Кикимора болотная - Мясникова Ирина Николаевна. Страница 18
Денег со временем стало довольно много. Столько, что можно было теперь о них не думать. Марина на всю катушку развлекалась, посещая различные мероприятия и изображая из себя светскую львицу. Она постоянно мелькала на фотографиях в разделах светской хроники разных глянцевых журналов. Не пропускала она и зарубежные светские мероприятия, показы мод, фестивали и кинопремьеры. Миша Ковалевский, жена которого никогда нигде не светилась, как-то попытался было даже с Мариной переговорить, чтобы она вела себя скромнее, но в результате махнул рукой.
— Дурак — это состояние души! — резюмировал он, и Левшуков с ним согласился. — Но это, Леша, твоя проблема. Очень большая проблема.
С этим Леша тоже спорить не стал. Он хорошо понимал, что поведение Марины угрожает не только его личному здоровью, но и благополучию холдинга. Люди, выставляющие свое богатство напоказ, обычно сильно раздражают окружающих. А раздраженная общественность может лавочку и прикрыть. Такие случаи всем теперь известны. Не в Чикаго живем. С Мариной надо было расставаться, и Ковалевский ему об этом недвусмысленно намекнул. И хоть мнение старшего партнера всегда имело для Левшукова огромное значение, но, надо сказать, он и сам уже не первый раз об этом задумывался.
Еще с перестроечных времен. С той самой злополучной сберкнижки с пропавшими на ней деньгами. Но тогда ему было не до развода, опять же ради близнецов он играл по правилам Марины и поддерживал видимость образцово-показательной семейной жизни. Он давно уже понял, что все представления Марины об обустройстве семьи сводятся к изображению внешне привлекательной картинки, которая в основе своей не имеет никаких реальных чувств. Марина играла в жизнь, а не жила. Однако актриса она была неплохая.
Когда близнецы выросли и уехали учиться в Лондон, надобность в изображении семейной идиллии отпала, и Левшуков с Мариной, к обоюдному удовольствию, стали жить отдельно. Правда, периодически Марина возникала перед Левшуковым и требовала у него денег на покупку или содержание очередного интерьерного салона. Она по примеру своих подруг, чтобы занять себя, решила, что ей пора организовать собственный бизнес. Звание светской львицы стало неактуальным. Марина считала себя большим специалистом по интерьерам. И специальность-то институтская у нее была подходящая, и курсы какие-то дизайнерские, также стоившие Левшукову больших денег, она закончила, и выставки да биеннале по всему миру она регулярно посещала. Естественно, эти посещения тоже оплачивал супруг. А кроме того, Марина периодически давала в глянцевых журналах советы, как обустроить красивую жизнь. Леша раздражался, потому что знал, во сколько все эти советы ему обходятся. Он-то по наивности думал, что хорошему дизайнеру за его советы в журналах платят деньги, а не наоборот. Художественных вкусов жены Левшуков не разделял. Единственный раз, когда Марина уговорила его посетить открытие очередного своего салона, Левшукова чуть не вырвало. Уж больно много позолоты, висюлек, рюшечек и прочих кандибоберов присутствовало в Марининых интерьерах. Опять же сочетание красного, синего и зеленого цветов вызывало у Левшукова ощущение паники. Ему хотелось бежать. Но, как говорится, на вкус, как на цвет, товарищей не бывает. Хотя Левшуков подозревал, что продаваемые Мариной приторные вещички не нравятся не только ему. Дело в том, что салоны Марины все, как один, были убыточны и постоянно субсидировались из его кармана.
И если поначалу, когда недвижимость в Питере дорожала бешеными темпами, Левшуков смотрел на вложение денег в эти салоны сквозь пальцы, то в последнее время ситуация сильно изменилась. Алексей искренне недоумевал, для чего Марина сейчас устраивает всю эту беготню, ведь можно просто взять у мужа деньги и положить под проценты. То есть заработать денег примитивным способом, зато безо всякой суеты. Он не раз предлагал Марине просчитать рентабельность ее бурной деятельности. От слова «рентабельность» Марине становилось нехорошо. Она заявляла, что занимается собственным бизнесом, потому что его деньги — это наши деньги, а ее деньги — это ее деньги. Поэтому нечего Леше лезть со своими умными словами в ее бизнес. Леше лезть в ее бизнес совершенно не хотелось. Ему хотелось видеть Марину как можно реже. Как там она сказала в свое время? Если люди хотят покоя, то пусть платят. И он платил. Откупался, давая ей денег на ее безумные проекты. Тем более что юристы Ковалевского уже продумывали условия тихого и мирного развода Левшуковых.
Себе Леша построил дом на заливе, который близнецы прозвали берлогой. Дом находился далеко от города, в глуши между Выборгом и финской границей, куда еще не добралась цивилизация со своими таунхаусами и огромными особняками на участках в шесть соток. Эти особняки, как грибы, повырастали на всем побережье Курортного района, стоили огромных денег и находились на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Все эти постройки, несмотря на свою помпезность, напоминали Левшукову советские садоводства, когда соседи по утрам синхронно бежали в туалеты, расположенные обычно где-то в одном углу малюсеньких участочков. Знакомые Левшукова, в свое время приобретшие большие участки на престижных курортных землях, теперь ругались на чем свет стоит. Город наступал на их дома со всех сторон.
Дом же Левшукова стоял на берегу в сосновом окружении рядом с опушкой большого лесного массива. Леша в свое время открыл в себе странную боязнь глубокой воды, а вот в лесу, причем в любом его месте, даже в самой непролазной чаще, он чувствовал себя просто распрекрасно. В лесу Левшукову всегда хотелось петь, причем во весь голос.
Марина в его берлогу не совалась. Он сам руководил строительством, обустраивал дом и закупал мебель, получая от этого массу удовольствия. Этот дом он планировал как следует обживать в старости, когда отойдет от дел. Даже рояль купил. Отдал должное своим воспоминаниям о Саниной бабушке и ее романсах.
Во время редких наездов к себе домой он никогда не упускал возможность поиграть на рояле, поминая добрым словом родителей и учительницу музыки. Вообще, с возрастом он начал понимать, что в семье родителей хоть и не было особого душевного тепла, зато не было вранья и лицемерия, которое принесла в его собственную семью Марина. Родители ничего не изображали, а просто жили рядом, увлеченные не друг другом, а наукой. Зато какие увлекательные дискуссии они устраивали, когда дело касалось предмета их любви! Можно сказать, страстно горели в своем любимом деле. И надо сознаться, маленькому Леше все-таки доставалась небольшая доля родительской страсти. Левшуков даже не мог предположить, в чем могла бы его жена гореть с такой страстью, и от всей души жалел собственных детей, выросших в глянцевом искусственном мире.
Левшуков теперь часто вспоминал Санину бабушку, которая умерла еще во время перестройки. Теперь он понимал, что она имела в виду, когда говорила, что в Марине нет шика. В Марине, к сожалению, не было не только шика, но и ума. Леша просто слишком поздно это понял. Правда, красота Марины с годами сверкала все ярче, однако никакого впечатления на Лешу теперь эта красота не производила. Только раздражала, как быка красная тряпка. Особенно когда он видел ее безупречное лицо с безупречной прической на страницах какого-нибудь журнала. В последнее время она уже представлялась не светской львицей, а владелицей сети интерьерных салонов. Ему донесли, что она собирается еще и собственный интерьерный журнал издавать, для чего уже подсчитывает, сколько с него запросить на это денег. Так что Левшуков в очередной раз убедился, что глупость и амбиции его жены просто не имеют границ.
Саня со своей краснодарской Соней, в отличие от них с Мариной, жили дружно. До сих пор еще плодились и размножались. В перестройку они перебрались в Краснодар, даже перевезли туда Саниных родителей. Левшуков впоследствии устроил Саню руководить краснодарским филиалом холдинга. Он по-прежнему любил бывать в гостях у Сани, часто заезжал в Краснодар и с удовольствием ужинал за огромным семейным столом в просторном Санином доме. За столом верховодила Соня, она прекрасно готовила и замечательно пела кубанские песни. И в Соне, несмотря на всю ее внешнюю простоту, Левшуков чувствовал тот самый шик. Соня была матерью, подругой и искусительницей одновременно. Да, Сане, безусловно, очень повезло, потому что за всю свою жизнь Левшуков таких женщин ни разу не встречал.