Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди (СИ) - Демина Карина. Страница 10
— Вы собираетесь в экспедицию, но с нею… с нею вы далеко не уйдете.
— Зачем вам моя кузина?
Панна Зузинская огляделась и, убедившись, что на перроне пусто. Призналась:
— Замуж выдать.
— За кого?
— За кого?нибудь… у меня много клиентов, готовых заплатить за хорошую жену. Поверьте, я сумею ее пристроить…
Сигизмундус нахмурился. Был он, конечно, наивен и доверчив чрезмерно, однако не настолько, чтобы сразу отдать дорогую кузину, которую втайне полагал обузою, первой встречной свахе.
— Нет — нет, — Агафья Прокофьевна, догадавшись о сомнениях, поспешно замахала руками, — не подумайте дурного! Я лишь желаю помочь… и вам, и себе… на границе множество холостых мужчин, а вот женщин, напротив, мало… а ваша кузина хороша собой, образована… редкий случай. Потому и даю вам за нее двадцать пять злотней.
— И что мне нужно будет сделать?
Для пана Сигизмундуса, вечно пребывавшего в затруднительных обстоятельствах, сумма сия была немалой, если не сказать — вовсе огромной.
— Ничего, совершенно ничего! — панна Зузинская, уверившись, что клиент не собирается более ни скакать, ни размахивать своими ручищами, осмелилась подступиться ближе. — Как приедем, я вашу кузину к себе возьму… обставим все так, будто бы она сама сбегла… с девками такое случается. А раз так, то какой с вас спрос? Вы, главное, искать?то ее не дюже усердствуйте… а лучше и вовсе… я вам записочку дам, к человеку, который на Серые земли ходит. Он?то вас с собою возьмет, ищите свою вяжлю…
— Выжлю, — поправил Сигизмундус, которому страсть до чего хотелось и деньги получить, и от кузины избавиться.
— Вот — вот, ее самую…
— Я… — он поправил шарф. — Я подумаю над вашим предложением.
— Думайте, — согласилась панна Зузинская. — Но учтите, что свободных девок в том же Познаньске множество…
— Так то в Познаньске, — Себастьян не удержался.
Жалел он лишь об одном, что ныне не имеет доступа к полицейским архивам, а потому не способен точно сказать, не случалось ли в последние годы эпидемии беглых девиц…
Таких, которых не стали искать.
Глава 4. О волкодлаках, утренних променадах и случайных встречах
Гавриил проснулся засветло.
В холодном поту.
Задыхаясь.
Он скатился с кровати и привычно под кровать же спрятался, там и лежал, прижимаясь к холодным доскам, пока не унялось беспокойное сердце. А оно не унималось долго. Вздрагивало хвостом заячьим от каждого звука, от теней шевеленья.
Мнилось — вновь идут по следу.
И видел почти, что искаженные, поплывшие лица, которые уже и не лица, но морды звериные… и вздыбленную шерсть, и уши куцые, к головам прижатые. Слышал глухое рычание.
Повизгивание.
Это всего — навсего шпицы панны Гуровой… она за стенкою обретается, до полуночи ходила, что?то бормоча под нос. А что именно — Гавриил так и не понял, хотя слушал через вазу. Но все ж стены в доме были не такими тонкими, как ему хотелось.
И псиною пахнет оттуда же… да и вовсе, чего бояться?
Нечего.
Гавриил это знал, но ничего не умел с собою поделать. И лежал… глядел на порог, ожидая, когда заскрипят половицы под тяжелой ногою, а вот дверь наверняка отворится беззвучно. Они всегда умели договариваться с дверями.
Шаги он услышал издалека.
Тяжкие.
Осторожные, будто бы тот, кто шел по коридору, не до конца решил, красться ему аль все ж ступать свободно, как человеку, которому нет надобности таиться.
Гавриил прижался к полу и нащупал нож. Прикосновение к теплой рукояти, которую он самолично выточил из оленьего рога, принесло некоторое облегчение.
И способность дышать вернулась.
Шаги замерли.
Рядом?
Близко, совсем близко… но не у Гаврииловой двери… выбирает? Но на улице светло… или тварь настолько стара, что способна менять обличье по собственному почину?
Сердце екнуло — справится ли?
Справится.
Как иначе…
Вновь застонали половицы… и ручка двери качнулась. Вниз. И вверх… раздался осторожный стук… вежливая какая тварь…
Гавриил подвинул нож к себе.
И дверь отворилась. Конечно, беззвучно.
Сначала он увидел тень, огромную, черную тень, что перевалила через высокий порожек, разлилась, расползлась, сделавшись подобной на кляксу… тень добралась до самой кровати, и лишь тогда Гавриил увидел того, кто сию тень с собою привел.
Тапочки.
Матерчатые тапочки в клетку, изрядно растоптанные, заношенные, не единожды чиненные. Некогда они, несомненно, были хороши, ныне же выглядели жалко. Над тапочками виднелись ноги в старых штанах из парусины… чуть выше — пуховой платок, обвязанный вокруг спины.
Пан Вильчевский спиною маялся уж не первый год, с тое самое зимы, когда самолично волок на второй этаж купленную комоду. А что, грузчики?то запросили целых десять медней… невиданная наглость. Тогда?то комода, почти новенькая, почти целая — треснувшая ножка да потемневший лак не в счет — казалась ему легкою…
Спина не согласилась.
Прихватило так, что медикуса звать пришлось. И платить… и потом еще в лавке аптекарской за снадобья… дикие у них цены. С тое поры пан Вильчевский мебель самолично не двигал, а спину пользовал барсучьим аль медвежьим жиром, с бобровой струею мешанным. Снадобье выходило на редкость вонючим, но зато спину грело. А ежели поверху платок повязать из собачьей шерсти, то и вовсе ладно выходило.
Ночью пану Вильчевскому не спалось.
Стоило прикрыть глаза, как вставал перед внутренним взором злополучный окорок во всей красе. Виделась и шкурка подкопченная, тоненькая, каковая сама на языке таяла, и сальце белое, мясо темное, сахарная косточка… ее?то пан Вильчевский на щи определил, знатные получились бы…
В общем, к утру он так извелся, что действовать решил немедля.
Одевшись наспех — и платок снимать не стал, поелику спина от беспокойства внутреннего вновь разнылась — он вышел в коридор. На цыпочках прошелся, останавливаясь у каждой двери, принюхиваясь, прислушиваясь, пытаясь понять, что за оною дверью…
Пан Зусек лаялся с супругой… он говорил что?то тонким визглявым голосом, а вот отвечали ли ему, пан Вильчевский так и не понял. Пахло из нумера женскими духами.
Панна Акулина тоже не спала, хотя ж в прежние?то времена оставалась в постелях до полудню, утверждая, что будто бы за долгие годы привыкла к этакой жизни… у панны Гуровой возились шпицы, скулили, тявкали. И значится, пропустила она утрешнюю прогулку, чего за нею не случалось в последние лет пять, а то и десять.
За дверью нового постояльца, коего пан Вильчевский постановил для себя первым подозреваемым — все ж до него не случалось в пансионе столь наглых преступлений — было тихо. И тишина эта сама по себе казалась преподозрительной.
Помаявшись несколько мгновений — они показались пану Вильчевскому вечностью — он решился.
Постучал.
Ежели вдруг, то извинится за беспокойствие, но… окорок, бедный окорок, чье место было ни где?нибудь, а исключительно в кладовой пана Вильчевского, взывал о справедливости.
Или о возмездии, сиречь, компенсации.
И пан Вильчевский открыл дверь.
Сперва ему показалось, что комната пуста. Он с неудовольствием отметил измятую постель, которую наверняка потребуют сменить. И сменить придется.
Стирать.
Тратится на порошок, на прачку… белье, опять же, от частых стирок становится ветхим… а новое покупать — этак и разориться недолго.
Отметил и ботинки модные, что лежали на ковре… и костюм, брошенный небрежно. А уж после и хозяина оного костюма, который зачем?то под кровать забрался.
— Доброго утречка вам, — расплылся пан Вильчевский в улыбке.
— Доброго, — настороженно ответил жилец, не спеша, впрочем, из?под кровати выбраться.
И хорошо, что не в халате забрался. Халаты пан Вильчевский приобрел в прошлым годе, когда панна Гурова заявила, что в приличных гостиницах постояльцам выдают не только мыло…
— А что вы там делаете? — пан Вильчевкий не без труда наклонился, желая получше разглядеть постояльца, а заодно уж проверить, чего это он под кроватью прячет.