1812. Обрученные грозой - Юрьева Екатерина. Страница 13
— Только не нужно повторять разглагольствования мадам Жадовой о вдовах, которые своим существованием и поведением толкают мужчин на путь порока и отвлекают от женитьбы на порядочных девушках! — рассердилась Докки. — Видит бог, я уже по горло сыта подобными рассуждениями!
— Ma cherie! — испугавшись резкого тона обычно сдержанной кузины, ахнула Мари. — Я вовсе не имела в виду… Ей-богу! Ты знаешь, как я к тебе привязана и как ценю все, что ты для нас делаешь. Просто ты не представляешь, как тяжело быть матерью и иметь на руках семнадцатилетнюю дочь, которую нужно выдать замуж. Но ты не подумай… Умоляю тебя, не бросай меня здесь одну, хотя бы первое время! А что касается Швайгена… Для него это просто развлечение — ведь у вас не может быть ничего серьезного, он скоро это поймет и оставит тебя. О, что я такое говорю?!
Докки, утомленная этим разговором, встала и только хотела выйти из гостиной, как в дверях появился насупленный Афанасьич и объявил:
— Госпожа Ларионова с дочерью и господин Ламбург!
Дамы, забыв о внутренних разногласиях, в панике переглянулись, а в комнату уже входили жена Мишеля Александра с дочерью Натальей и Вольдемар Ламбург.
— Откуда вы здесь?! — от неожиданности невежливо вскричала Докки.
— Вы, дорогая сестра, — отвечала ей Алекса, невозмутимо развязывая ленточки шляпки, — в записке сообщили maman, — так она называла свою свекровь Елену Ивановну, — что уезжаете в Вильну. Это выглядело так необдуманно с вашей стороны, поэтому мы срочно решили, что кто-то из родственников должен составить вам компанию, чтобы вы не чувствовали себя одинокой в чужом краю. Мишель, увы, не смог поехать, но, к счастью, господин Ламбург, который также крайне за вас волновался, смог выхлопотать себе командировку. Мы поехали на почтовых, что было весьма утомительно, поскольку приходилось ожидать лошадей чуть не днями на каждой станции. Но вот — мы здесь!
Она с невыразительной блуждающей улыбкой протянула баронессе руки. Докки быстро их пожала и шагнула в сторону, чтобы избежать поцелуев Алексы, но наткнулась на Вольдемара, воскликнувшего:
— Ma cherie Евдокия Васильевна! Несказанно счастлив видеть вас после долгой разлуки и непередаваемо рад, что вы находитесь в добром здравии! Мне пришлось сделать все, да-с, все — неимоверными усилиями добиться командировки, вынести изнурительные тяготы продолжительного пути, чтобы встретиться с вами и лично убедиться, что вы благополучно добрались до Вильны. Но, должен отметить, как уже верно сказала Александра Алексеевна, ваш спонтанный отъезд поверг как вашу семью, так и меня в состояние полного недоумения… да-с…
Пока Вольдемар произносил свою громкую и проникновенную речь, Докки покосилась на застывшую неподалеку Мари, возле которой с растерянным видом стояла Ирина. Дочь Алексы — Натали — прохаживалась по гостиной с кислым выражением на лице, разглядывая неказистую обстановку комнаты. Племянница Докки была как две капли воды похожа на свою мать: такая же бесцветная, худая, с неуловимой улыбкой на лице и пустыми глазами неопределенного цвета.
— Maman! — наконец воскликнула она, перебив на полуслове Вольдемара, в подробностях рассказывавшего, какие сложности им пришлось преодолеть, пока они нашли в Вильне ma cherie Евдокию Васильевну. — Неужели нам придется жить в этом ужасном доме?!
— Cherie, — сказала Алекса дочери. — Невежливо так говорить при тете, хотя странно, Докки, — она обратилась к баронессе, — что вы сняли такое невзрачное жилье. При ваших-то средствах вы вполне могли позволить себе поселиться в более приличном месте.
Докки только вздохнула и пригласила гостей садиться. Она пришла в себя от первого шока, вызванного появлением родственниц и Вольдемара в Вильне, а мотивы их поездки в Литву были для нее очевидны. Ламбург, несомненно, был умело накручен Еленой Ивановной и послан сюда, чтобы отгонять от Докки возможных ухажеров. Заодно на семейном совете решили отправить с ним Алексу с Натали. Племяннице как раз подыскивался подходящий жених, кои все сейчас обретались в Вильне, присутствие же здесь Докки давало им возможность жить за ее счет, а также попасть на светские мероприятия, на какие приглашалась только сама баронесса.
Об отъезде в Залужное — по крайней мере в ближайшее время, — теперь не могло идти и речи, поскольку от Докки ожидалось, что она будет везде сопровождать своих родственниц, а сама попадет под неустанную заботу господина Ламбурга.
Она откашлялась и резко — неожиданно даже для себя самой — сказала:
— Вы можете снять более подходящее для себя помещение — надеюсь, Мишель снабдил вас необходимой суммой на проживание в Вильне? И должна вас предупредить, что на днях я уезжаю в Залужное.
— Как — уезжаете?! — удивленно воскликнул Вольдемар.
— Не можете же вы, сестра, бросить нас здесь одних? — Алекса пораженно уставилась на невестку.
— Почему нет? — пожала плечами Докки.
Алекса недовольно вздернула бровями и умиротворяющим голосом произнесла:
— Но мы рассчитывали… Говорят, снять квартиру в Вильне нелегко да и дорого, а ваш брат, увы, оказался в несколько затруднительном положении, поэтому не смог обеспечить нас необходимым. Да и зачем, коли вы здесь? Ведь вы не откажете своим близким родственникам? К тому же нам надо войти в общество. Нет, вы не можете уехать, оставив нас здесь одних!
— Но разве мы договаривались, что вы приедете? — Докки, и так донельзя утомленная сегодняшними событиями, уже не могла сдерживаться. — Почему вас удивляет, что у меня есть свои планы? И зачем я вам здесь нужна? Вы сами сможете устроиться в городе, а господин Ламбург вполне способен вас везде сопровождать…
Все заговорили одновременно. Мари умоляла Докки еще немного задержаться и не покидать ее так быстро. Алекса упирала на то, что сестра не может бросить свою невестку в незнакомом городе. Вольдемар гудел, что приехал сюда только в надежде увидеть ma cherie Евдокию Васильевну. Ирина зарыдала, перепугавшись, что без Докки они более не получат приглашений на балы, Натали же и вовсе обвинила тетку в жестокости и пренебрежении родной племянницей.
В конце концов под натиском уговоров, увещеваний и требований Докки была вынуждена отложить свой отъезд на неопределенное время, чтобы ввести в общество невестку и племянницу, а также предоставить спальню Алексе (барышням пришлось поселиться в одной комнате, чем они были очень недовольны).
Вольдемару удалось снять отдельную квартиру, но неподалеку, благодаря чему стал частым гостем в доме своих знакомых дам. Докки сопровождала родственниц в магазины, наносила с ними визиты, ездила на прогулки, которые уже не доставляли ей прежнего удовольствия, и из последних сил терпела общество Ламбурга.
Мари и Алекса, у которых в Петербурге были весьма прохладные отношения, сблизились на почве общих интересов — поиска женихов для дочерей, а Ирина и Натали даже подружились, целыми днями обсуждая офицеров, званые обеды, ужины и балы.
Барон Швайген тем временем стал завсегдатаем — насколько ему позволяла это служба — в их доме. Он с некоторой ревностью воспринял появление Ламбурга, довольно спокойно реагировал на попытки девиц флиртовать с ним и выказывал баронессе свое явное расположение и растущий интерес. Докки нравился полковник: он обладал легким характером, был прекрасно воспитан, приветлив и неглуп, и она с удовольствием принимала знаки его внимания, лишь про себя порой дивилась иронии судьбы, по которой она увлеклась — вопреки собственным предубеждениям — военным, бароном, к тому же немцем, пусть только на четверть (его дедушка был родом из Восточной Пруссии). Но она не решалась показывать свою пока невнятную к нему склонность, поскольку боялась тем вызвать его на объяснение, во время которого он мог или предложить ей выйти за него замуж — чего она страшилась, или попытаться склонить ее к связи, на которую она определенно не собиралась соглашаться.
В один из дней Докки вместе с родственницами совершала очередной вояж по магазинам. Она размышляла о своих взаимоотношениях с бароном, в то время как Мари и Алекса обсуждали модную отделку платьев, сидящие в коляске напротив Ирина и Натали с загадочным видом о чем-то перешептывались, периодически разражаясь неприятно журчащим хихиканьем.