Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди (СИ) - Демина Карина. Страница 63
Все, до последнего злотня… мысль сия была настолько ужасна, что пана Вильчевского бросило в холодный пот. А если… к счастью, того, кто стоял за спиной, деньги не интересовали вовсе.
— Расскажи… что ты делал сегодня?
Пан Вильчевский, осознав, что деньгам его ничего не угрожает, во всяком случае, пока, вздохнул с немалым облегчением, поерзал — ноги затекли, равно как и спина — и приступил к рассказу. Был тот подробен, местами многословен и эмоционален, поелику день ныне выдался хлопотный донельзя — но существо, стоявшее за спиной, пана Вильчевского слушало внимательно.
С сочувствием даже.
Во всяком случае, ему показалось, что с сочувствием.
— Деньги оставь себе, — разрешил голос. — Заслужил. А вот донос ты зря не отправил.
— Думаете?
Все ж таки пан Вильчевский полагал себя человеком в какой?то мере честным.
— Знаю. Допиши. Отправь, — головы коснулась холодная рука, и сомнения, все, каковые только имелись, исчезли.
Дописать и отправить.
Это правильно… а деньги… платили?то пану Вильчевскому не за молчание, но за прогулку. И свою часть сделки он исполнил, как полагается.
Гуляет вот…
Гуляющим он и очнулся, у фонтана, вода из которого собиралась в каменной чаше, а из нее уж текла ниже, частью по трубам, частью через трещины. Еще подумалось, что этакая штуковина, пусть и выглядит солидно, по сути своей есть пустое баловство и растраты.
К растратам пан Вильчевский относился крайне неодобрительно. Пожалуй, если бы не оное неодобрение, он бы засомневался в собственном душевном здоровье, ибо не помнил совершенно, как и когда оказался в этой части парка.
И куда подевалась трость.
И отчего голова продолжает болеть, а надоевшей мелодией шарманки крутится в ней фраза, сказанная насмешливым голосом:
— …им ведь нужен волкодлак… вот и получат…
Вернувшись в пансион к вечерней трапезе, пан Вильчевский устроился за конторкой, подвинул к себе шандал со свечою и извлек недописанный донос.
…возвернулся поздно и пребывая в великом возбуждении, а вид имел до крайности непрезентабельный…
Пан Вильчевский верил, что пишет правду, истинную правду…
Комнату Себастьян выбрал просторную, правда, заросшую, что пылью, что паутиной. Троица свечей кое?как разбавляла сумрак, но Евдокия не могла отделаться от мысли, что за ними наблюдают.
Из темноты.
Она обошла всю комнату.
Пусто.
Неровные стены, некогда обтянутые тканью, однако ныне не разобрать не то, что цвета, но даже того, какой была эта ткань.
Шелк?
Или атлас? Или что?либо попроще… вот позолота на мебели сохранилась, и такая яркая, будто бы нанесли ее только вчера. Сама мебель тяжелая, вычурная, с обилием резьбы и медальонов, по моде позапрошлого века, вот только пухлые младенческие личики на них кривятся, корчат рожи.
Смеются, стоит повернуться к ним спиной.
Евдокия бы не поворачивалась, но этих костяных младенчиков было слишком уж много.
— Присядь, — попросил Себастьян. И Яславу подвел к кровати, что возвышалась посреди комнаты помостом. Балтахин провис брюхом старой суки, и клочковатой шерстью на нем глядятся куски паутины.
— Пожалуй, — Себастьян потыкал в кровать пальцем, — не самое лучшее место… но сомневаюсь, что найдется другое. Лучше уж козетка.
Та просто грязна.
И кресло.
И камин, что глядится каменной пастью диковинного зверя. Оскалился клыками решетки, уставился бельмяными глазницами шаров из лунного камня… такие прежде использовали для гадания.
— Гроза закончится, и мы уйдем, — Себастьян подошел к окну, надежно заколоченному.
— Уйдем? — Евдокия обняла себя. — Мы ведь искали встречи с… ней…
У этой женщины не было имени.
Точнее было, имена есть у всех, но она его спрятала, а может, выбросила за ненадобностью. К чему имя, когда есть титул, почти как королевский и даже больше.
Хозяйка Серых земель.
— Искали, — Себастьян потряс решетку, верно, прикидывая, сумеет ли вырвать ее в случае необходимости. — Но, дорогая моя кузина, это еще не значит, что встречаться мы будем здесь.
— Почему?
— Потому, Дуся, что это место мне не нравится. Это первое. Второе. Потому, что нельзя поступать так, как желает того твой противник. Неразумно сие. Понимаешь? Здесь она будет чувствовать себя хозяйкой.
— А там?
— А там — не знаю… была б она и вправду хозяйкой, мы бы так далеко не зашли. Поверь, это место куда сложней, чем ей представляется…
Он сел у козетки.
— Отдохните, девочки… постарайтесь хотя бы… завтра будет сложный день.
— А сегодня?
— А сегодня — гроза, — ответила за Себастьяна Яська. — Грозы здесь опасны… не только для людей.
Эмилии не спалось.
Она была голодна, но отец запретил трогать гостей… разозлится… всенепременно разозлится, но в доме так давно не появлялись люди. И тех девок, которых кузену разрешали оставлять для семьи давно уже не хватало на всех. А Эмилии, как самой слабенькой, и вовсе оставались сущие крохи.
Как жизнь продлить…
Но разве ж это жизнь?
Вечная молодость. Вечная красота… дорогая тетушка сдержала слово. Уж сколько лет минуло, а Эмилия все так же прекрасна… правда, дорогая тетушка ничего не говорила о цене…
Разве Эмилия согласилась бы?
И злость исказила черты Эмилии, содрав маску человеческого лица. Ладонь скользнула по стене, сухие пальцы впились в эту стену, раздирая, вымещая ярость на доме, что давно стал тюрьмой.
Разве о такой жизни она мечтала?
И Зигфрид… ей обещали, что Зигфрид останется жив… снова не обманули, только забыли сказать, какой разной бывает жизнь… сама виновата, влюбленная глупышка.
А дом молчит.
Матушка забылась пьяным сном. В виной ей давно добавляют настой из опиума и мандрагоры, который погружает ее в забытье. Эмилия даже завидует…
Генриетта заперлась в подвале.
Беснуется.
Ей Эмилия не завидует нисколько, потому что сестрица глупа, если думает, будто верная служба ее спасет… отец молится… только и умеет, что взывать к Богам, которые давным — давно оглохли. Иначе почему не отозвались за столько?то лет?
Ах, как все обыкновенно, скучно… разве что голод… голод требовал нарушить запрет. Накажут? Пускай… она ведь говорила, что ей не хватает, а последняя девка и вовсе чахоточною оказалась. Что с такой поимеешь, окромя полной душевной тоски?
Нет… она ведь не до смерти.
Просто возьмет малость… чтобы не умереть… и тогда, быть может, папенька разрешит выйти… к границе… на границе полно людишек, которые мнят себя слишком умными, чтобы стать чьею?то жертвой, как тот глупенький улан…
Эмилия вздохнула.
И облизнулась.
Сладким был… жаль, худосочным… в будущем она подберет кого?нибудь более упитанного… а если… мысль заставила замереть.
Конечно!
Как это прежде в голову не пришло… братец ищет себе невест? А Эмилия чем хуже? Ей жених надобен… один, а потом второй… и главное, чтобы со свитой… если со свитой брать, то еды хватит надолго и не одной Эмилии.
Она, в отличие от некоторых, про родичей не забывает.
Ложь, конечно, будь ее воля, забыла бы… ушла бы и не оглянулась, потому и не пускают. Накинули поводок на шею, того и гляди затянут удавкой.
Ах, если бы все иначе сладилось…
Дом вздохнул вместе с хозяйкой.
А после заскрипел, протяжно так, небось, тоже утомился столько?то лет не то жить, не то нежить… она рассмеялась глупой этой шутке и, замерев перед зеркалом, крутанулась на пальчиках. Хороша ведь! И могла блистать не только в этом захолустье, в самой столице, при дворе королевском… говорят, тот двор весьма себе вольными нравами отличался. Нет, ей бы хватило Зигфрида… она ведь его любила… кажется…
Эмилия разглядывала себя в зеркале придирчиво, пытаясь вспомнить, что же чувствовала, но в нынешнем ее состоянии из всех чувств, каковые только возможны, остался лишь голод.
Проклятье!
…и снова вздох.
И шепот, такой близкий — близкий… и будто бы прикосновение к волосам, нежное, на грани почти. Вздох в шею.