Особенные. Элька-3 (СИ) - Ильина Ольга Александровна. Страница 22
Фух, вроде получилось. Поехали мы без проблем, а вот с моим скрюченным телом возникли проблемы. Какая же маленькая у этого гада машинка. Ни согнуться, ни разогнуться без травм. Пока потирала ушибленный локоть, глянула на этого типа. Удивлен и заинтригован. Вот и пусть таким остается. Я ничего объяснять не намерена. А вот он собрался спросить.
— На дорогу смотреть не забывай. Я раньше времени на небо не собираюсь.
— Хорошо, — подозрительно покладисто кивнул он и спросил: — Поговорим?
— Кажется, мы уже наговорились.
— Разве это был разговор? Я запомнил, как ты меня калечила, огрызалась и не желала слушать, а разговора не было.
— Ты ведь не отстанешь? — досадливо поморщилась я. Ладно. Пусть вещает, от меня не убудет. В крайнем случае, я всегда могу его послать.
Он улыбнулся и посмотрел на меня. А я вздрогнула от того, насколько его улыбка разилась со взглядом. Очень сильным взглядом. Он и раньше производил впечатление, а сейчас мне показалось даже, что я совсем не знаю его. А ведь так и есть.
— Я помню, как впервые увидел тебя. В пятом классе. Новенькому всегда тяжело в первый день. Слишком много внимания, впечатлений, людей. И злость. Она меня раздирала на части. Я не хотел идти в обычную школу, потому что это было как удар, намек, что я такой же, как они. Как эти пустые, бессильные дети. Как твоя подружка Кузнецова.
— Ты знал, что она регистратор?
— Да. Еще один удар. Для меня это было наказанием. И даже ты… Ты, может, не помнишь, но в тот первый день, на уроке рисования учительнице не понравился мой стиль, и она громко заявила об этом на весь класс.
— Стиль? — усмехнулась я. — Помнится, твой лист остался таким же белым, как и был в начале урока.
— Я не умею рисовать.
— И она отругала тебя только потому, что ты даже не попытался.
— Суть не в этом, а в том, что все они смеялись надо мной.
— Ну и что? Надо мной тоже часто смеялись. И я не понимаю, почему ты вспомнил сейчас об этом?
— Потому что тогда ты вызвалась помочь научить меня азам рисования.
— Да, что-то припоминаю. И, кажется, ты тогда меня проигнорировал. Я пришла в класс после уроков, а ты так и не пришел.
— Я испугался.
— Чего?
— Тебя. Испугался того чувства, что возникло во мне. С каждым годом оно росло, укреплялось, приобретало иные формы, и я до смерти боялся той власти, что ты надо мной имеешь.
— Ты об этом хотел мне рассказать? О детских воспоминаниях?
Мне было неприятно и больно вспоминать об этом, потому, что то время было полностью перечеркнуто теми последствиями, которые принесло наше сближение.
— Когда ты пропала год назад, я испугался за тебя. Вик рассказал, что видел тебя с братом.
— Откуда он знал, что я — это твоя я?
— Мне нравится это: «твоя я». Повтори еще раз.
— Ага, сейчас, шнурки только поглажу, — съязвила в ответ. — И это просто оборот речи. Я никогда не буду твоей.
— Мы и до этого вопроса дойдем, — терпеливо ответил он.
Я поморщилась, но промолчала, а он продолжил.
— В нашем семействе трудно что-либо скрыть. Особенно от братьев, любящих копаться в чужих мыслях. В моих, тебя было слишком много. Вот он и понял. Рассказал. А я все думал о том, кто и как мог втянуть тебя в наш мир, ведь ты человек. Когда узнал, что ты нашлась в больнице, просто хотел убедиться, что ты в порядке, что с тобой все хорошо.
— Да, мне говорили, что ты приходил, сначала не успела спросить, а потом спрашивать стало не у кого.
— Я не мог не прийти, но встретил там Стаса. Не понимал, что может вас связывать, пока лицо его не увидел. Он так на тебя смотрел… И разозлился. Какое право он имел так на тебя смотреть? И напомнил ему, что ты всего лишь человек, а он темный, инквизитор, тот, кто должен стоять на страже закона, тот, кто не имеет права его нарушать даже ради себя. Я сам не помню, что тогда ему наговорил. Это не важно сейчас. А важно то, что я понял, что ты видишь.
— В мой первый день в школе?
— Да. Я не мог понять. Твоя аура… ты была стопроцентным человеком, но видела меня, Катю, все. И я рискнул подойти. Поговорить, понять. А вечером я перелопатил всю отцовскую библиотеку в поисках ответа.
— И понял, что я искра?
— Да.
— И тогда у тебя сложился план, как отобрать мои силы?
Он несколько минут молчал, пытаясь справиться то ли с гневом, то ли с сожалением, то ли еще с каким чувством. Но хотя бы лгать не стал. И то радость.
— Нет. План возник намного позже. Тогда я просто хотел тебя защитить. Мне казалось, что ты в опасности. Та вампирша, твое желание выяснить больше о нашем мире, преследователи, хранитель и то, что ты совершенно не помнила те две недели, когда тебя не было. Когда ты пришла ко мне домой, я испугался, что Вик все расскажет, что братья что-то сделают тебе, поймут, кто ты. Я боялся всего. Потом был поцелуй, и сила. Я ощутил ее в себе. Никогда раньше я не чувствовал подобного. Это… то, что ты дала мне, позволило спрятать мысли от братьев, и даже от отца. Он так и не догадался, хотя, казалось, самым первым должен был понять. Но в тот раз я забрал у тебя так много, что отсвет твоей ауры помешал ему увидеть. А после я выслушал длинную лекцию о том, что даже мне не позволено встречаться с человеком. Но его запреты и приказы не возымели должного эффекта. Меня в тот момент больше волновало то, что ты в библиотеке, одна с моим братом, а тебе достаточно полунамека, чтобы раскрутить все до конца.
Он рассказывал, а передо мной стояли картинки нашего прошлого, такого близкого и далекого одновременно, такого болезненного и чудесного.
— Я подумал о силе только после катка. Точнее, я и раньше думал об этом, но по-настоящему только тогда. Но оставалась ты. Мне почему-то казалось, что я обязательно должен делать выбор между тобой и силой. Я колебался. Пытался оттолкнуть тебя, хотел, чтобы ты сама увидела, какое я чудовище, но чем больше я старался, тем ближе ты подходила, пока не пересекла ту черту, когда назад пути уже не будет. Помнишь? Там, где мы смотрели на звезды.
— Так это я виновата в том, что ты сделал?
— И нет, и да. Ты была слишком наивной, слишком доверяла мне, а я не понимал почему? Я не понимал, не верил до конца, что ты можешь так меня любить. Что ты видишь именно меня, а не урода, у которого вместо таланта и силы одни крупицы. И это пугало меня. Твоя любовь пугала меня и делала слабым. Заставляла себя ненавидеть.
На этот раз молчали мы оба. Я слышала урчание мотора, ветер, биение собственного сердца, но в душе было так же пасмурно, как там, за окном. И мне хотелось плакать, потому что сейчас, каждым своим словом он воскрешал то, что я так тщательно старалась забыть.
— И наша ночь…
— Пожалуйста, не надо об этом, — простонала я, но он не послушал.
— Я должен, должен тебе все рассказать, потому что иначе ты не поймешь. Это была самая прекрасная ночь в моей жизни. Не знаю из-за чего больше. Тогда мне казалось из-за силы, а ты… у меня было достаточно женщин. Я не понимал тогда… многого.
Внезапно он остановился. Прямо на дороге, а потом съехал на обочину, заглушил мотор и повернулся ко мне.
— Я не понимал, что с любимой женщиной все иначе. Я убедил себя, что любовь не так важна, как сила. И я ее получил, и был счастлив. Видел восхищение в глазах отца, неверие и восхищение, а после страх, что я использовал внучку Алевтины Углич.
— Замолчи, пожалуйста.
— Нет, — он схватил меня за плечи, но в глаза его я смотреть не могла.
— Он на меня наорал, а я впервые за всю свою жизнь ударил его магией. Так сильно, что потекла кровь. Я увидел страх. И мне он понравился, понравилась вся эта власть. Стоит только щелкнуть пальцами, и мир переворачивается, ты получаешь все, что захочешь. Любая прихоть исполняется, любой каприз. Ты можешь иметь все. Деньги, власть, женщины. И я наслаждался всем этим. Долго. Целый месяц. Пребывал в какой-то безумной эйфории. А потом ты начала мне сниться. И все эти девушки, что окружали меня… с ними не было и десятой доли того, что было с тобой. Нет, я пытался убедить себя, что все не так, что ты мне не нужна, пока не затошнило, пока не понял, что все они одинаковые, что как бы красивы, умны, добры и нежны они не были, мне нужна только одна. Я понял тогда, что ошибся с выбором. Понял, что вся эта сила ничто, если тебя нет рядом, если ты не смотришь, не восхищаешься, не говоришь со мной. Ты знаешь, что я порой ждал ночи, целый день, потому что знал, что там увижу тебя, там я буду рядом. И там ты не будешь смотреть на меня с такой болью, как тогда в Праге.