Одинокий орел по имени Бернардо - Гордон Люси. Страница 4

— А зачем говорить то, что нужно? — Она состроила рожицу. — Интереснее, когда люди говорят то, что думают.

— Но порой это огорчает собеседника, — печально признался он.

— Могу представить.

Обед подошел к концу. Гости встали из-за стола и разбились на группы. Бернардо отвел ее в сторону, забыв о своем долге по отношению к другим гостям. Но в этом смысле он был не единственный. Ренато дважды выходил из-за стола, чтобы поговорить по телефону. И сейчас он только что вернулся. Бернардо заметил, что Энджи смотрит на брата.

— Ренато в семье работник, а Лоренцо чаровник, — сказал он.

— А вы кто?

— Не знаю, — просто ответил он.

Он взял с подноса официанта два бокала и один вручил ей. Потом повел ее к маленькой боковой двери. Энджи охотно пошла с ним.

В доме стояла тишина.

— Куда вы меня ведете? — спросила Энджи.

— Никуда. — Он удивленно взглянул на нее. — Я только хотел быть наедине с вами. Это правильно?

— Да, правильно. — Она улыбнулась. Его неуклюжая прямота ей нравилась больше, чем полированное очарование мужчин, которых она знала.

Он стал показывать ей дом. Большие окна, из которых открывался потрясающий вид. Длинные коридоры, украшенные гобеленами, красиво убранные комнаты.

— Это картинная галерея. — В длинной комнате на стенах висели портреты. — Это Винсенте, мой отец. — Он показал на ближайший к двери портрет. — За ним — его отец, потом брат и так далее.

Слишком много лиц, чтобы охватить их сразу. Но внимание Энджи привлекла маленькая картина, почти затерявшаяся среди других. Мужчина в одежде XVIII века, с резкими чертами лица и недоверчивым взглядом. Он с подозрением смотрел на мир.

— Лодовико Мартелли, — сказал Бернардо. — Поколений десять назад.

— Но это же вы, — удивилась она.

— Есть небольшое сходство.

— Ничего себе «небольшое». Это вы в жизни. Вы истинный Мартелли.

— В некотором смысле, — после паузы согласился он.

Энджи не стала развивать эту тему, вовремя вспомнив, что о его положении в семействе узнала не от него.

Они прогуливались по террасе. Наступила ночь. В бархатной темноте огни светились только в доме за их спиной.

Сейчас он наклонится и поцелует ее, подумала Энджи, мечтая об этом. Их отделяло несколько сантиметров, и она чувствовала, как он дрожит.

И тут он совершенно потряс ее. Медленно взял ее руку двумя руками, поднял и приложил к своей щеке.

— Наверно… — начал он.

— Да?

— Наверно… нам надо вернуться к гостям. Я очень плохой хозяин.

С другим мужчиной она знала бы, что ответить. Но шутливый флирт сейчас был неуместен. С Бернардо слова значили что-то другое.

— Вероятно, вы правы, — согласилась она. — Нам надо вернуться.

Глава вторая

Бернардо всегда снился один и тот же сон. Маленький мальчик ждет возвращения матери. В доме никого нет. Бернардо стоит в стороне и наблюдает за ним. Он знает все, что в наступившей темноте думает и чувствует мальчик. Потом стук в дверь, и мир меняется навсегда. Мать никогда не вернется. Она лежит мертвая на дне ущелья в горах. Вместе с отцом она, точно в ловушке, зажата в искореженной машине.

Словно картинки слайдов, сцена меняется. Снова мальчик. Он стоит над телом матери и борется со слезами. Он мысленно произносит отчаянные, мрачные обещания защитить память о ней. Вечно почитать ее. Соседи называли ее проституткой. И тот факт, что ее любовник — большой человек, ничего не менял. Хотя внешне все выглядело прилично. Соседи считались с ней, опасаясь Винсенте Мартелли. Но она все равно оставалась для них проституткой.

Он это знал и поклялся стереть обидный след. Стать сильным человеком, как его отец, и заставить людей уважать ее память.

Но он почти сразу нарушил свою клятву.

Другая сцена. Он прячется в темноте материнского дома. А в доме идет спор, что с ним делать. Ведь ему только двенадцать. Он еще мал, чтобы жить один. Да и дом теперь принадлежит семье покойного отца. Идут разговоры о детском приюте. Он — незаконнорожденный. Без имени, без прав.

Опять стук в дверь. И снова меняется мир. За дверями стоит красивая, хрупкая женщина лет сорока. Синьора Баптиста Мартелли, обманутая жена его отца. Она бы должна ненавидеть его. Но она только печально улыбается и говорит, что приехала, чтобы забрать его домой.

К своему вечному стыду, он плачет. Хотя считает себя взрослым и не должен плакать. Рыдания подавили его. Стало невозможным объяснить, что это его дом и он не хочет другого. Он плакал много дней и не мог остановиться. А тем временем все, что он любил и ценил, у него отняли. Богатые Мартелли проглотили его, беспомощного узника.

В этот момент сна Бернардо всегда просыпался. Он находил свою подушку мокрой, его трясло. Он лежал в своей комнате в Резиденции, где его постоянно мучили кошмары. Только здесь, и нигде больше. Прошло целых двадцать лет. А он снова превратился в мрачного, беспомощного ребенка. Куда подевался жесткий, уверенный в себе мужчина, которого знал мир?

Он натянул джинсы и с голой грудью вышел на балкон. Холодный ночной воздух окончательно пробудил его. Чувство печали постепенно исчезало, и, наконец, он полностью справился с ним.

Завтра он покинет Резиденцию и вернется в свой дом, в горы, к людям, знавшим его мать. Он тоже принадлежит к ним. А сюда он вернется ко дню свадьбы.

Внизу виднелась широкая терраса. Перед глазами мелькнула белая занавеска. Он знал, что ее выдуло ветром из комнаты, где спят невеста и ее компаньонка. Лучше бы ему не думать о ней. Перед ним возникла Энджи, дразнившая его. Она принесла тепло в его жесткую, безотрадную жизнь.

Видение было такое явственное, что когда он услышал смех, то сначала не понял, что она и вправду там. Потом совершенно реальный человеческий голос прошептал:

— Тсс!

Он посмотрел вниз и увидел, что она сидит на каменном выступе террасы и проказливо смотрит прямо на него.

Братья, несомненно, оценили бы это нечаянное свидание. Ренато — цинично. Лоренцо — с веселым смакованием. Бернардо же испытал потрясение: его рассматривали, когда он того не сознавал. И его ужасно смущала собственная голая грудь. Но потом свет луны упал на ее стройные ноги. И волосы распушились так, будто она только что встала с постели. И он подумал — и почти не сомневался, — что под коротким халатиком на ней ничего нет.

Строгое чувство приличия требовало подавить грешную мысль. Ведь она была гостем дома. Но как игнорировать озорной взгляд, с каким она смотрела на него? Или ответ собственного тела на мысль о ее наготе?

— Все неправильно, знаете?

— Что неправильно? — подозрительно спросил он, не понимая.

— Полагается, чтобы Джульетта стояла на балконе, а Ромео смотрел на нее снизу.

Ее голос, словно пение соловья, нежно раздавался в ночном воздухе, а он только и мог, что тупо уставиться на нее.

— Вы не хотите что-нибудь сказать? — Она наклонила голову набок: маленькая, хорошенькая птичка в ожидании.

— Да… Я хотел спросить, вы встали, чтобы наблюдать рассвет? Он уже скоро начнется.

— Это, наверно, чудесно.

— Да. Но еще чудеснее в моем доме. Потому что мой дом выше. — Бернардо набрал в легкие побольше воздуха, чтобы заставить себя сказать: — Я рад, что увидел вас. Я очень рано утром уеду, вернусь домой.

— О.

Вот и все, что она произнесла. Но разочарование, прозвучавшее в ее голосе, вынести было невозможно. И следующие слова вырвались на волю вопреки его твердому решению не произносить их:

— Наверно, вы желали бы поехать со мной?

— Я была бы в восторге.

— Мы выедем очень рано.

— Ни за что! — чуть ли не завизжала она, стараясь помнить о спавших в доме и в то же время выразить свое возмущение. — Я встаю рано, когда хожу на работу. А сейчас я в отпуске.

— Я подожду вас, — очарованный, он усмехнулся. — А сейчас идите обратно в постель. А то проспите.

Она засмеялась и исчезла. Бернардо долго стоял и смотрел на место, где она сидела. Он сознавал, что сделал что-то ужасно опасное для своего покоя. Он повел бы себя мудро, если бы написал ей записку с извинениями, передал ее со слугой и немедленно уехал.