Воронья дорога - Бэнкс Иэн М.. Страница 80

И пробежал глазами до последнего слова:

«Осторож…»

И это – все. Я поднял голову. Она шла кругом.

– Ага! – произнесла поглядевшая в бинокль Хелен. Опустилась на колени, поставила на камень кружку, грациозно встала.

– Видишь его? – полуобернулась Верити в объятиях Льюиса, чтобы глянуть вниз с парапета.

– Вроде.– Хелен отдала бинокль Льюису.

– Да, наверное, он,– сказал Льюис. Пришла очередь Верити смотреть в бинокль.

Я несколько раз судорожно сглотнул, затем уложил бумаги обратно в конверт. Встал и двинулся к своим спутникам, как в трансе. Верити покачала головой.

– Не, я ни черта не вижу.– И отдала мне бинокль.—Что-то ты, Прентис, бледный. Чувствуешь-то нормально себя?

– Отлично,– прохрипел, не смотря на нее, и взял бинокль.– Спасибо.

*

На сей раз я обнаружил искомую крапинку без посторонней помощи, и как только я это сделал, бинокль увеличил точку в силуэт легкого самолета, и летел он приблизительно в нашем направлении, чуть забирая на юго-запад, чтобы компенсировать действие ветра. Снижаясь к глену, он слегка покачался: встретил над Килмартином восходящий поток воздуха.

– Мамочка! – заорал Льюис– Это ж иракский «МИГ»! Пикирует, щас долбанет! Во-оздух! Ложись!

Я вернул Хелен бинокль. Не похоже, что ей весело. Глядя на меня, она хмурилась:

– Прентис, ты точно в порядке?

– В порядке,– ответил я.

– Одолжила бы папаше курточку,– сказал Льюис Хелен.

– Ему не впору,– ответила, держа бинокль у глаз, Хелен.

Я смотрел на пятнышко самолета: оно приближалось к нам в северном небе.

– Ты лежала в спальном мешке,– услышал я тихий голос Льюиса, адресованный Верити.

Он обнимал ее, стоя сзади и опустив подбородок на ее макушку. Должно быть, я не услышал, о чем они говорили секунду назад. У меня голова шла кругом – хорошо хоть зубцы высоки, не свалюсь в случае обморока.

– Я помню,– улыбнулась Верити.– Мы все курили, в карты резались и по очереди пялились на звезды,– Она наморщила лоб, вспоминая: – Там были Дайана, Хелен и… как того парня-то звали? – Она задрала голову и оглянулась на Льюиса,– То ли Уэйн, то ли…

– То ли Даррен.—Льюис принял у Хелен бинокль и, держа одной рукой, утвердил на голове Верити.– Смир-рно!

– Есть, сэр! – отозвалась она.

– Даррен Уотт,– сказал я.

Самолет уже приблизился, но, пролетев над грядой холмов, он скинул высоту, и уже не обрисовывался на фоне неба силуэт. Однако невооруженным глазом еще можно было увидеть. Даже блеснуло разок.

Верити кивнула. Льюис заворчал.

– Он, кажется, геем был? – спросила Верити.

– Угу,– ответил Льюис– И скульптором. И неплохим. Обида какая!

– И он умер,– вспомнила Верити.

– Гонял на мотоцикле, разбился,– уточнила Хелен, подбирая с парапетного камня кружку и допивая остывшее вино.

Самолет теперь летел над Галланахом. Я как будто даже слышал двигатель. Вспомнил, как однажды, много лет назад, стоял тут с мамой. Фергюс с папой стреляли по тарелочкам где-то справа от нас, на лугу. Помню, я слушал треск дробовиков и думал: такой же звук, как при падении плашмя доски на доску. Воспоминания, воспоминания…

Верити рассмеялась, снова заставив Льюиса заворчать.

– Ты сегодня вечером по радио будешь говорить,– сказала она.– Не забыл?

– Помню конечно.

– А почему я была в спальном мешке? – Морща лоб, Верити рассматривала приближающийся самолет.

– Ты лежала в чулане.– Хелен с улыбкой рассекла рукой прохладный воздух – ее кисть указала в сторону Галланаха.

Я снова посмотрел на самолет, мигавший бортовыми огнями.

– А-а, точно,– сказала Верити.– Была там какая-то конурка.

– И сейчас есть,– кивнула Хелен, а Льюис тоже махнул рукой, по-прежнему глядя в бинокль, но уже приподняв его над головой Верити.– Это, между прочим, настоящий потайной ход.

– Потайной ход? – оглянулась на Хелен Верити.

– Ага. Мы с Дайаной сняли стенку и весь чердак облазали.

– Что-нибудь интересное нашли? – спросил Льюис.

Самолет спускался по пологой дуге, сворачивая в нашу сторону. Он был уже в нескольких сотнях метров.

– Стропила, балки, больше ничего,– пожала плечами Хелен.– И лючок над папиной и маминой комнатой.– Она улыбнулась: – Когда подросли и сексом заинтересовались, все хотели как-нибудь ночью туда залезть – а вдруг подсмотреть удастся. Но побоялись. И к тому же папа люк всегда на запоре держал.– Хелен рассмеялась.– Правда, по вечерам мы себе представляли картинки всякие перед сном, хихикали.

Над нашими головами, качая крыльями, проревела маленькая белая «Сессна». Льюис, Верити и Хелен замахали руками. Я пригляделся: крошечный летчик в кабине махал в ответ. Самолет накренился, описал круг над холмом, где стоял замок, и вернулся; на сей раз он летел еще ниже, двигатель звучал громче, по лесу разбегалось эхо.

Я тоже помахал.

«Мать-перемать твою так, растак и разэтак!» – подумал я. Если честно, даже круче подумал.

Самолет снова качнул крыльями, потом выровнял курс над холмом Дунадд. Фергюс направил «Сессну» – рождественский подарок самому себе – обратно на север, к своему коннельскому особняку.

– Все, что ли? – спросила Верити.

– Угу,– ответила Хелен.

– А чего ты ждала? – спросил Льюис– Авиакатастрофы?

– Остряк! – Верити направилась к двери, ведущей на лестницу: – Пошли греться.

Воспоминания, воспоминания. «Амман Хилтон». «Осторож…» «Используй это!» Целую небо, идиот.

– Прентис? – спросил Льюис из узкого дверного проема, и я оглянулся.– Прентис? – повторил он.– Очнись.

Я спохватился, что уже долго стою и гляжу вслед самолету.

– А, да.– И на непослушных ногах спустился вслед за остальными с продуваемого ветрами парапета в теплые недра огромного каменного здания.

– Значит, телики вовсе и не барахлили,– проговорил я, все еще ломая голову над дядиной загадкой.

– Точно,– подтвердил Рори.– Одна видимость – и то лишь для меня.– Он выдернул длинную травинку, росшую у подножия стоячего камня, и воткнул в зубы ее желтоватый стебелек.

Я последовал примеру.

– Значит, это не по-настоящему? Только у вас в голове?

– Ну…– нахмурился Рори, чуть отворачиваясь от меня и опираясь на серый камень.

Он сложил руки на груди и устремил взор на крутобокий холм – Дунадд. Я стоял рядом с дядей, смотрел на него. Глаза у него казались постаревшими.

– То, что у тебя в голове происходит, может быть настоящим,– не глядя на меня, произнес он.– А если и не настоящее, все же иногда…– Дядя наконец посмотрел на меня, и его лицо было озабоченным.– Однажды кое-кто мне кое-что рассказал,– произнес он.– И при этом ему было по-настоящему больно. Он кое-что увидел и почувствовал себя преданным. Очень близкий человек причинил ему боль, и мне было жалко, по-настоящему жалко, и вряд ли его рана с тех пор успела зажить… Но иногда я думаю, что он спал перед тем, как это случилось, и после тоже уснул. Так, может, ему все только приснилось?

– А почему вы об этом ему не скажете? Рори долго смотрел на меня, взгляд пронизывал, и мне было неловко. Рори выплюнул травинку:

– Может, и надо бы.– Он кивнул, глядя вдаль, за поля.– Может быть. Не знаю.– И пожал плечами.

И вот я у того же камня, на который опирался дядя Рори десять лет назад. Я вышел из замка и приехал сюда, к сложенному из камней кругу, вскоре после того, как мы спустились с парапета. Времени оставалась уйма: успею поужинать в Лохгайре, перед тем как поеду в Глазго встречать Эш.

Я прислонился к валуну – в точности как прислонялся Рори, когда говорил о преданном человеке, о человеке, который увидел или решил, что увидел нечто такое, от чего ему стало больно. При этом я глядел вперед, за стены, поля и купы деревьев. И дрожал, хотя было не слишком холодно.

– Понял? – тихо задал я вопрос сам себе. Возможно, Рори в тот день смотрел на Дунадд – так я считал до сих пор. Но за Дунаддом, чуть правее, я разглядел другой холм, на котором стоял замок Гайнем – угрюмая серость его стен маячила сквозь оголенные ветви деревьев.