Хозяйка Серых земель. Капкан на волкодлака - Демина Карина. Страница 43

— Но я… понимаете, у меня нет тетушкиного таланта… — Аниела комкала платочек и остервенело чесала кота за ухом, отчего и ухо, и сам кот, несколько подрастерявший прежнее равнодушие, подергивались. — И я… я не смогу… к тому же тетушка говорила, что он бесчестный человек… но такой обходительный.

— Все мошенники обходительны, — заметил Себастьян, поднимаясь. — Могу я осмотреть комнату вашей тетушки?

Аниела рассеянно кивнула, мысли ее явно были заняты уже не тетушкой и не Себастьяном, но предложением пана Зусека, которое и хотелось принять, и все же было боязно.

В комнате Зузанны Вышковец вязаных салфеток не наблюдалось.

Здесь было чистенько. Аккуратненько. Безлико. Ни тебе статуэток на полочке, ни картинок с котятами аль младенчиками, ни иных мелочей, до которых так охочи женщины. Кровать металлическая. Цветастое покрывало и подушки, выставленные башней. Кружевная накидка, единственной, пожалуй, уступкой женской натуре хозяйки. И тяжелый секретер заместо туалетного столика. На секретере — снимок. Зузанна Вышковец, еще живая, дама весьма и весьма строгого вида, стоит, придерживает под локоток Аниелу в траурном ее облачении.

Себастьян снимок сдвинул и провел по секретеру пальцами: убирались в комнате постоянно.

— Вы ничего отсюда не выносили?

Аниела всхлипнула и покачала головой.

— Тетушка не любила, когда я ее вещи трогала…

Себастьян выдвигал ящик за ящиком.

Счета. И снова счета, на сей раз перевязанные красною лентой, с пометками об оплате… пачка красных листовок, из тех, которые бросают в почтовые ящики.

Знакомый призыв:

«Разбуди в себе варвара!»

Себастьян немедленно ощутил просто-таки небывалое желание этого самого варвара раскрыть, желательно при непосредственной встрече с паном Зусеком. Чувствовал — пригодится.

Ежедневник… список покупок… заметка заглянуть к портнихе…

Мелочи чужой жизни. И странно, потому как жизни больше нет, а вот эти мелочи остались.

На последней странице размашистым почерком значилось: «неч. 9—17, ВВ».

Любопытно.

Страницу Себастьян вырвал и, сложив, убрал в карман. Чуял: пригодится еще.

Глава 14

О новых подозрительных знакомых

Когда острые зубки померанского шпица панны Гуровой сомкнулись на щиколотке, Гавриил лишь стоически стиснул зубы, сдерживая весьма естественный в подобной ситуации порыв: дать наглой собаченции пинка.

— Ах, простите… Мики, шалун, фу… он такой непоседа…

Шалун Мики щиколотку отпускать не пожелал, но заворчал и головой мотнул, пытаясь выдрать кусок мяса. Однако хищным намерениям сим помешал шелковый носок: ткань затрещала и порвалась…

— Я возмещу, — поспешила уверить панна Гурова, перехватывая шпица с несвойственной дамам преклонного возраста прытью.

— Что вы, не стоит… такая безделица…

Нога саднила.

А в глазах-бусинах шпица виделась Гавриилу мрачная решимость.

— Он еще совсем молоденький… — В хозяйских руках Мики виделся этаким клубком рыжей шерсти, совершенно очаровательным созданием, конечно, если не обращать внимания на пасть с мелкими, но до отвращения острыми зубами. — Мусечкин сыночек… всего-то два в помете было…

Мусечка ввиду преклонного возраста и лени, вызванной немалым ее весом — панна Гурова не могла отказать себе в удовольствии побаловать любимицу, — лежала спокойно, вывалив розовый, будто тряпичный язык. На морде ее было написано величайшее отвращение к миру и людям, за исключением, пожалуй, хозяйки, с мнением которой Мусечке приходилось считаться.

— Одного утопить пришлось, — со вздохом закончила панна Гурова и погрозила Мики узким пальчиком.

— Зачем?

— Дефектный был. — Панна Гурова во избежание конфликта с новым жильцом, который был весьма ей любопытен — а следовало сказать, что панна Гурова не привыкла отказывать себе в утолении любопытства, — усадила Мики на колени и сунула в пасть кусок сухой свиной шкуры. — Мусечка уже не в том возрасте… но все ж ожидала от нее большего. Стало быть, вы сирота?

— Круглый, — признался Гавриил, озираясь.

В отеле он был уже несколько часов, но прошли они на редкость бездарно. Гавриил обыскал собственный нумер, состоявший из нескольких комнат, чистых, но в целом каких-то убогих.

Старый ковер. Бумажные обои, которые легли неровно, местами уже выцвели, а местами цвет переменили, оттого и сами стены гляделись будто бы плешивыми. Старая кровать скрипела, от матраца неуловимо пахло плесенью. А на простынях обнаружились аккуратные латки.

Ковер был чинен, как и гардины. А вот стулья и махонькая, явно в прежние славные времена обретавшаяся в дамской комнате козетка могли похвастать новой обивкой. Правда, ткань была жесткой, дурно прокрашенной.

Однако Гавриила смутило не это, но запах…

Зверя?

Пожалуй… и духов, той самой «Страстной ночи», флакон которой он припрятал на дне чемодана. Гавриил нутром чувствовал, что флакон пригодится, в отличие от прочих вещей, которые он приобрел единственно для того, чтобы соответствовать собственной, почти выдуманной истории.

— Сирота, — ответил он и, наклонившись, потер щиколотку. — Круглый…

— Бедняжка, — неискренне посочувствовала панна Гурова и придвинулась ближе. — У меня тоже никого не осталось, кроме моих деточек…

Мики зарычал.

Деточек у панны Гуровой было пятеро, и Гавриилу они казались одинаковыми, будто скроенными из одной огромной лисьей шкуры. И всем пятерым он активно не нравился…

Правда, прежде собаки его боялись.

— Тише, Мики, тише, дорогой… Значит, вы не тут родились? — продолжила допрос панна Гурова, пользуясь тем, что давняя ее соперница, панна Акулина, еще изволила почивать.

Эта ее привычка пребывать в постели до полудня, а после жаловаться на бессонницу и слабые нервы весьма злила панну Гурову, которая вставала засветло и полагала, будто бы именно так надлежит поступать всем разумным людям.

Нового знакомца она причислила именно к ним.

— Не тут, — ответил он, косясь на крайний столик.

Столовая в пансионе была невелика и бедна. Пять разномастных столиков, явно приобретенных в лавке старьевщика, стояли тесно, так, что между ними с трудом можно было протиснуться. Имелись и стулья, число которых ежедневно менялось, — пан Вильчевский полагал, что мебель в столовой изнашивается чересчур уж быстро, а потому давал стульям «отдых» в гостиных и нумерах.

Застиранные скатерти.

Вазочки из дешевого фаянса, крашенные не иначе как самим хозяином. И тряпичные цветы, которые пан Вильчевский такоже творил самолично из тех гардин, что окончательно утратили внешний вид.

Готовили, однако, сытно, хоть и блюда простые.

И перед Гавриилом исходила паром пшенная каша, щедро заправленная маслом.

— А откуда? — Панна Гурова подвинулась еще ближе, едва не смахнув миску острым локотком. Она вся была какая-то точно из углов составленная. Тоненькие ножки, худенькие ручки, длинная шея, вокруг которой панна Гурова наматывала вязаные шарфы, и старомодная шляпха-таблетка на седых волосах.

— Сколуво. Это около границы…

Гавриил прикусил губу, уже жалея, что сказал… следовало бы назвать иное место, потому как если старушка и есть волкодлак, то…

…псы с волкодлаками плохо уживаются, а у панны Гуровой пятеро.

Лежат у ног, глядят на Гавриила и, кажется, готовы вцепиться в глотку, дай только повод. Гавриил благоразумно повода не давал и в свою очередь шпицев из поля зрения старался не выпускать.

— Около границы… как романтично. — Панна Гурова сухой ручкой взяла сухую же галету и, отломив кусок, сунула его в пасть Мики, не особо озаботившись тем, желает ли шпиц есть галету.

Шпиц не желал. И захрустел подачкой мрачно, выразительно даже.

— Говорят, там ныне неспокойно… призраки, упыри… — Она романтично воздела очи к потолку, который явно нуждался в том, чтобы его побелили.