Ошибка молодости (сборник) - Метлицкая Мария. Страница 16
Мне нечего было возразить.
– Да и в нашей с Ванюшкой жизни тоже все устаканилось и успокоилось, – продолжала Елена Степановна. – В общем – живем! Куда деваться? Как я вам говорила? Из любой ситуации есть выход! И жизнь – определенно – мудрее нас! – Она улыбнулась.
Дождливое лето того года закончилось, как все когда-нибудь заканчивается на этом свете. Мы уехали в город, обменявшись телефонами. И, как оказалось, эта встреча не была случайной или мимолетной, что часто происходит: встречаются люди, сближаются даже, а потом – исчезают с твоего горизонта навсегда, словно бешено промчавшийся поезд дальнего следования.
Мы же действительно подружились и стали близкими людьми. Ездили друг к другу в гости – на дни рождения и просто так. Выручали друг друга, поддерживали – словом, было у нас все то, из чего, собственно, и состоит дружба. Мы совпадали во взглядах на многие проблемы – короче говоря, были одного поля ягоды. «Одной крови», как говорил Маугли.
Пережили вместе и мою депрессию после развода, и вхождение – ох, нелегкое! – в новый брак. Отвели деток в школу, потом в институт. Выдали замуж мою дочку.
По телефону мы болтаем минимум три раза в неделю – это в штатном режиме. А уж если что…
Тогда мы всегда рядом. Плечом, так сказать, к плечу.
Ванюшкин отец женился – вот это поразило нас всех. Ему уже было хорошо к пятидесяти. Переехал к жене на Украину. Про сына не забывал.
А у Гриши, кстати, родилась дочка. Елена Степановна была счастлива! Как же она была счастлива!
Дочку назвали Леночкой. Понятно, в честь кого. Хорошему человеку когда-нибудь обязательно повезет, как говорит моя мама.
А плохих среди моих друзей нет.
Три нимфы на фоне моря
Первые пять дней я просто наслаждалась тишиной, покоем и одиночеством. Муж мне не мешал. Он тоже устал за прошедший год, так что желания наши вполне совпадали. Год был тяжелый, очень. Еще в самолете договорились о том, что о делах – рабочих и семейных – не говорим хотя бы две недели. С глубоким вздохом на четырнадцать дней вынырнули из водоворота проблем и приказали себе не думать о них, чтобы потом, с тем же глубоким вздохом, опять занырнуть обратно. Но – с новыми силами.
При этом оба понимали утопичность этой договоренности. Да и мобильный не выключишь – в Москве остались мамы, дети и друзья. Но пока держимся. Пишем эсэмэски и получаем в ответ заверения: «Отдыхайте, у нас все в порядке».
Средиземное море безмятежно, бирюзово и прохладно, а вот солнце уже припекает – не по-июньски набирает обороты. На территории отеля маленький сосновый бор, и наши окна выходят как раз туда. Нужды в кондиционере еще нет, и на ночь мы просто распахиваем окна и слышим запах хвои и тихий шум прибоя. Спим как убитые.
На пляже читаем, слушаем плеер с классической музыкой и дремлем.
Курорт, куда мы попали на этот раз, из дешевых – ну, или вполне доступных. Как раз то, что было сейчас нам по карману: впереди ждали крупные дела: ремонт московской квартиры и покупка новой машины. В кредит, разумеется. Нас вполне все устраивало: есть море, теплый песок, удобный шезлонг.
На шестой день мне стало скучновато, и я принялась осматривать окрестности. Горы вдалеке в лиловой дымке прекрасны. Море бесконечно – на то оно и море. И бесконечен пляж, вернее, пляжная полоса вдоль бесконечного моря. Можно прогуляться, но пейзаж все время один и тот же, и это быстро утомляет: отели, отели, тела, тела – лежащие, стоящие и сидящие. Нет, лучше на своем шезлонге, у своего отеля.
Внимание мое привлекла шумная компания из трех подружек. Наверняка – подружек. Три тетки лет так от сорока пяти. Две крашеные блондинки, одна жгучая брюнетка. Купальники яркие, серьги и кольца золотые. Зубы местами тоже. Губы ярко накрашены, на глазах темные очки. Подруги что-то деловито обсуждают, ходят в бар за пивом, достают из пакетов черешню, грызут семечки. Одна из блондинок, видимо, очень остроумна – что-то скажет, и остальные заливаются. Покатываются просто. А шутница сидит с непроницаемым лицом – элемент игры и артистизма, видимо. Подолгу сидят в море – взмахивают руками, плещутся, брызгают друг в друга водой, смеются, поругиваются и опять болтают. Болтовня не прекращается ни на минуту. Снова в центре внимания та самая остроумица. И опять громкий всплеск хохота и непроницаемое лицо автора хохмочек. Ровно в час дня – начало обеда, они шустро поднимаются и торопятся в столовую. После обеда возвращаются на пляж и укладываются спать, брюнетка читает какой-то зарубежный детектив. Наступает час тишины и молчания. А потом они дружно щебечут, хохочут, отчаянно спорят и снова заливаются смехом.
Я смотрела на них почти с завистью: беззаботны, легки, веселы. Знаете, как бывает на курортах? Толпы праздно шатающихся по вечерам на набережной людей – гуляют, заходят в магазинчики, отчаянно роются на прилавках и стеллажах, сидят в кафе и ресторанчиках, равнодушно оглядывают проходящую публику. На лицах покой и безмятежность, словно нет там, в родных краях, работы, болеющих стариков, неустроенных детей, вечной беготни, хлопот, забот, болезней, больших и малых неприятностей, нехватки денег, выцветших обоев и подтекающих кранов в ванной. Нет неподъемных цен на дантистов, старых шуб с потрепанными обшлагами и вышедших из моды ботинок. Забыли, как экономили на всем, просто на всем, чтобы приехать сюда – на море, в трехзвездочный отель, где все включено и не надо ни о чем заботиться, где удобная, почти царская, кровать, а не родной диван-книжка со щелью посередине, кондиционер, плазменная панель на стене, ароматные шампуни в крошечных тюбиках, душистые полотенца, официанты в черных манишках. Пусть даже с неискренними и натянутыми улыбками – все лучше отечественного хамства.
Вечером за ужином я хорошо разглядела соседок по пляжу – их столик на этот раз был напротив нашего. Дамы пришли при полном параде, и это мягко сказано: каблуки, вечерние туалеты с пайетками, яркий макияж, прически, украшения. Несли они себя гордо, с достоинством, победно оглядывая публику, суетливо толкающуюся с тарелками у прилавков с едой.
Подруги заказали шампанское. Беседовали негромко, ели с достоинством, бросали загадочные взгляды на официанта, метрдотеля и снующих мимо особей мужеского пола. Потом заказали кофе – четыре доллара чашка. Это так, к слову. Отельный беспредел. Такая же чашка в городе ровно вдвое дешевле.
После кофе они поднялись и гордо продефилировали к выходу. Я оглянулась – подруги спешили на улицу, громкую, пахнущую пряностями, жареным мясом, терпкими духами, потом и банальными приключениями. Восточные торговцы зазывали в свои лавчонки, были навязчивы и чрезмерно, до тошноты, предупредительны.
Вся эта пестрота и суета вызывали любопытство только первые дня два-три. А дальше начинало рябить в глазах от дешевых сувениров, дурно сшитых пестрых маек и сарафанов, тяжелых запахов поддельных духов и бесконечного блеска дешевого золота, похожего на крашеную фольгу.
В общем, выходить за территорию отеля нам расхотелось довольно быстро. Мы сидели на берегу, потом шли в номер. Муж смотрел новости, а я листала журналы. Засыпали мы довольно рано. А уж по нашим, московским, меркам…
Утром, на завтраке, подруг было на одну меньше. Отсутствовала остроумная, как окрестила ее я. Брюнетка и вторая блондинка были тихи и задумчивы. Попросили у официанта кефиру.
«Погуляли девочки!» – подумала я и даже позавидовала: умеют же люди расслабляться, не то что мы – в девять ноль-ноль в койку, ладошка под щеку.
На пляже мы опять оказались по соседству. Даже странно – вот облюбует человек себе место и стремится назавтра очутиться именно там. И очень расстраивается, если «его» шезлонг уже кем-то занят. Некоторые даже вступают в переговоры, хотя вокруг такие же шезлонги, тот же берег и то же море.
И мы такие же. Смешные, в общем.
Остроумная появилась ближе к обеду – бледная и без яркой помады. Подруги засуетились вокруг нее, предлагая то минералки, то персик, то шоколадку. Но через полчаса все три дружно барахтались у берега и снова заливались хохотом, брызгая друг на друга.