Слушая тишину - Мэй Сандра. Страница 23
Руки у Сэнди дрожали так, что она была вынуждена положить альбом на пол.
Ее отец! Он был жив еще в течение двух лет — и ни разу не объявился? Невозможно.
Она всегда это знала, она никогда по большому счету не верила в его виновность.
Но почему дядя Дик ничего ей не сказал? Он хранит эту вырезку, он наверняка наводил справки и о ходе расследования, для дяди Дика в этом нет никакой сложности, ведь центр на Змеином острове связан со спецслужбами!
Что происходит?!
В этот момент позади нее распахнулась дверь — о да, теперь она могла слышать! — и негромкий насмешливый голос профессора Алекса Стэтема произнес:
— Как приятно видеть тягу молодежи к знаниям! Добрый день, милейшая и симпатичнейшая Сэнди. Почему вы так заплаканы? Рыдали над Джейн Остин? Или сестры Бронте разбередили вашу душу? А может быть, старик Диккенс — он же обожал описывать судьбы бедных сироток, которые всю жизнь терпели мучения, но в конце концов обязательно получали главный приз… если не умирали от чахотки, разумеется.
Он продолжал балагурить, но дядя Дик, хмурый и напряженный, уже шагнул вперед.
— Что ты читаешь, Сэнди?!
Слезы высохли. Паника и отчаяние уступили место спокойной ярости, ослепительной и холодной. Сэнди вдруг представила себе Дона Каллахана — огромного, мощного, спокойного и непоколебимого как скала. Чего же теперь ей бояться? Все самое страшное с ней уже случилось — а от всего остального ее защитит Дон.
Она шагнула вперед и протянула Ричарду Гейджу пожелтевший листок.
— Что это значит? Мой отец был жив? Он погиб только через два года после пожара. Ты ничего не узнал? Позволь тебе не поверить.
Глазки Ричарда Гейджа тревожно забегали. Он страдальчески заломил брови.
— Сэнди, милая, мне жаль, но… это была просто газетная утка.
— Утка, взятая под контроль ФБР?
— Твой отец мертв — это неоспоримый факт.
— Да. Но умер он через два года после пожара. Что происходит, Дик?
Она впервые в жизни так к нему обратилась.
Если бы взглядом можно было убивать, эта маленькая дрянь его прожгла бы насквозь. И этот голос… бож-же ты мой, сопливка Сэнди выросла. Щенок показывает зубки — и даже не понимает, что против двух матерых волков ему все равно не выстоять.
Хороший голосок. Теперь сработает. Конец двадцати годам ожидания. Теперь все небо в алмазах — это уже не поэтический образ, а реальность…
Ричард Гейдж вырвал альбом у нее из рук и направился к камину, бормоча:
— Надо было сразу сжечь этот мусор… Я сожгу эту дрянь.
— Нет! Не делай этого! Это все, что у меня осталось…
Он обернулся и со злобой уставился на нее.
— Ты ошибаешься, Александра Кроуфорд. Все, что у тебя осталось, это твоя собственная жизнь, и позаботиться тебе следует именно о ней. А это… просто бумага.
Щелкнула зажигалка, сухие листки мгновенно зашлись пламенем, и Сэнди с воем кинулась на Гейджа. Он отшвырнул ее пощечиной.
Девушка отлетела назад, схватилась за рукав Стэтема, но тот ловко увернулся и подставил ей стул. Сэнди упала, не села — и растерянно поднесла руку к лицу. На ладони осталась кровь, и что-то горячее побежало по подбородку. Боли она не чувствовала, но, видимо, Гейдж разбил ей губу.
В следующий момент что-то укололо ее в плечо. Сэнди обернулась, растерянно взглянула на улыбающегося Алекса Стэтема. В руках у него был маленький шприц. Пустой.
Она попыталась встать, но ноги стали ватными. Руки не слушались, язык распухал во рту. Дышать она могла, но говорить и двигаться — нет. Полными слез глазами Сэнди смотрела на двух приличных и высшей степени респектабельных мужчин, которые делали с ней что-то немыслимое, невозможное, непонятное…
Ричард Гейдж наклонился к самому ее лицу, деловито проверил зрачки, похлопал по щеке, рассмеялся, обдав несвежим дыханием, в котором явно чувствовался запах перегара.
— Не бойся, малышка. Больно не будет. Сейчас ты просто заснешь, потом проснешься — и мы с тобой кое-чем займемся, очень важным.
Ты выполнишь все, не так ли, ведь ты — хорошая девочка. Взамен я расскажу тебе всю правду.
— Дикки, ты уверен…
— Спокойнее, Алекс. Чем мы рискуем? Так вот, Сэнди, ты узнаешь всю правду — и о маме, и о папе, и о девочке Сэнди, и о дядюшке Дике, и о пропавшей докторше из центра… Я отвечу тебе на такое количество вопросов, что ты не будешь знать, куда спрятаться от этой правды. Возможно, ты даже не сможешь пережить ее — а возможно, и сможешь. Поверь, я вовсе не собираюсь тебя убивать. Никогда не собирался, что бы там ни подозревал твой дружок из полиции, этот ирландец с внешностью гризли. Напротив, я приложил все усилия к тому, чтобы ты была жива. Я сделал больше, чем может сделать человек. Я переделал работу Создателя и вернул тебе слух — правда, немного погорячился с уровнем громкости. Ничего, подкрутим. Алекс, что ты стоишь? Пакуй нашу девочку. Мы едем на экскурсию!
Дон сидел за рабочим столом и гипнотизировал телефон. Сам не знал почему. Просто… дело шло к вечеру. Сутки назад Доллис отправилась на задание… пора бы ей позвонить. Ему надо ехать к Сэнди.
Тем не менее, когда телефон зазвонил, он вздрогнул. Схватил трубку, уже не сомневаясь, что это Доллис.
Ее голос звучал напряженно и непривычно, до ужаса серьезно, хотя на взгляд стороннего слушателя она несла полную ахинею:
— Дон, у меня куча сплетен, но все они вонючие, горючие и взрывоопасные. Я в том месте, где садятся кастрюли с крыльями, и мой конь в трех шагах от меня роет копытом землю… но мне страшно не хочется на него садиться. Поверь моей заднице — она никогда не врет. Кроме того, поклонники меня одолевают — автографы пока не просят, но глаз не сводят. Я тусуюсь там, где наливают…
Он посмотрел на часы. Тридцать девять секунд. Молодец, Доллис!
— Много не пей. Я прилечу через одну сорок восьмую.
Он повесил трубку и сорвался с места с такой скоростью, что у Джун Мэддок со стола слетело несколько листков бумаги. Дон склонился над опешившей девушкой, страстно приник поцелуем к ее губам. Где-то внутри ее головы прозвучал голос Дона:
«Иди на стоянку и заводи свой джип! Две патрульные машины к аэропорту. Никому ни слова».
Они вышли из офиса в обнимку, спустились на стоянку, Джун завела машину и уступила место Дону.
Неуловимым движением он скользнул на сиденье и был таков. Джун осталась стоять с приоткрытым ртом и вытаращенными глазами. Постепенно на ее круглом лице расцветала глуповатая счастливая улыбка…
Как и обещал, он домчался до аэропорта за полчаса. Одна сорок восьмая суток — это полчаса. В молодости они так с Доллис развлекались — разговаривали на птичьем языке. Бог ты мой, сколько, оказывается, в их совместной жизни было приколов!
В сообщении Доллис ничего особенно бредового не было. Конечно, то, что она за сутки успела смотаться на другой конец страны, переговорить с нужными людьми в Пентагоне и вернуться, выглядело фантастично — но только для тех, кто плохо знал Доллис Грей. Дон к этим людям не относился.
Итак, она прилетела и торчала в аэропорту, потому что заметила за собой «хвост». Ее ободранный «харлей» был известен всему Лоусону и стоял наверняка на стоянке. Для Доллис, привыкшей к назойливому вниманию не самых законопослушных граждан, сложить два и два труда не составляло. Мотоцикл не стоило даже минировать — достаточно подкрутить пару шурупов… а дорога от аэропорта до города петляет и проходит в местах достаточно безлюдных — мы не в Чикаго, дорогая! Если бы ее прихватили там…
Он оставил розовый игрушечный джип со стороны служебных выходов аэропорта и ринулся в здание.
С «наливают» тоже было все понятно. На втором этаже располагался бар для прессы. Тут всегда толклась толпа народу, кроме того, рядом находился пост охраны. Доллис имела в баре неограниченный кредит, но сейчас это вряд ли было главным.