Записки районного хирурга - Правдин Дмитрий. Страница 72

— Шеф, ты не кипятись, но тут особый случай. Мы пробовали, не получается.

— Что значит не получается? Где ребенок? Сейчас будет вам мастер-класс, бездельники.

Пациент оказался довольно упитанным парнем, у которого уже начал пробиваться пушок над верхней губой.

— Проходи в перевязочную и показывай!

Мальчик продемонстрировал «страшную» рану на коленном суставе, длиной не более двух сантиметров, ушитую тремя стежками.

— Вы что, издеваетесь? — возмутился я. — Не можете снять три шва? Наркоз вам подавай!

— Шеф, не можем! — заключил Минусинский. — Всяко пробовали, не дает!

— Учитесь! — поучительно сказал я. — Мальчик, как тебя звать?

— Вова Бякин.

— Вот что, Вова, я сейчас возьму в руки вот эти ножницы и этот пинцет и аккуратненько срежу вот эти ниточки, больно не будет. Договорились, Вова?

— Да, договорились, только я боюсь.

— Все, сиди тихо и не дергайся, — проговорил я и склонился над ногой мальчика.

— А-а-а! — неожиданно заорал Вова и довольно чувствительно лягнул меня в живот.

— Так, а ну, кто тут есть, быстро навалились на этого Вову, и держим! — разозлившись, скомандовал я.

Все, кто был в тот момент в комнате — Минусинский, медсестра, санитарка, мама и папа мальчика, — пришли мне на помощь. Вова орал и выгибался так, как будто его хотели посадить на кол, а не снять каких-то злосчастных три нитки. Промучившись так минут пять, я дал отбой.

— Вова, ты что же так орешь и вырываешься? — устало обратился я к мальчугану. — Это же совсем не больно!

— Я боюсь! — отрезал Вова.

— Мама, а как вы швы ему умудрились наложить? Тоже под наркозом?

— Да, конечно! Он еще уколоть себя не дал, пришлось маску ему давать!

— Ну что, шеф, даешь добро на применение наркоза? — поинтересовался Вольдемарыч. — А то Иван меня не послушает.

— Даем, а куда деваться! Похоже, ваш мальчик станет единственным подростком, которому сняли швы с кожи под наркозом. Мы детям в два года без наркоза снимаем, и то они так себя не ведут. Вы что с ребенком сделали? Кого вы из него воспитали?

Швы мы, конечно, сняли, но ответа на свой вопрос я так и не получил.

Глава 23

О неприятном

От любви до ненависти — один шаг. Не все в работе хирурга протекает так гладко, как хотелось бы. Иногда бывают и конфликты с родственниками пациентов. Если близкие пациентов оказываются адекватными людьми, то обычно нам удается установить с ними контакт и минимизировать, а то и вовсе перекрыть поток исходящего от них негатива.

В идеале должен действовать принцип «не доверяешь этому врачу — лечись у другого», но теория зачастую расходится с практикой. Бывает, что пациенту больше не к кому обратиться. Бывает, что неприязнь возникает уже в процессе лечения. Все можно объяснить; но от того, что мы знаем причины разногласий, не легче ни нам, ни пациенту с его родственниками.

А врач не может отказаться от неприятного ему больного. У нас всегда прав покупатель, пешеход, пассажир и пациент. Вот он тебя материть будет, в лицо плевать, а прав он! А ты зубы сомкни, засунь свою гордость в задницу и помогай больному!

Меня вызвали в субботу рано утром, с кровати подняли, еще шести не было. У какого-то мужика, настолько вонючего, что при осмотре меня чуть не стошнило, палец гнил около месяца. Причем мужик оказался не местным: ехал мимо нас в город, решил проконсультироваться и зашел на «скорую», а мы же не можем больному в помощи отказать, он у нас всегда прав!

— Оперировать надо. Палец сгнил — пандактилит, — заключил я.

— Ну, так оперируй, только под наркозом! — скомандовал вонючка. — Только учти, под местной не дам!

— Так, а тебя никто и не собираться здесь оперировать, сейчас повязку наложу, и езжай дальше.

— Как так! — кричит мужик, распространяя волны такой удушающей вони, что у меня аж слезы выступили. — Ты обязан мне помочь!

— Так я и не отказываюсь. Перебинтую тебя, и поедешь в свою больницу по месту жительства. Месяц терпел, еще денек потерпишь, — объясняю.

— Ну, погоди, я сейчас! Не хочешь по-хорошему, поговорим по-другому! — предупредил страдалец и куда-то выскочил.

Вернулся он минут через пять, да не один, а в компании сурового дядьки с шеей и носом борца и пергидролевой блондинки неопределенного возраста.

— В чем дело? — с ходу начала блондинка. — Почему вы не хотите оказать помощь моему брату?

— Почему же не хочу? Хочу и помогу, — как можно мягче произнес я.

— Ты, лошара, а что ты нас в заблуждение вводишь? — обратилась она к брату. — Он тебя прооперирует.

— Нет, Вика, он сказал, что только повязку наложит, а операцию делать не будет! — завопил «лошара».

— Да? А почему? — повернула ко мне разрисованное лицо Вика.

— А потому, что жизни вашего брата ничто не угрожает. Первую помощь я окажу, а дальше лечитесь по месту жительства.

— Я не понял, лепила, ты че тут из себя строишь? Король местный? — неожиданно открыл рот человек с бычьей шеей, и я поморщился: у него изо рта тоже пованивало.

— А можно без амикошонства? — спокойно спросил я.

— Чего ты сказал? Я не понял!

— Без панибратства, — пояснил я.

— Сколько вы хотите за операцию? — спросила женщина.

— Я не буду оперировать вашего брата ни за деньги, ни за спасибо.

— А так? — спросил Сломанный Нос и, отодвинув полу пиджака, продемонстрировал пистолет «ТТ», тяжелым грузом висевший в наплечной кобуре под правой подмышкой.

— А так я милицию вызову.

— Ты че, не понял, штоле? — злобно просипел Обладатель Пистолета.

— Это ты, по-моему, ничего не понял! — взорвался я. — Ты что, боевиков обсмотрелся? Решил, что покажешь мне пистолет, и я тут же описаюсь от страха и побегу оперировать вашего вонючку? А помнишь, в боевиках еще говорят: «Это мой город!» Ты до переезда не успеешь доехать, как тебя схватят, уткнут мордой в асфальт, а твой «ТТ» тебе в одно место засунут! Ну что, попробуем, ковбой?

— Ты сегодня здесь последний день работаешь, усек, лепила? — прошипел «ковбой».

— Отлично, ты пятьсот первый.

— То есть?

— Пятьсот первый, кто мне это обещает за те шесть лет, что я тут работаю. Пятисотый, юбилейный, вчера был. Ты опоздал.

— Ладно, прекратите этот цирк! — вмешалась блондинка. — Вы намерены оперировать моего брата?

— Мадам, если б он хотя бы помылся, прежде чем врача посетить, я бы еще и подумал, а так, извините, только повязка, но с хорошим лекарством.

— Так все, собрались и в машину, оба! — рявкнула на своих спутников женщина. — Мы уезжаем, а у вас, надеюсь, хватит ума промолчать, что он вам пистолетом угрожал?

Я только усмехнулся.

Невозможно разработать алгоритм поведения для всех неприятных ситуаций. Приходится соображать по ходу дела.

Операция по поводу острого аппендицита у двенадцатилетней Алены прошла без особенностей. Но когда девочку перенесли в палату, я остолбенел: все небольшое помещение было заполнено людьми.

— А вы все кто? — только и спросил я.

— Мы все родственники Алены Воробьевой, которую вы только прооперировали, — пояснила молодая женщина в домашнем халате. — Как прошла операция? Я мама девочки.

— Да, все хорошо, скоро отойдет от наркоза и проснется. Но отчего вас так много? И почему вы в халате?

— Потому что я остаюсь с девочкой, а это бабушка с дедушкой, тети, дяди, еще папа подойдет.

— Послушайте, а кто вас сюда всех пустил? Это же хирургия!

— Я бабушка Алены, — представилась дама в возрасте. — Мы все пришли навестить ребенка после операции, а я и мама хотим остаться!

— Зачем?

— Как — зачем? Чтобы ухаживать!

— Она не нуждается в таком тщательном уходе. Завтра уже мы начнем ее поднимать и поить, послезавтра — кормить. Зачем тут всем толкаться? Вы же видите, здесь маленькая четырехместная палата, все места заняты, помещение плохо проветривается. Дышать и так нечем, а вы у больных последний кислород будете отбирать.