Выбор оружия - Левицкий Андрей Юрьевич. Страница 28

— Я… — он помолчал. — Глупо, блин!

— Что?

— Глупо себя чувствую, как дурак. Идиот! Завалили камнями…

— Не сломало ничего?

— Не. — Он заворочался и принялся выбираться. — Я в него попал несколько раз, и он их не сильно швырял, так, подбрасывал только… Это что там шумит вверху?

Сунув пистолет за ремень, я задрал голову. Валуны, между которыми мы с Пригоршней соскользнули в расселину, нависали, загораживая то, что находилось выше.

Но все же не настолько, чтобы под ними можно было толком спрятаться.

Я перевел взгляд на вытянутую руку мертвого бюрера. Грохот нарастал…

— Э-э, партнер, — начал я.

Грохот, как бы это сказать, продолжал нарастать. Не прекращал. Нарастал все сильнее. Усиливался. Наращивал свое усиление.

Склон задрожал.

— Он свой предсмертный импульс вверх бросил! — рявкнул я, лихорадочно оглядываясь. Камни со всех сторон…

— Так что оно на нас сверху сейчас как… — пробормотал Никита, выбираясь из завала.

Глыбы дрожали, грохот катился к нам, приближаясь. Не сговариваясь, мы одновременно попятились, и тут над краем валунов взметнулись клубы пыли, мелкого каменного крошева.

— Берегись! — заорал Пригоршня и прыгнул назад.

Я метнулся за ним и с воплем рухнул вниз: за краем расселины склон был отвесным.

Хорошо, я не на Никиту упал, рядом, а то бы сломал ему спину. Под нами оказалась вода, край озера, вплотную подходящего к склону. Неглубокое, ниже пояса. Когда я с воплем свалился в него, напарник как раз встал на четвереньки, над поверхностью показалась широкая спина. Подняв фонтан брызг, я ушел под воду, ткнулся грудью и лицом в земляное дно, оттолкнулся от него, захлебываясь, вскочил. Пригоршня к тому времени уже выпрямился; как только я показался на глаза, он, ухватив меня за шиворот, рванулся прочь от склона. Ноги заплелись, я упал, и напарник проволок меня по поверхности несколько метров, как легкую лодочку. Потом сзади что-то словно взорвалось, озеро всколыхнулась, и высокая волна накрыла нас. Пальцы Никиты сорвались с воротника, меня бросило вперед, протащило животом по дну, вновь вынесло на поверхность.

Когда волнение успокоилось, я кое-как встал и огляделся. Последние камни еще падали: на краю озера образовался завал, булыги рушились на его вершину, скатывались в воду или застревали на склоне. Еще чуть-чуть — и быть бы мне под грудой каменюк и захлебнувшимся, и раздавленным.

Напарник длинно выругался, плюясь водой, скосил глаза на раненое плечо. Бинт размок и потемнел, но кровь не шла.

— И по нему попал, урод гадский, — жалостливо протянул Никита. — Только болеть перестало… А у тебя на шее кровь, Андрюха.

— Царапина, — ответил я. — Но глубокая. Эту воду ты сверху заметил?

— Ну да.

Озеро тянулось метров на триста, ровная гладь зеленовато-синей воды, окруженная с трех сторон пологими земляными берегами, а с четвертой — отвесным каменным склоном. Теперь, когда мы попали внутрь желто-белой кремовой дымки, она уже не так застилала взгляд; и в светлом мареве проступили очертания холмов, поле между ними, деревья, едва различимые на таком расстоянии…

— Слушай, а ведь поле засеяно вроде? — спросил Пригоршня.

— Не вижу. Ты в бинокль погляди. Он виновато ответил:

— Да я потерял его там. Он же в руках был, когда я в ту расселину соскочил, вот и выпустил с перепугу… Теперь не найти, завалило.

— А, ну и черт с ним, — сказал я. — Все равно покопанный совсем…

— Обветшалый.

— Обветшалый, да.

Я открыл сумку, захваченную из кривого дома. Так и есть: бинты размокли и таблетки тоже. В сумке хлюпала вода. Выудив бутылочку с перекисью водорода, вытер бинтом шею, наклонив голову, полил — под ухом зашипело, запузырилось…

Пригоршня тем временем тяжело зашагал вперед, оставляя две расходящиеся волны и напоминая речной буксир. Спрятав перекись, я пошел за ним, проверяя оружие. Все намокло, будто искупался… Собственно, не «будто», а так и есть.

— Птиц вижу, — сказал напарник, не оборачиваясь. — Вон над холмом кружат.

— А людей?

— Пока нет…

Наконец добрались до берега, где разделись и выжали одежду. Пригоршня разложил оружие на поросшей куцей травкой земле и любовно обтер своими штанами, что-то ласково приговаривая, поглаживая, словно тело любовницы, то приклад, то цевье.

— Гранатам конец? — спросил я.

— Да нет, почему… Надо только чтоб просохли нормально. А вот…

Я поднял руку, и он смолк. Потом спросил шепотом:

— Чего ты?

— Только что выстрелы были, — сказал я, все еще вслушиваясь.

Мы надолго замолчали.

— Тихо, — сказал Пригоршня.

-. Теперь — да, а до того вроде так очень приглушенно… Во, опять! Он кивнул.

— Ага, теперь и я… Со стороны тех холмов. Но чё-то совсем уж тихо. Не разобрать, выстрелы сильно далеко или где-то поближе ящики с грузовика сгружают.

— Или гром.

— Может, и гром.

— Или обвал в горах на той стороне долины.

Мы начали одеваться. Прыгая на одной ноге и пытаясь попасть в штанину, напарник сказал:

— Вот мне тоже чудится, что долина это, а вокруг — такие же склоны, как тот, по которому мы вниз… Чудится, но не уверен я. Потому что не видно пока, что там, туман этот…

— Надо просто подальше отойти, мы ж сейчас, считай, на самом краю. Из центра наверняка видно станет, что вокруг. Гранаты не забудь, вояка.

Когда мы достигли гряды холмов, склоны проступили в дымке со всех сторон. Видно их было смутно, но все же стало понятно: вокруг высокие каменные стены. Холмы отделяли одну половину долины от другой, и та, по которой мы до сих пор шли, располагалась несколько выше, так что теперь нам открылась обширная область, состоящая из полей, рощ и озер между ними. Дальняя часть скрадывалась все той же дымкой, в ней очень смутно проступали очертания приземистых зданий.

— Гляди, вроде два поселка там. — Напарник ткнул пальцем. — Вон… это вроде обычные дома. Ну, сельские такие, да, видишь? А вон там, — он показал намного правее, — что-то большое… Кажись, тоже здания, но необычные какие-то. Эх, бинокля нет! А идти-то далеко…

— Ну так пошли, — сказал я.

Вскоре вместо засеянного поля мы увидели дикий луг, зато ниже, между двумя озерами, действительно была пшеничная нива.

— Сарай на краю стоит, — сказал Пригоршня.

— Вижу. Давай к нему, может, внутри что интересное…

— Чё там «внутри», я и снаружи интересное вижу. Телега вон рядом.

Я пригляделся.

— Ага. Почти за сараем, поэтому плохо видно…

— А вон лошадь! — Напарник вдруг сорвался с места и побежал. На ходу оглянулся, крикнул: — Поймаю сейчас, пока не ускакала! Ты к телеге иди, Химик!

Возле телеги на земле лежал труп, при виде которого меня слегка замутило: у него был выеден живот. Над телом кружили крупные зеленые мухи и жужжали так напористо, будто уговаривали друг друга не робеть и доесть его до конца. На середине телеги была расстелена промасленная тряпка, посреди которой лежал одинокий патрон. Я поставил ногу на колесо, приподнялся, глядя вдаль: Пригоршня поймал лошадь и тянул ее за собой, их головы виднелись над морем колышущихся на ветру колосьев.

Сжимая пистолет в опущенной руке, я направился к сараю, заметив приоткрытые ворота в торце здания. Шагнул внутрь, остановился, привыкая к тусклому освещению. Тихо, пахнет соломой и черноземом. Сквозь щели в крыше падают полосы света, озаряя загородку в углу, небольшой стог сена, яму в земляном полу. Приблизившись к ней, я присел на корточки, взял пригоршню земли и пропустил между пальцами. Свежая яма, недавно выкопали. Ну и о чем нам это говорит? Телега, труп, яма в сарае, тряпица с патроном в телеге… Я наморщил лоб, пытаясь сложить два и два. Кажется, к промасленной тряпке на телеге тоже прилипла земля… Выйдя из сарая, поглядел — так и есть. Значит… Но почему тогда живот, при чем тут этот живот… А!