Красота по-русски (Я подарю тебе любовь) - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 20
– Ты ненормальная, ты это знаешь?
– Ну вот теперь знаю, ты мне только что сообщил! Это в том смысле, что «ку-ку»?
– Нет, – улыбался счастливо Денис. – Это в том смысле, что, слава богу, ты не такая, как все!
– Хочу заметить, это сильно осложняет жизнь!
– Ничего, мы справимся, – что-то далекое, заоблачное, почти невозможное и самому непонятное пообещал Денис.
Наклонился и медленно, нежно-неторопливо поцеловал эту необыкновенную женщину.
И сообразить не успел, как полыхнуло изнутри, выстрелив от прикосновения к ее губам, переплавив нежность и благодарность в жар! Он оторвался на секунду, только чтобы сообщить:
– Я тебя хочу! Прямо сейчас!
– Ну да, да, да! – требовала она в ответ.
Денис опрокинул ее на спину, без всяких там прелюдий и предварительного «компота» – это в следующий раз! Обязательно! И долго, и нежно, не торопясь – в следующий раз!
Денису, как дышать, сейчас требовалось обладать ею! Чтобы Ленка принадлежала ему в этот момент – вся, со всем, что она сказала, сделала сейчас для него, как от вековой горечи отмыла! Быть в ней, с ней, раствориться в обладании!
Мир взорвался разрывной гранатой из глубины! И было это фантастично!
Денис проснулся, как и заснул, – в секунду, словно рубильник выключили-включили. Такого с ним еще не бывало: заснуть сразу после секса! Нет, не секса – горячечной, невероятной любви!
Он помнил только, что смог перевернуться на бок, обнять покрепче Ленку, и как обморок! Нет его!
Проснувшись, еще не открыв глаза, Денис вспомнил происшедшее в деталях, все еще теплея внутри, улыбаясь, открыл глаза…
И испугался! Ленки рядом не было.
Включенная лампа на прикроватном столике немного рассеивала темноту. Арбенин резко сел, осмотрелся, в комнате девушки тоже не было. Его пот прошиб от испуга, а сердце пропустило удар.
– Лена! – позвал он, резко откинув одеяло, которым был заботливо прикрыт. И громче: – Лена!
– Я здесь, – отозвалась она откуда-то снизу.
Денис выдохнул, чувствуя, что его, как холодной водой, окатило облегчение, пробежавшее мурашками по позвоночнику.
– Где? – не понял он.
– Здесь, – донеслось глухо снизу.
Денис перекатился на другую сторону и наклонился над краем кровати, из-под которой торчали Ленкины симпатичные ножки и край кружевных трусиков. Остальная часть тела барышни Невельской находилась под кроватью.
– Что ты там делаешь?
– Изучаю, – пояснила смысл такого своего странного расположения госпожа Невельская.
Денис хмыкнул и разулыбался глупой улыбкой. Сам знал, что глупой, но никто же не видит.
– Вылезай! Там темно и пыльно! – потребовал он.
– У меня есть фонарик, и здесь не так уж пыльно, у тебя хорошая домработница!
– Ленка, вылезай! – распорядился Арбенин.
– Сейчас!
Елозя попкой по ковру, мадам Невельская начала выдвигаться из-под кровати. Дождавшись, когда она окончательно выползет и сядет, Денис подхватил ее под мышки и втянул к себе на кровать.
– Где фонарик надыбала? – улыбался вовсю Арбенин.
– Я всегда с собой в сумке два ношу, мало ли что рассматривать понадобится.
– Я долго спал? – чуть извиняющимся тоном спросил он.
– К сожалению, нет, – попечалилась она, – всего двадцать минут.
– Извини.
– За что? – засмеялась Ленка. – За то, что заснул, или за то, что мало спал?
– Видимо, за все. И чего тебя туда понесло?
– Как чего? – неподдельно поразилась она его вопросу. – Это же «Россиниада»! Твоя кровать!
– Я в курсе, что это моя кровать, и что? – не понял Денис такого энтузиазма.
– Да ты что! – возмутилась Ленка. – Ты заснул, а я только тогда сообразила, на чем мы лежим! Я знаешь сколько гонялась за этой кроватью, чтобы посмотреть?! Посвящение великому Росси, в его ампирном стиле, с полосками черного дерева, бронзовые маски, розетки и рельефы его самых известных зданий в Петербурге! Да я на выставке вокруг нее скакала, только не плакала!
– Постой-постой, – притормозил ее восторженное выступление Арбенин, – а ты часом не та самая журналистка, которую выгнали с выставки за то, что она залезла под экспонат?
– Не выгнали, – напустив надменности, уточнила Лена, – а интеллигентно вывели и отобрали пропуск.
Денис откинулся на подушку и расхохотался. Он так смеялся, что слезы брызнули. Он никогда так не смеялся – вот вам крест!
Никогда!
– Да я всего-то на коленки встала и заглянула под нее! – оправдывалась девушка, пытаясь перекричать его хохот.
– Ленка! – не мог остановиться Денис.
Притянул ее к себе, прижал и смеялся.
– Я всего лишь хотела посмотреть задник, – глухо, в его шею, объясняла она и, что-то вспомнив, быстренько выбралась из его объятий. – Слушай! А почему ты иногда делаешь на изнанке, по углам, резьбу? Так никто не делал, кроме одного мастера – крепостного Мещерского.
– Прочитал как-то в старом учебнике по мастерству, еще дореволюционном, что некоторые краснодеревщики оставляли не только свой знак, личное клеймо, но и вырезали небольшие обереги – животных, растения, которые охраняют изделие. Мне понравилось, иногда так делаю.
– А «Россиниада» – это же ансамбль спальный, еще столики прикроватные, трюмо, два стула. Где они?
– Я ж на заказ ее делал, – объяснял Денис, – у заказчика какие-то заморочки с деньгами случились. Он выкупил только малые формы, а за кровать расплатиться не смог. Правда, деньги, потраченные на материалы, требовать обратно не стал. Вот я ее и оставил себе.
Где-то в отдалении, наверное, в большой гостиной, начали бить напольные часы. Ленка сделала страшные глаза, соскочила с кровати и заметалась бестолково по комнате.
– Лен, ты чего? – приподнялся на локте Денис.
– Сколько времени? – запричитала она.
– А, черт! – сообразил Арбенин и одним движением выскочил из кровати.
Совершенно позабыв про ногу и необходимость ее прикрывать.
Денис натянул джинсы и босиком пошлепал из комнаты.
– Половина девятого! – прокричал откуда-то он.
– Блин! – ругнулась Ленка, торопливо одеваясь.
Прощаться он тоже не умел.
Теоретически догадывался, что положено поцеловать, сказать какие-нибудь нежные и приятные слова, хоть как-то выразить благодарность великую за то тепло, приятие, понимание, которое она ему подарила. За все великую благодарность, но…
Не знал и не умел.
И маялся, чувствуя себя неуклюже большим, неуютным и неправильным совсем.
И ничего! Как дундук какой – ну, не умеет, не знает!..
Денис распахнул ворота, Ленка выехала, остановила машину в паре метров… И спасла его от всех «драконов» незнаний и неумений – выскочила, подлетела, обняв с разбегу. Денис подхватил девушку, оторвав от земли. Ленка поцеловала его коротко в губы, присмотрелась и еще раз поцеловала.
– Пока!
– Пока, – глухо отозвался Денис. – В субботу с Василием Федоровичем сможешь приехать?
Вот и все, что смог сказать! Хотел многое: и расцеловать по-настоящему, и поблагодарить, и удержать, если получится…
– Смогу! – сверкнула глазами Ленка. – Все! Пока!
Еще разок чмокнула и бегом вернулась в машину, быстренько уселась, взялась за ручку дверцы, выглянула, обернувшись к нему, и прокричала:
– А насчет татуировочки подумай!
Денис усмехнулся. Легко и свободно, первый раз не ощутив неловкости от обсуждения запретной темы его увечья.
Лена захлопнула дверцу, махнула напоследок из открытого окна рукой и уехала.
Он долго стоял, засунув руки в карманы джинсов, и смотрел вслед, даже когда машина завернула за угол и скрылась из виду.
Он все стоял, смотрел в темноту.
Выехав с проселочной дороги на шоссе, Лена свернула на обочину, остановила машину и выключила двигатель. Со всей силы сжала пальцы на руле и откинула голову.
«Растреклятая жизнь! – от переполняющих эмоций у нее дрожало все внутри противной мелкой дрожью – растреклятая, гребаная жизнь! Что же ты вытворяешь с самыми лучшими, с самыми замечательными людьми?!»