нищенка отвернулась от монастыря и побрела к церковному лесу – выбирать из-под снега холодные осенние грибы.

Долгий голодный переход через Чудское озеро окончательно подорвал силы девушки, и демон был вынужден дать ей несколько дней на отдых. Все это время она жила под густой красивой елью – в основном спала, укрытая от ветра густыми лапами и снежными стенами норы и согретая теплым волчьим тулупом, а сервка из ближнего двора, сама поражаясь странному наваждению, каждое утро приносила и ставила возле знакомой с детства ели кувшин парного молока. Инга, за последний месяц отвыкшая чему-либо удивляться, выползала из норы, выпивала молоко, и залезала обратно, сворачиваясь калачиком и закрывая глаза.

Спустя пять дней, выпив молоко, девушка не вернулась в нору, а выбрела на дорогу и направилась в сторону древнего города Юрьева. Дороги на землях Дерптского епископства были не в пример лучше русских, но даже по ним последние сорок верст своего нелегкого пути Инга шла два дня, и к замку епископа добрела поздно вечером.

– Ну хоть здесь-то меня пустят, – с сомнением произнесла она и постучала в ворота подвешенным на короткую цепочку дверным молотком.

– Здесь никому не подают, – грубо сообщал привратник, слегка приоткрыв смотровое окно.

– Я русская ведьма, которая явилась по приказу епископа. Проводи меня к нему.

– Шлюхи совсем одурели! – тут же захлопнулось окошко.

– Ну, хорошо, – отступила на десяток шагов Инга, набрала полные легкие воздуха и во весь голос пропела: – Со-олнышко!!!

Выплеснутое наружу слово ударилось в стену, откатилось назад, к высоким соснам близкого леса, отразилось и снова обрушилось на замок. Оно ворвалось в узкие высокие окна, прокатилось по коридорам, громыхнуло в пустых залах, заставило работающих на кухне стряпух поднять головы, а дежурных воинов – кинуться к бойницам.

– Эй, ты чего? – отворив оконце, испуганно закричал привратник.

Но Инга не снизошла до него ответом, молча ожидая реакции замка. Уже спустя несколько минут ворота отворились и к ней стремительной, нервной походкой подошел худощавый, одетый в сиреневую сутану мужчина с большим крестом на груди. Инга скинула с себя шапку и тулуп, опустилась на колени и низко склонила голову, протянув вперед сомкнутые руки:

– Я пришла в ваше распоряжение, господин епископ. Бери меня, смертный.

Глава 3

Страх

Конь двигался не спеша, но тяжелое дыхание и пена на губах доказывали, что он проделал на всем скаку довольно долгий путь, и всадник просто дает ему придти в себя перед скорой остановкой. В седле сидел рыжий боярин с ровной, недавно стриженой бородой. Судя по тому, что сабли на поясе всадника не висело – ни о каком ратном деле для него речи не шло. А потому и одет помещик был мирно: округлая меховая шапка с пучком свисающими позади горностаевыми хвостиками; плотно сидящий на широких плечах сиреневый суконный полукафтан, спускающийся немногим ниже пояса и с глубоким запахом на груди; свободные кумачевые шаровары и черные, ярко начищенные сапоги. Пожалуй, он выглядел даже чересчур мирно – но трогать такого нарядного конника не стоило, потому, что у него, как и всякого русского человека, за голенищем наверняка лежал засапожный нож, а в рукаве или за пазухой скрывался маленький незаметный кистень – страшное оружие, с помощью которого можно без труда отбиться и от стаи голодных волков и от других, двуногих хищников.

Подъехав к Кауште, боярин остановился на льду реки, некоторое время прислушивался к происходящему в поселке. Оттуда доносились мерные запевания пил, пыхтение мехов, поскрипывание мельничных крыльев. Похоже, иноземцы взялись за мануфактурное дело всерьез и бездельничать не собирались. Что же, дело хорошее. Он подпихнул коня пятками и заставил его подъехать к небольшому двору с часовней и тремя домами, спрыгнул на землю, завел его под уздцы во двор, подобрал в небольшой скирдочке пук сена, отпустил подпругу и принялся старательно чистить коня. Спустя несколько минут резко скрипнула дверь и послышался девичий голос:

– Что же ты в дом не заходишь, боярин?

– Здоровья тебе, боярыня Юлия, – оставив в покое скакуна, поклонился гость.

– И ты бывай здоров Варлам, – кивнула спортсменка.

– Как нога? Не болит больше?

– Бог миловал. Лубки уже неделю как сняли. Вот хромаю потихоньку. Отвыкла на двух ногах ходить.

– Откуп для меня еще не придумала, боярыня?

– Нет, – улыбнулась Юля. – Все не выбрать никак.

Гость снял со спины жеребца котомку, расстегнул ее и перенес на крыльцо:

– Скажи, боярыня, а не хочешь ты взять с меня норковую шубу? Смотри, тебе в пору будет, – сын Евдокима Батова достал из котомки и накинул девушке на плечи длинную, до пят, бархатную шубу в коричневой подбивкой.

– Теплая, – опять улыбнулась девушка, глядя ему прямо в глаза. – Нет, не хочу.

– А не хочешь взять с меня шапку, тоже норковую? Тебе к лицу будет, – он достал из котомки и осторожно одел девушке на голову шапку со свисающими у висков рыжими, с белыми кончиками, хвостами.

– Нет, не возьму, – отрицательно покачала Юля головой.

– А не возьмешь с меня перстня с камнем яхонтовым? Думаю, в пору тебе станет… – боярин разжал ладонь, на которой покачивался массивный золотой перстень с крупным рубином.

Спортсменка опять отрицательно покачала головой.

– А тогда не возьмешь ли ты все это у меня в подарок, боярыня?

Юля немного подумала, потом молча протянула ему свою руку. Боярин Батов перехвалил перстень поудобнее и нанизал его на средний палец. Лучница поднесла подарок к глазам, посмотрела, как солнце играет на острых гранях.

– Скажи, боярин Варлам, – тихо спросила она, – а как у вас девушка благодарит парня, если очень рада его подарку?

– Ну, «брагодарствую» говорит, – ответил боярин.

– А если очень-очень рада?

– Значит, угодил я тебе, боярыня? – некоторое время гость ждал ответа, потом смущенно закрутился под пристальным взглядом девушки.

– Ты знаешь, Варлам, – неожиданно вспомнила она. – Я из этого дома перебраться решила. Тесно тут всем вместе. Буду теперь вон в том, крайнем доме обитать. Пока одна.

– Не тоскливо одной станет?

– Тоскливо, – согласно кивнула Юля. – А твоя усадьба, говоришь, тут недалеко?

– За час проскакать можно, – кивнул боярин.

– Это хорошо, – кивнула спортсменка, глядя ему в глаза.

– А это… – опять засмущался сын Евдокима Батова. – Помню, девица у вас пропала в прошлый мой приезд. Она как, не нашлась?

– Инга? – Юля вздохнула. – Нет, никаких следов. Как сквозь землю провалилась.

– И ты тоже не смогла найти? Ты же ведунья?

– Я? – удивилась Юля.

– Ну да. Ты же сама мне будущее предсказывала. И про ляхов.

– Черт! – встрепенулась спортсменка. – А ведь точно! Картышев!

Громко зовя Игоря, она выбежала со двора, добежала до стекловарни. Бывший танкист хмуро работал там, выдувая на конце длинной трубки прозрачные зеленоватые шары:

– Картышев, тут мне вещь толковую сказали, про Ингу.

– И что? – поинтересовался тот.

– Ты помнишь этого, детину, с Невы?

– Никиту Хомяка?

– Ну да, – кивнула Юля. – Ты помнишь, как он сюда примчался, потому, что жена его предсказала войну, нападение на Гдов и поход рыцарей по Луге? Она ведь угадала, точно? Значит, может предсказывать! Так почему у нее про Ингу не спросить? Что мы теряем?

– Юра, – окликнул помощника Картышев, – прими стекло.

Симоненко большим ножом подрезал шар у трубки, зацепил клещами, быстро полосонул крест накрест и стал разворачивать получившийся лист на смоченный водой верстак, а Игорь, вытирая руки, озабочено пошел на улицу.