Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди (СИ) - Демина Карина. Страница 12
Шпицы рычали, но уже не грозно, скорее порядку ради.
— Назад, — жестче повторила панна Гурова, и псы отступили. — Я прежде волкодавов держала… да только с волкодавами в гостиницу неможно, приходится вот…
Она подняла шпица, погладила.
— Но у этих малюток есть характер…
— А что вы… — Гавриил прикинул, что шла панна Гурова аккурат с той стороны, где совершилось убийство.
— Гуляю… выгуливаю… им нужен простор, возможность реализовать себя. Вот и приходится искать места… поспокойней… — она гладила шпица, который не спускал с Гавриила стеклянных глаз. И мерещился в них разум, если не человеческий, то весьма к оному близкий. — Но мы, пожалуй, пойдем… не хотелось бы пропускать обед… к слову, вам не кажется, что наш хозяин ведет себя несколько странно?
Гавриил пожал плечами, и был наказан возмущенным писком: все ж крысюку внове было сидеть на чьем?то плече, пусть бы и было оное убежищем вполне надежным.
— Он… сам странный, — ответил Гавриил, потому как панна Гурова не спешила уйти.
И на крысу глядела спокойно, с этаким даже интересом, правда, приправленным толикой брезгливости.
— Это да, конечно… но ныне он более странен, нежели обычно. Представляете, пытался меня обнюхать!
А может он?
Кандидатуру пана Вильчевского Гавриил до сего дня не рассматривал, потому как уж больно нелепым гляделся этот человечек. Да и обретался он в городе давно… впрочем, как и сама панна Гурова, и ее давняя заклятая приятельница… и иные… и получается, что ошибся Гавриил, полагая, будто бы волкодлаком оказался человек приезжий…
Разве что только пан Зусек… пан Зусек, явившийся в Познаньск недавно.
С семьею.
И супругой, что глядела на него влюбленными очами, а во что там влюбляться можно было, Гавриил не знал… он, конечно, не женщина и в них вообще мало разумеет, куда меньше, нежели в волкодлаках, но вот…
— Запутано все, — пожаловался он крысюку, который не спешил оставлять безопасное место. Оно и понятно, мало ли, вдруг да недалече ушла панна Гурова со своими шпицами, вдруг да ждут в кустах, пока беззащитное создание спустится на землю…
— Не такой ты и беззащитный, — Гавриил перехватил крысюка за шкирку, и тот лишь рявкнул, возмущаясь этакой фамильярности. Не настолько хорошо был он с человеком знаком, чтобы попускать подобное. Вот только держал его человек крепко, с умением, от такого не вывернешься. — Вона какие зубы…
Зубы были знатными, длинными, желтыми.
— Ладно… иди уже… — Гавриил поставил крысюка на землю. — Ушли они…
Крысюк прислушался.
Тишина.
Ветерок чешет тяжелые космы дерев, играет с глянцевою листвой. Где?то далече слышится смех, и лай… но не шпицев.
— Иди, иди, — Гавриил отступил, давая твари свободу. — И постарайся не попадаться…
Крысюк не заставил себя уговаривать.
Исчез.
Гавриил со вздохом — ныне затея его более не казалась столь уж удачною — продолжил путь. И нисколько не удивился, почти не удивился, увидав панну Акулину. Она, увлеченная беседою с усатым брюнетом весьма и весьма мужественной наружности, Гавриила и не заметила.
Он же, скользнувши взглядом и по брунету, и по букету в руках панны Акулины, походя отметил, что букет оный составлен исключительно из синего любоцвета, именуемого в простонародье волкодлачьим цветком…
…пан Жигимонт играл в шашки сам с собою, выбравши для сего занятия не удобную лавочку, из тех, что стояли на центральных дорожках, но тихий газон. И не побоялся же измазать светлые брюки…
…пана Зусека Гавриил нашел у фонтана.
— Доброго дня, — Гавриил поприветствовал соседа поклоном. — Вижу, и вы прогуливаетесь…
— Погода замечательная, — как ни странно, но Гавриилову появлению пан Зусек явно обрадовался. — Такой погодой дома сидеть грешно.
Время близилось к полудню.
Солнце, и без того яркое, разошлось вовсе бесстыдно. И парило, жарило, предвещая скорую грозу, быструю, как все летние грозы. Притихли пчелы, бабочки и те исчезли, и даже птицы смолкли.
— Да вот… я тоже решил… — Гавриил повел плечами, под которыми свербело. Неудобный костюмчик, сшитый из отменнейшей аглицкой ткани, оказался негоден для познаньского лета. Гавриил с неприязнью ощущал, как ползут по спине ручейки пота, и рубашка липнет к разопревшей шкуре.
— Чудесно… чудесно… признаюсь, я сбежал, — пан Зусек дернул галстук, новомодный, шнурочком, а оттого казавшийся самому Гавриилу в высшей степени нелепым. Но надо сказать, что наряд — и светлый пиджак с завышенной талией, и галстук этот смотрелись на пане Зусеке донельзя гармонично. — Устал я… женщины порой… так утомляют…
— Ваша жена…
— Утомляет не меньше, нежели прочие женщины… не подумайте, что я жалуюсь. Из всех зол я выбрал наименьшее. Она меня любит, но это чувство примитивно… женщины вообще на редкость примитивные существа.
— Неужели?
Пан Зусек будто и не слышал. Смотрел он не на Гавриила, но на девушек, что неторопливо прогуливались по дорожке, за руки взялись, щебечут… подруги?
— О да, вы ведь не сторонник этих странных идей равноправия? Помилуйте, на кой женщине нужны права…
— Не знаю.
Одна была высока, светловолоса… и пожалуй, красива, насколько Гавриил понимал в женской красоте. Другая — худощава, смугловата. Волосы темные, заплетены в простую косу. Платье поплоше… и ничего?то в ней нет, но взгляд пана Зусека женщину не отпускал, и был почти неприличен.
И лишь когда она, ощутив на себе этот взгляд, обернулась, он встал.
— Весьма характерный типаж. Познаньский душитель предпочитал брюнеток. Вы знали?
— Нет.
— Этот парк — весьма примечательное место… первую жертву нашли именно здесь… не желаете взглянуть на место? С виду обыкновенная лавочка… и представьте, каждый день люди гуляют по этой вот дорожке… — шел он быстрым, отнюдь не прогулочным шагом. — И садятся на эту вот лавочку, не понимая, что всего?то несколько лет тому здесь рассталась с жизнью женщина…
К лавочке он прикасался нежно, едва ли не с трепетом.
И выражение лица сделалось задумчивым, мечтательным даже. Взор затуманился, словно бы пан Зусек представлял себе что?то этакое, едва ли приличное.
— Она умирала долго… он ведь не сразу душил… этих подробностей газеты не знали, но мне удалось получить кое — какие документы… он позволял им почти умереть, а после — сделать вдох, поверить, будто бы спасение возможно… и вновь… раз за разом… пока у них оставались силы бороться за жизнь.
Пан Зусек облизал губы.
— А хотите, я покажу вам еще одно место?
— Хочу, — согласился Гавриил. — Вы… очень увлекательно рассказываете.
— Увлекательно… и вправду увлекательно… вы себе представить не способны, до чего занятное местечко, этот самый парк… вот дуб… — чтобы пройти к дубу, пришлось свернуть с дорожки. — Под ним оставлял свои жертвы Мирочинский маниак… этот не душил, резал… и после снимал кожу. Выбирал, к слову, исключительно темноволосых женщин… в том есть свой смысл… многие полагали, будто бы цвет волос прямо соотносится с цветом души. И чем волос темней, тем сильней Хельмова власть над человеком…
Пан Зусек с нежностью провел по корявой ветке дуба.
— А далее, там, — он махнул рукой куда?то вглубь парка, — орудовал Мясник… на самом деле он был медикусом, но газетчики дали иное прозвище. Резал блудных девиц. И так тела разделывал, что и бывалые людишки в ужас приходили… к слову, его бы не нашли, когда б не случай.
Ему нравилось все это, разговоры о безумцах, о совершенных ими убийствах, которые самому Гавриилу казались донельзя отвратительными. Однако же пан Зусек говорил страстно, с немалым пылом. И взгляд его, затуманенный, задурманенный, видел, надо полагать, видел то, что происходило некогда.
— Она лежала вот здесь, — он присел и провел ладонью по пыльное траве. — Вы только вообразите себе… белое — белое тело… а на шее — алая лента… волосы разметались шелковым покровом… он признавался, что расчесывал их и с каждой отрезал по прядочке. У меня вот есть одна…