Поющие в терновнике - Маккалоу Колин. Страница 105

Джимс и Пэтси записались добровольцами в Даббо, но получили направление в воинские части, что формировались под Сиднеем, в Инглберне, и вечером все пошли провожать их на почтовый поезд. Тем же поездом и, как выяснилось, в тот же лагерь ехал Кермак Кармайкл, младший сын Идена. Итак, оба семейства усадили своих отпрысков в удобное купе первого класса и смущенно теснились вокруг – так бы хотелось всплакнуть, поцелуями, каким-то порывом нежности согреть минуты прощания, чтоб было после о чем вспомнить, но всех сковала истинно британская сдержанность. Заунывно взвыл огромный паровоз, начальник дал свисток.

Мэгги наклонилась, застенчиво чмокнула в щеку Джимса, Пэтси, а потом и Кермака – он как две капли воды похож был на своего старшего брата Коннора; Боб, Джек и Хьюги по очереди стиснули руки всем троим; одна только миссис Смит решилась на то, чего до смерти хотелось всем провожающим, – заливаясь слезами, сжала в объятиях и по-настоящему расцеловала троих пареньков. Иден Кармайкл, его жена и уже не столь молодая, но еще красивая дочь тоже простились церемонно, сдержанно. Потом все вышли на джиленбоунскую платформу, а поезд дернулся, лязгнул буферами и медленно двинулся прочь.

– До свидания, до свидания! – закричали провожающие и махали большими белыми платками, пока поезд не превратился в далекую полоску дыма, едва различимую в знойном мареве.

Вместе, как они и просили, Джимс и Пэтси направлены были в недавно созданную, еще толком не обученную Девятую Австралийскую дивизию и в начале 1941-го переправлены в Египет – как раз вовремя, чтобы попасть в разгром при Бенгази. Только что прибывший сюда генерал Эрвин Роммель дал огромный перевес силам оси Берлин – Рим и отбросил союзников вспять – так начались размахи гигантского маятника, прорезавшие Северную Африку. Остальные британские войска с позором отступили перед новым Африканским корпусом Роммеля обратно в Египет, а Девятой Австралийской дивизии в это время приказано было занять и удерживать Тобрук – передовой пост союзников на территории, занятой войсками оси. План этот возможно было осуществить только потому, что в Тобрук еще оставался доступ с моря и туда удавалось доставлять боеприпасы и пополнения, пока Средиземное море открыто было для британских судов. Осажденный Тобрук держался восемь месяцев, Роммель опять и опять бросал все силы на штурм этой крепости, но так и не сумел ее взять.

– А знаете, почему мы с вами тут торчим? – спросил рядовой Кол Стюарт, лениво свертывая самокрутку.

Сержант Боб Мэллой сдвинул шляпу на затылок, чтобы широкие поля не заслоняли лицо собеседника, и ухмыльнулся – вопрос этот звучал не впервые.

– Ни шиша я не знаю, – сказал он.

– Ну, лучше тут сидеть, чем за решеткой, – сказал рядовой Джимс Клири и, оттянув немного пониже шорты своего брата-близнеца, с удобством пристроился головой у него на теплом мягком животе.

– Да-а, но за решеткой в тебя не стреляют все время, – возразил Кол и метко запустил погасшей спичкой в ящерицу, которая грелась поблизости на солнышке.

– Это я и сам знаю, приятель, – сказал Боб и опять заслонил глаза полями шляпы. – А по мне, чем помирать со скуки, черт подери, пускай уж в меня стреляют.

Они с удобством расположились в сухом песчаном окопе как раз напротив минного поля и колючей проволоки, ограждающих юго-западный угол их территории; по ту сторону границы Роммель упрямо цеплялся за единственный захваченный им клочок тобрукской земли. Тут же в окопе разместились крупнокалиберный пулемет «браунинг» и подле него – аккуратно составленные ящики с патронами, но, похоже, никто не был начеку и не ждал атаки. Винтовки стояли, прислоненные к земляной стенке, штыки блестели в слепящих лучах африканского солнца. Вокруг жужжали мухи, но все четверо были коренные австралийцы – жарой, пылью и мухами Тобрука и вообще Северной Африки их не удивишь.

– Ваше счастье, что вы близнецы, Джиме, – сказал Кол, швыряя камешками в ящерицу, которая явно не намерена была сдвинуться с места. – А то поглядеть – неразлучная парочка, прямо любовнички.

– Ты просто завидуешь, – усмехнулся Джимс и потрепал брата по животу. – Лучшей подушки во всем Тобруке не найти.

– Да-а, тебе хорошо, а каково бедняжке Пэтси? Эй, Харпо, скажи хоть словечко! – подзадорил Боб.

Пэтси ответил белозубой улыбкой, но, по обыкновению, промолчал. Все и каждый пытались его «разговорить», но от него только и можно было добиться «да» или «нет», потому его и прозвали Харпо – именем брата-молчуна из тройки комиков – братьев Макс.

– Слышали новость? – вдруг спросил Кол.

– Какую?

– Седьмую бригаду «матильд» разделали под орех при Халфайе, обстреляли из восемьдесят восьмого калибра. Самая крупная пушка тут, в пустыне, только она и берет «матильду». Здоровенные танки пробило насквозь.

– Еще чего расскажешь… – недоверчиво протянул Боб. – Я сержант, и то ничего про это не слышал, а ты рядовой – и все знаешь. Так вот, приятель, нет у немцев такого оружия, чтоб уничтожить целую бригаду «матильд».

– А я тебе говорю, это чистая правда, – стоял на своем Кол. – Я ходил к Морсхеду в палатку с поручением от командира и сам это слышал по радио.

Все примолкли: в осажденной крепости каждому необходимо твердо верить – у своих довольно сил и вооружения, чтобы в конечном счете его вызволить. И рассказ Кола не радовал, тем более что здесь, в Тобруке, все до последнего солдата понимали: Роммель – враг опасный. Отражать его атаки им помогала искренняя уверенность, что с австралийцем в бою может сравниться разве только индийский воин гурка, и если вера составляет девять десятых силы, то здесь они твердой верой, несомненно, доказали свою мощь.

– Размазни эти помми, – сказал Джимс. – Сюда бы, в Северную Африку, побольше наших австралийцев.

С ним дружно согласились, и тут на самом краю окопа грянул взрыв – от ящерицы не осталось и следа, а четверо солдат кинулись к пулемету и ружьям.

– Паршивенькая итальянская граната, никакой силы, одни осколочки, – со вздохом облегчения сказал Боб. – Будь это подарочек от Гитлера, мы бы уж играли на арфах в раю с праведниками – тебе, верно, это будет по вкусу, а, Пэтси?

После тягостных, с большими потерями, месяцев в осаде, которые словно бы ничего не дали, с началом операции «Крестоносец» Девятую Австралийскую дивизию эвакуировали морем в Каир. Однако за то время, пока она удерживала Тобрук, британские войска в Северной Африке неуклонно пополнялись и наконец превратились в Восьмую армию, во главе которой встал новый командир – генерал Бернард Лоу Монтгомери.

Фиа носила теперь серебряную брошку – эмблему Австралийских вооруженных сил: восходящее солнце, а под ним, на двойной цепочке, серебряная планка с двумя золотыми звездочками, знак, что у нее в армии двое сыновей. И каждый встречный видел, что и она тоже исполнила свой долг перед родиной. Мэгги такую брошь носить не полагалось, ведь она не проводила в армию ни мужа, ни сына. От Люка пришло письмо – он намерен и дальше работать на плантациях, сообщает ей об этом на случай, если она беспокоится, не воюет ли он. Судя по всему, он начисто забыл, что она сказала ему в то памятное утро в ингемской гостинице. Мэгги устало засмеялась, покачала головой, кинула письмо в корзинку под письменным столом матери и при этом подумала: а тревожится ли Фиа о сыновьях, которые сейчас воюют? Что она, в сущности, думает о войне? Но Фиа ни разу ни словом об этом не обмолвилась, хотя брошку надевала каждый день, с самого утра, и не снимала до ночи.

Изредка приходило письмо из Египта, раскроешь – рассыпается на клочки, потому что всюду, где упомянуты были названия мест или воинских частей, ножницы цензора вырезали аккуратные прямоугольные отверстия. Читать эти письма значило, в сущности, извлекать что-то из ничего; но они приносили самую главную, самую важную весть: раз они приходят, значит, мальчики еще живы.

Дождя давно уже не было. Словно стихии небесные сговорились лишить людей всякой надежды: 1941-й был уже пятым годом жестокой засухи. Бобом, Джеком и Хьюги, Мэгги и Фионой овладело отчаяние. У Дрохеды на счету в банке лежало довольно денег, чтобы закупить корма для овец, беда в том, что овцы есть не станут. В каждой отаре есть свой вожак, только если соблазнить кормом вожака, можно надеяться, что его примеру последуют и остальные; но нередко даже вид жующего вожака не действовал на остальных овец, и они не притрагивались к корму.