Сад костей - Герритсен Тесс. Страница 29

— Она сделала несколько очень необычных заявлений. О некоем существе в плаще.

— Мисс Коннелли назвала его «фигурой», сэр. И никогда не говорила, что это сверхъестественное существо. Это «Дейли эдвертайзер» назвал его Вестэндским Потрошителем. Мисс Коннелли, конечно же, испугалась, но истеричной не была.

— И вы не подскажете господину Пратту, где она может находиться?

— С чего он решил, будто я это знаю?

— Он полагает, что, возможно, вы лучше знакомы с ее… собратьями.

— Понимаю. — Норрис почувствовал, как напряглись мышцы его лица. «Значит, они считают, что парнишка с фермы даже в костюме остается парнишкой с фермы», — с горечью подумал он и спросил:

— А можно узнать, с чего это вдруг ему так спешно понадобилось ее отыскать?

— Она свидетельница, и ей всего лишь семнадцать лет. Необходимо позаботиться о ее безопасности. И о безопасности ребенка ее сестры.

— Вряд ли можно представить себе, что господин

Пратт заботится о чьем-то благополучии. Может, он хочет отыскать девушку по какой-то другой причине?

Гренвилл немного помолчал. А через мгновение сообщил:

— Есть некое дело, о котором господин Пратт не хотел бы сообщать репортерам.

— Какое дело?

— Оно касается одного ювелирного украшения. Медальона, который некоторое время находился у мисс

Коннелли, а потом оказался в ломбарде.

— И чего же особенного в этом медальоне?

— Он не принадлежал этой девушке. По закону медальон должен был перейти к мужу ее сестры.

— Вы хотите сказать, что мисс Коннелли — воровка?

— Не я хочу это сказать, а господин Пратт.

Норрис снова вспомнил Розу и то, как беззаветно она была предана сестре.

— Я не могу представить ее в роли преступницы.

— Какой она вам показалась?

— Умной. И решительной. Но только не воровкой. Гренвилл кивнул.

— Я передам ваши суждения господину Пратту.

Посчитав, что разговор окончен, Норрис собрался было подняться с места, но Гренвилл остановил его:

— Минутку, господин Маршалл. Или у вас есть какието другие дела?

— Нет, сэр.

Норрис снова опустился на стул. Под взглядом молчавшего профессора юноша чувствовал себя неуютно.

— Довольны ли вы покуда ходом вашего обучения? — поинтересовался Гренвилл.

— Да, сэр. Вполне.

— А доктором Краучем?

— Он великолепный наставник. И я счастлив, что он взял меня к себе. Благодаря ему я многое узнал об акушерстве.

— Хотя, как я понимаю, у вас есть собственные суждения на эту тему.

Норрис почувствовал себя неловко. Неужели доктор Крауч нажаловался на него? Неужели ему придется за это ответить?

— Я не хотел подвергать сомнению его методы, — возразил юноша. — Я только хотел поделиться…

— А разве не стоит сомневаться в методах, которые не действуют?

— Я не должен был противоречить ему. Конечно же, я не обладаю опытом доктора Крауча.

— Нет. Вы обладаете опытом фермера. Норрис вспыхнул, и профессор добавил:

— Вы считаете, я только что оскорбил вас.

— Не смею знать ваших намерений.

— Я не собирался вас оскорблять. Я знавал умников среди фермерских мальчишек. И достаточно идиотов среди джентльменов. Своим замечанием насчет фермера я хотел сказать, что у вас есть практический опыт. Вы наблюдали за процессом созревания плода и его рождения.

— Но, по вполне очевидному замечанию доктора Крауча, корову нельзя сравнивать с человеком.

— Конечно же, нет. Коровы куда дружелюбнее. Ваш отец наверняка согласился бы со мной, иначе почему он все время прячется на ферме?

Норрис был потрясен.

— Вы знакомы с моим отцом? — спросил он после короткой паузы.

— Нет, но кое-что о нем знаю. Он наверняка гордится тем, что вы избрали такой сложный курс обучения.

— Нет, сэр. Ему не нравится мой выбор.

— Неужели такое возможно?

— Отец собирался вырастить фермера. И считал, что книги — пустая трата времени. Я бы наверняка никогда не попал сюда, в медицинский колледж, если бы не щедрость доктора Хэллоуэлла.

— Доктора Хэллоуэлла из Белмонта? Того джентльмена, что написал вам рекомендательное письмо?

— Да, сэр. Я и вправду не знаю человека добрее. Он и его супруга всегда с радостью принимали меня в своем доме. Он сам обучал меня физике и давал книги из личной библиотеки. Похоже, каждый месяц в ней появляются новые тома, и он разрешал мне брать любые. Романы. Книги по греческой и римской истории. Произведения

Драйдена, Поупа и Спенсера [3]. У него невероятное собрание.

Гренвилл улыбнулся:

— И вам оно очень пригодилось.

— Книги были моим спасением, — признался Норрис, внезапно смутившись оттого, что использовал такое сильное слово.

Но слово было точным — книги спасали его от безрадостных вечеров, проведенных на ферме, когда они с отцом почти не разговаривали. Если им и приходилось перемолвиться словечком, то лишь о сене, которое еще не просохло, или о том, что корове пришла пора телиться. Они никогда не обсуждали то, что мучило обоих.

И никогда не станут это обсуждать.

— Жаль, что отец не ободряет вас, — проговорил Гренвилл. — Но даже без особых преимуществ вы уже многого добились.

— Я нашел себе… занятие… здесь, в городе. — Пусть даже работа с Джеком Берком вызывала у Норриса отвращение. — Мне хватает на оплату учения.

— Ваш отец не оказывает содействия?

— Ему почти нечего посылать мне.

— Надеюсь, с Софией он был щедрее. Она заслуживает большего.

Норрис был поражен, услышав это имя.

— Вы знаете мою мать?

— При жизни моей супруги Абигейл София была ее лучшей подругой. Но это было много лет назад, еще до вашего рождения. — Гренвилл немного помолчал. — Когда София вдруг вышла замуж, мы оба были удивлены.

Но самым удивительным, подумал Норрис, наверняка был тот факт, что в мужья она выбрала малообразованного фермера. Хоть Айзек Маршалл и был красивым мужчиной, его никогда не интересовали музыка и книги, которые так высоко ценила София, его не интересовало ничего, кроме зерна и домашнего скота.

Немного поколебавшись, Норрис спросил:

— А вы знаете, что моя мать больше не живет в Белмонте?

— Я слышал, что она в Париже. Она до сих пор там?

— Насколько мне известно.

— Однако наверняка вы не знаете?

— Она так и не написала. Думаю, ей было непросто жить на ферме. И она… — Норрис осекся, воспоминание о том, как уезжала матушка, внезапно сжало ему грудь, словно чья-то рука.

Днем ее отъезда была суббота, и Норрис почти не помнил его, потому что был очень нездоров. Он был слаб и по прошествии нескольких недель, когда, еще нетвердо держась на ногах, Норрис вошел на кухню и увидел своего отца, Айзека, тот стоял у окна, глядя в летний туман. Отец обернулся к Норрису, его лицо носило такое сдержанное выражение, словно они были чужими друг другу. «Я только что прочитал письмо от твоей матери. Она не вернется», — вот и все, что сказал Айзек, затем он вышел из дома и отправился в хлев доить коров. Зачем нужен муж, который страстно увлечен тяжелой работой и испытывает восторг при виде хорошо вспаханного поля?

Мать сбежала именно от Айзека, именно он стал причиной ее отъезда.

Время шло, писем больше не было, и Норрису пришлось признать ту страшную правду, с которой одиннадцатилетний ребенок сталкиваться не должен: его матушка сбежала и от него тоже, оставив Норриса на попечение отца, который любил коров больше, чем собственную плоть и кровь.

Норрис втянул воздух в легкие и, выдыхая, представил себе, что вместе с воздухом уходит и его боль. Но боль не утихала — он по-прежнему жаждал хотя бы одним глазком взглянуть на женщину, которая подарила ему жизнь.

А потом разбила ему сердце. Норрису вдруг до того захотелось покончить с разговором, что он сказал довольно резко:

— Я должен вернуться в анатомическую залу, сэр. Это все, о чем вы хотели поговорить со мной?

— Есть еще кое-что. Насчет моего племянника.