Ошибка молодости (сборник) - Метлицкая Мария. Страница 14

Я киваю:

– Уж в этом не сомневаюсь!

Сын Елены Степановны рано женился по большой любви. Девочка была замечательная. Своя такая девочка: умненькая, тонкая, воспитанная, не ленивая. Без пустого гонора и дурацких претензий. Воспитана одинокой мамой, с которой они сразу крепко сдружились. В общем, все складывалось замечательно. Олечка – так звали невестку – стала Елене Степановне практически дочерью. Вот только детишек у них с Гришей не было, и это омрачало всеобщее счастье. Через пять лет после свадьбы решили обратиться к врачам. Все проверили, досконально, и Олечку, и Гришу. Врачи вынесли вердикт – оба совершенно здоровы. Оба. В чем дело? Ну, это знает только Господь! «Ждите, – сказали им, – все в жизни случается!» Стали ждать. Перед каждыми ежемесячными женскими неприятностями все беспокоились: и Олечка, и Гриша, и обе матушки. По Олечкиному настроению понимали – опять мимо. И надежда таяла с каждым месяцем. У Гриши с Олечкой стали портиться отношения. Нет, громких скандалов не было – не те люди. А вот напряжение и отчуждение наблюдались. Гриша мог застрять в компании без жены, чего раньше не бывало. Мог прийти сильно навеселе, что тоже раньше исключалось.

Олечка пару раз собирала вещи и уезжала к маме. Елена Степановна не могла ее удержать. Стояли у входной двери, обнявшись, и плакали.

Елена Степановна пыталась поговорить с сыном, доверительно, как раньше. Но он замкнулся и на контакт не шел. Даже позволил себе грубость – мол, сами разберемся, не лезь не в свои дела!

Можно было бы обидеться, но она не обиделась – просто поняла, как ему худо. Олечка, конечно, возвращалась, и на какое-то время все становилось по-прежнему. Но это довольно быстро заканчивалось. Елена Степановна подозревала, что у сына появилась женщина. Скоро вычислила – Аллочка, сотрудница. Молода, хороша собой и еще – глуповата. Откровенно глуповата. Звонила на домашний и жарко дышала в трубку.

Елена Степановна старалась опередить Олечку, первая бросалась к телефону, как на амбразуру. В трубке иногда звучала Пугачева: «Без меня тебе, любимый мой!..» По поводу Аллочкиных умственных способностей было все ясно. Но Гриша повеселел и даже приосанился. «Неужели такой дурак? – с ужасом думала мать. – Просто павлин самодовольный! И одеколонится так, что тошнить начинает». А Олечка, казалось, ничего не замечала, даже повеселела вроде. Пальто красное купила, стрижку короткую сделала, да еще и в рыжий цвет перекрасилась. Напевала что-то, когда у зеркала, высунув язык, ресницы красила.

С подружкой то в кино пойдет, то в кафе. Раньше с мужем, теперь с подружкой. А что делать, если муж возвращается к ночи? Сидеть у окна и лить слезы? Молодая ведь женщина, и слава богу, что так. Нашла выход, чтобы не сойти с ума. А что дальше будет? Елена Степановна совсем потеряла покой. Со сватьей своей не делилась – та сердечница, слабая такая, нервная.

Что может делать в таких случаях бедная мать? А ничего! Только ждать и терпеть. Смотреть со слезами на то, как разваливается прекрасная и дружная семья, как отдаляются друг от друга два родных человека. И Олечку, почти дочку, было жалко. И сына любимого. Всех жалко. И сватью, и себя. А самое глупое и ужасное – что все бессильны и никто ничего поделать не может. Или – не хочет. Спать Елена Степановна перестала. Совсем. Глотала успокоительные и прислушивалась к звукам в соседней комнате. Было тихо. И это пугало еще больше.

И вдруг – о, чудо! – Олечка объявила о своей беременности. Вернее, свекровь уже и сама догадывалась: то селедку невестка съедает от головы до хвоста, то лимонад пьет бутылками, то в туалет бежит сломя голову, то засыпает посреди белого дня. Догадывалась, а спросить не решалась, потому что боялась. И тут Олечка открылась. Говорила тихо, смущенно, с опущенными глазами. Наверное, оттого, что сама в свое счастье не верила. И все изменилось в мановение ока. Гриша летел с работы домой с цветами и фруктами, Елена Степановна готовила полезную еду и выжимала соки, гуляла с Олечкой в парке, присматривала в магазинах детские вещички, и сердце ее заходилось от счастья и страха.

А вдруг? Ой, не дай бог! Ну как могут в голову лезть подобные ужасы? Совсем нервы расшатались!

Олечка переносила беременность неплохо, но на седьмом месяце заболела ангиной. Боже! Как же они все тогда перепугались! Нашли врача, известного гомеопата. Вытащили Олечку каплями и шариками. Только вот кардиограмма ухудшилась, и все опять сходили с ума. Обсуждали предстоящие роды – плод был крупным, самой рожать опасно. И кесарить тоже опасно – при такой кардиограмме и наследственности по сердечной линии. Да прибавилась еще беда – в моче появился белок, и стало подскакивать давление. Консультировали лучшие столичные акушеры, кардиологи и урологи. И никто не давал четкого заключения. Вердикт такой – и рожать опасно, и кесарить страшновато. Как поведут себя почки? Что будет с давлением и сердцем? Риск и там, и там. Короче говоря, принимайте решение сами. Мы обо всем рассказали честно. А там уж…

«Все рассчитывают на Господа», – удивлялась титулованным светилам Елена Степановна. И в очередной раз поняла, что решение надо принимать самой. Впрочем, так обычно и происходило в ее жизни.

Гриша был растерян и подавлен, Олечка – бедная! – совсем измучена, сватья на таблетках и уколах, почти не вставала.

И Елена Степановна приняла решение – кесарево. Просто нужен хороший анестезиолог. Очень хороший, лучший.

Олечка умерла через час после родов. Не помогли ни самый опытный анестезиолог, ни сильные акушеры. Отказали почки.

А мальчик, крупный и длинненький – пятьдесят семь сантиметров! – оказался совершенно здоров! Все удивлялись этому чуду и пытались успокоить и порадовать родственников. Но «радовалось» плохо. Совсем как-то «не радовалось».

Гриша исчез на три дня и вернулся опухший, в мятом, замызганном костюме. От сватьи, Олечкиной матери, скрывали, как могли. Почти три дня, до самых похорон.

Бедную женщину увезли на «Скорой» с диагнозом «острый инфаркт». Хоронили ее через неделю после дочери. А еще через три дня из роддома забрали Ванюшку.

Гриша к мальчику не подходил. Мать понимала и жалела сына. Такая радость и такое горе! Мужики – слабое племя.

А вот ей деваться было некуда. Нянька требовалась и внуку, и сыну – в одинаковой мере. Только младенец просил есть, и ему надо было менять пеленки, а сын…

С ним все оказалось сложнее. Куда сложнее!

Теперь она мечтала, чтобы опять появилась эта глуповатая Аллочка и хоть чуточку отвлекла Гришу от его горя.

Через полгода сын потихоньку стал приходить в себя. Брал мальчика на руки, и мать видела, как разглаживаются морщины на Гришином лице и появляется улыбка.

Каково было ей, говорить не стоит. Все женщины знают и про бессонные ночи, и про ворохи грязных ползунков и пеленок, и про сопельки, поносики, зубки и колики. Молодым и здоровым непросто. А ведь ей уже… Плюс уборка, готовка, глажка и прогулки с Ванечкой. А еще поликлиника, массажи, прививки.

Ерунда! Со всем справлялась! Здоровье, слава богу, позволяло! Главное – внук! А Ванюшка радовал! Как на сердце было сладко, даже при всем этом необъятном горе и ужасе!

Гриша по выходным старался мать разгрузить – бегал на рынок, гулял с Ванюшкой, неловко помогал с уборкой. Даже пытался гладить, пока не сжег гладильную доску.

Все как-то вставало на свои места. Худо ли, бедно, но жизнь брала свое. Куда деваться?

Теперь она боялась, что Гриша поспешно женится, как и бывает в подобных случаях. Нет, разумеется, ему надо устраивать жизнь. Но Ванечка! Как его примет мачеха? Да и кому, положа руку на сердце, нужен чужой ребенок? Таких – единицы. Жалкая горстка святых людей, готовых полюбить и воспитать чужое дитя. «Не отдам! – решила Елена Степановна. – Никому не отдам! Не будет у Ванечки мачехи! Пусть его отец устраивает свою жизнь. Все правильно. И пусть рожает новеньких деток. А этот ребенок – мой! Моя кровинушка. Никому я его не отдам. И, слава богу, пока нет желающих!» – успокаивала себя она.