Воронья дорога - Бэнкс Иэн М.. Страница 74

Что же это получается? Дядя неделю увлеченно творил, а потом вдруг сорвался с места – и поминай как звали. Может, записанный на дисках материал способен объяснить этот странный поступок? Если только он существует, этот материал. Ведь стук клавиатуры ничего не доказывает… Я же видел «Сияние» [98].

Над центральными графствами разрывался облачный покров; я как раз уплетал ланч. Холодной закуской была копченая осетрина. Я подумал о Верити и Льюисе, проводивших на Багамах медовый месяц, и не без грусти пожелал им счастья.

* * *

В паб вошла Эшли. Встала у двери, повертела головой, с первого раза меня не обнаружила – народу было изрядно. Сделала пару шагов вперед, снова осмотрелась. На ней был темный костюм (юбка и старенький, но вполне приличный пиджачок); я вспомнил, что в этом прикиде она была на похоронах бабушки Марго. Волосы стянуты на затылке и схвачены лентой, а очки в этот раз отсутствовали. Выражение лица неприветливое, настороженное. Эшли изменилась: посуровела и заматерела, что ли? В эти несколько секунд в шуме и дыме прибрежного кабака, в четверти мили от Тауэра, в огромном жестоком безголовом монстре, которым сделали Лондон десять лет правления Гиены, я задумался о своих чувствах к Эшли Уотт. Я не влюблен в нее – ничего похожего на то, что испытывал к Верити,—и все-таки я ждал этой встречи, скучал по Эш, и теперь, увидев ее наконец, я… стал счастливее, кажется. Все головоломно просто. Может, выражаясь избитым стилем, она заменила сестру, которой мне всегда так не хватало? Я вспомнил, как мама после свадьбы Верити и Льюиса обнаружила у меня в волосах косметику, и подумал: сама-то Эшли как бы отнеслась к идее «побрататься» со мной?

Я попытался восстановить в памяти, каким тоном говорила со мной Эшли пару дней назад, то есть примерно через неделю после того, как я отважился на первое в своей жизни погружение во всемирную компьютерную паутину. Уже созвонившись с тетей Ильзой и договорившись, что погощу у нее и у Постоянного Балласта, я набрал номер Эшли. Вот сейчас она снимет трубку и узнает о моем намерении пожить в Кенсингтоне – интересно, прозвучит ли в ее ответе хоть малейший упрек?

Эшли сказала, что у нее найдется кресло-кровать и одеяло, если окажется, что тетя Ильза махнула в антарктическую экспедицию, забыв предупредить о моем визите служанку-филиппинку. И добавила, что две девушки, на паях с которыми Эш снимает квартиру, очень хотят меня увидеть.

Я догадался, что на самом деле они хотят познакомиться с Льюисом.

Когда ко мне подобрался взгляд Эшли, я поднял руку. Она заметила движение, и городские напряженность и деловитость мигом сошли с лица. Оно подобрело, появилась широкая улыбка. Эшли приблизилась.

– Ну, здравствуй, малыш.– Она стукнула меня кулаком по плечу, потом крепко обняла.

Я в долгу не остался. От нее пахло духами «Пуазон».

– Как живешь? – спросил я. Она ухмыльнулась:

– Слишком трезво.

* * *

– Так ты выпутался?!

– Да.– Я круговым движением взболтнул в кружке недопитое пиво.

Эш посмотрела мне в глаза:

– А вроде собирался признать себя виновным.

– Собирался,– кивнул я и потупил очи.– А потом встретил хитрую адвокатессу, она сказала, что стоит побарахтаться. Дошло до суда присяжных, но теперь я чист.

– Неплохо.– Эшли рассмеялась и встретила мой снова поднятый взгляд.– Э, в чем дело?

– Да как сказать…—попробовал улыбнуться я.– Мне удалось выпутаться, потому что на мне добротный костюм, и я могу нанять дорогого адвоката, и присяжные читали папины книги и слышали о его трагической кончине, вот и посочувствовали. А явился бы я из какого-нибудь Мэрихилла без гроша в кармане и не умел бы гладко болтать, то наверняка бы срок схлопотал, даже если бы не спер книжку, а просто забыл за нее заплатить. Спасибо денежкам: я нанял адвоката, способного даже сатану оправдать на Страшном Суде. И спасибо моему лживому языку… Я уже подумываю, не пойти ли в «Сан» репортером – блестящая карьера обеспечена.

Эш наклонилась над столиком и заговорщицки сказала:

– Осторожней, солдат, ты на вражеской территории.

– Верно,– вздохнул я.– И не водичку из крана пью.– Я повертел головой, озирая публику и дым. Вроде и по-английски говорят, но больно уж акцент непривычный.– Не проявлялся? – спросил я.

Эш тоже огляделась, отрицательно покачала головой:

– Нет.

– А ты точно знаешь, что он здесь пасется?

– Абсолютно.

– Может, опять в командировке, на Заливе к примеру?

Эш снова покачала головой:

– Я с его секретаршей разговаривала. У него тут кое-какие дела, провозится до конца следующей недели.

– Может, стоило ему встречу предложить? – Я вздохнул.—Талант лжеца пропадает… А так бы намекнул, что у меня есть фотка, как Саддам Хуссейн мучает ослика.

Мы помуссировали тему. Эш предлагала звякнуть ему: так, мол, и так, увидела тебя по телику, узнала, что ты в Лондоне, так и я сейчас в Лондоне, и как насчет пропустить где-нибудь по кружечке. Но я не пришел в восторг от идеи. В Берлине Пакстон-Марр не пожелал представиться, в остальном же дал волю языку. Звонок Эшли может ему напомнить об этом проколе, и он насторожится. Вот о чем говорила моя интуиция, к этому времени грозившая перерасти в паранойю. Предпочтительней устроить «случайную» встречу – так мне казалось, когда я звонил Эш из папиного кабинета в Лохгайре.

Но теперь я готов был допустить, что мог тогда и ошибаться.

– Как у твоего мага и чародея дела? – спросил я.

– У кого? – недоуменно взглянула на меня Эш.– А, ты про доктора Гонзо… Все еще возится с файлами. Ты ж ему не просто труху подсунул, а битую труху. И где твой отец это все хранил? В телевизоре? Впрочем, доктор Гонзо надежды не теряет.

– Доктор Гонзо [99]? – резковато переспросил я.

– Да не пялься ты на меня так, Прентис,– осерчала Эш.– Чувак тебе добро делает, из любви к искусству. И у него докторская степень.

Я улыбнулся:

– Извини.

– Ладно. Предположим, добрый доктор расшифрует твою труху. В каком формате тебе нужны файлы?

– Что значит – в каком формате?

– Вот черт… На твоем «Компаке» что за текстовый редактор?

– Э-э… «Уордстар»,– кивнул я с видом знатока.

– Версия? Номер?

– Э-э… чтобы это выяснить, придется к тебе его везти. Впрочем, можно сделать проще. Попроси, чтобы доктор Гонзо распечатал и прислал мне. Годится?

Она пожала плечами:

– Дело твое. А можно и через модем скинуть. Электронная почта работает в миллионы раз быстрее любой другой.

– Знаешь, не очень дружу с компьютерами, если нет джойстика и кнопки «пли». Меня вполне устроит авиапочта. И обычная бумага.

– Как скажешь.– Она встала и звякнула нашими кружками.– Повторить?

– Мне – крепенького.

– Сорт значение имеет?

– Да нет, без разницы.

Я принципиально чередовал пиво и виски. Уютней, когда один стакан всегда перед тобой.

Эш пошла к стойке бара. Я по-прежнему нервничал, ожидая встречи с Пакстоном-Марром. И твердил себе, что все не так уж и плохо складывается, мы, потрясенные папиной гибелью, приходим в себя (разве что за исключением дяди Хеймиша), и я, может быть, узнаю, что написал дядя Рори, и с деньгами нет проблем, и судимость я не схлопотал. Вновь я добропорядочный представитель молодого поколения, прилежно учусь в универе. Будни в основном провожу в Глазго, а на выходные езжу в Лохгайр, кроме тех случаев, когда мама, иногда вместе с Джеймсом, приезжает ко мне. После смерти папы я только один раз нажрался как свинья, и то по уважительной причине: Тэтчер подала в отставку.

В Глазго мне предстояло жить еще год, и адвокат Блок подыскал приличную квартирку. Раньше эта жилплощадь принадлежала некой миссис Иппот. В преклонном возрасте она скончалась, не оставив завещания, а при жизни обещала разделить свое немалое состояние между многочисленными родственниками, засыпав их противоречивыми письмами. Такие клиенты, как миссис Иппот, снятся адвокатам в сладких снах. Ветви ее большой семьи люто ненавидели друг друга, и смерть богатенькой дамы обрекла враждующие группировки на бесконечное сутяжничество.

вернуться

98

Ведь стук клавиатуры ничего не доказывает… Я же видел «Сияние».— Выпушенная Стэнли Кубриком в 1980 г. экранизация одноименного романа Стивена Кинга (1977). Писатель Джек Торранс (его играет Джек Николсон), страдающий от творческого кризиса, устраивается на зиму смотрителем закрытого отеля в горах Колорадо, где благополучно сходит с ума, исписывая за пишущей машинкой горы бумаги – как выясняется позже, одной-единственной бесконечно повторяющейся фразой: «All work and no play make Jack a dull boy» («От работы и без игр Джек тупеет»).

вернуться

99

Gonzo (амер. сл.) – безумный, чудаковатый.