Маяк Фишера (ЛП) - Сивек Тара. Страница 32
Ну, и любовь к хорошему мужчине.
Все изменилось, возможно, я и потеряла мужчину на этом пути, но по крайней мере я до сих пор имела гостиницу. Теперь же у меня возникает вопрос, может я слишком долго живу прошлым. Может я пытаюсь удержать что-то, что никогда уже не вернется ко мне — популярность старомодной гостиницы и мужчину, который исполнял все мои надежды и мечты... до тех пор, пока... Возможно, для меня наступило время, наконец, отпустить все это. Оставаясь здесь, будучи так привязанной к этому месту и зданию, удерживая саму себя в прошлом, по-прежнему желая вещи, которые уже нет смысла желать. Оставаясь здесь и сохраняя воспоминания и неосуществившиеся надежды, которые, возможно, я могла бы получить в жизни, но так и не смогла, мешает мне двигаться дальше.
Я слышу свист раздвижных стеклянных дверей и поворачиваюсь, вижу Трипа, который направляется ко мне. Он несколько секунд смотрит на океан, потом садится в кресло-качалку рядом со мной. Мы покачиваемся в тишине несколько минут, прежде чем он, наконец, говорит:
— Ты упрямая, девочка Люси. Это всегда была одной из черт, которую я любил в тебе.
Я улыбаюсь, слыша его грубый голос, упираясь головой о спинку моего кресла.
— Иногда, правда, упрямство может сделать тебя слепой к тому, что находится прямо перед тобой. Я знаю, ты не была в восторге, когда я взял деньги, которые Фишер давал тебе и заплатил за весь ремонт этого места.
Я поджимаю губы, вспоминая тот день, год назад, когда узнала какой ущерб нанесла эта труба гостинице, я хотела отказаться от всего. Я была все еще достаточно зла на развод, когда узнала, что половина денег от Фишера была зачислена на мой текущий расчетный счет без предупреждения, я была просто в ярости. Я поклялась себе никогда не трогать эти чертовы деньги, несмотря ни на что. Затем, Трип за моей спиной воспользовался ими.
— Я понимаю, что ты считаешь, что деньги от него выглядят для тебя, как пощечина, и думаешь, что это был его способ доказать тебе, что он лучше, чем ты, из-за того, что у него больше денег, но ты же знаешь его достаточно хорошо, чем кого-либо.
Я перестаю качаться и поворачиваюсь к старику.
— Я думала, что знаю его лучше, чем кого-либо, но как оказалось, я ошибалась. Допустим, он не посылал эти деньги, но черт побери месячные депозиты были неуместными и жестокими, и ты знаешь это. Он хотел таким образом стереть нашу жизнь, отправляя эти дурацкие напоминания о себе каждый месяц за прошедший год. Каждый месяц, когда я наконец-то начинала забывать о нем, что он где-то там живет без меня, я получала эти чертовы депозиты, которые ударяли меня снова и снова.
Трип перестает покачиваться, и наконец отводит свой взгляд от океана, переведя на меня.
— Это был не он, дочка, и он ничего не знал об этом, пока ты не надрала ему задницу. Он не имеет ничего общего с этими ежемесячными депозитами, и, хотя он готов был отдать тебе каждый пенни, который бы заработал до конца своей жизни, если бы ему разрешили это сделать, но не все зависело от него. Он понимал, что нельзя оскорблять тебя подобным образом, хотя и тяжело ему было не заботиться о тебе. Если бы я знал, как ты взбеленишься по поводу этих чертовых депозитов, я сказал бы тебе правду давным-давно, так что не делай поспешных выводов.
Я сердито щурюсь.
— Трип Фишер, ты подстроил эти депозиты?
Он хрипло смеется и качает головой.
— Я стар, но я не дурак. Ты бы, наверное, избила бы меня моим собственным молотком, если бы я сделал нечто подобное. Нет, это был не я. Если ты подумаешь над этим более усиленно, то поймешь, что есть еще один человек в семье Фишеров, который всегда был неравнодушен к тебе.
Я мгновение смотрю на него насмешливо, но потом ответ ударяет меня прямо по голове.
Дерьмо.
Грейс Фишер, свекровь, которая пыталась по любому принять меня, несмотря на то, что ее муж открыто меня ненавидел. Она всегда хвалила меня, когда мужа не было рядом, навещала, когда Фишер был за океаном, чтобы убедиться, что я была в порядке и гостиница тоже. Я должна была предположить, что она может сделать что-то подобное, но мой гнев на Фишера ослепил меня настолько, что я действительно не видела то, что находилось прямо передо мной, до того, как об этом сказал Трип.
Я чувствую себя ужасно. Я наорала на Фишера на пляже две недели назад, а он понятия не имел, о чем я говорю. Я обвинила его в том, чего он не делал и позволила своему гневу взять вверх.
— Он в моем доме, работает над некоторыми вещами в подвале, — небрежно говорит Трип, возобновляя свои покачивания и опять уставясь на океан.
— Немного самонадеянно для тебя, тебе не кажется? Почему ты думаешь, что меня интересует, где он сейчас?
Трип просто смеется и полностью игнорирует мой вопрос. Конечно он знает, что я беспокоюсь, этот чертов мужчина просто телепат и запросто читает мои мысли, и прекрасно знает, что я испытываю чувство вины за то, что только что узнала и хочу извиниться.
Я небрежно выталкиваю себя вверх из качалки, медленно потягиваюсь и медленно, поскольку не собираюсь бежать стремглав прямиком к дому Трипа, стою на террасе.
— Думаю проверить кое-какие бумаги и позвоню сегодня вечером. Ты собираешься побыть здесь некоторое время? — как бы между прочим спрашиваю у него.
Он кивает и подмигивает мне.
— Ага. Думаю, я еще посижу тут, может час или два, прекрасный вид отсюда. Это самый лучший вид на острове. Удачи тебе с бумагами, не беспокойся обо мне.
Похлопав его по плечу, я поворачиваюсь и иду к раздвижным дверям. Трип кричит мне вдогонку, как только я делаю шаг внутрь помещения.
— Запасной ключ под ковриком на крыльце.
Я рычу на него и хлопаю раздвижными дверьми, проходя через всю гостиницу.
Вызывающий раздражение, сующий всюду свой нос дед.
Распахнув дверь в дом Трипа, я слышу тихую лирическую музыку, доносящуюся из подвала. Я тотчас же узнаю песню и мое сердце пускается вскачь. «Storm» Lifehouse была именно той песней, которую я беспрерывно слушала несколько недель подряд, после расставания с Фишером. Тогда, я была словно девочка-подросток с разбитым сердцем, слушая эту депрессивную песню, и воя в подушку от своей боли.
«Если бы я только мог тебя увидеть, всё было бы в порядке.
Если бы я мог тебя увидеть, свет рассеял бы тьму.»
Песня рассказывает о человеке, которого вы любите, но оставляете, и вы тонете, и это было идеальное воплощение той утраты, которую я сама чувствовала после того, как Фишер оставил меня. Эта песня тогда разрывала и без того мое хрупкое разбитое сердца на еще более мелкие кусочки. Слушая ее теперь, я вспоминаю то время, и мне хочется исцарапать себе грудь.
Я двигаюсь, как в тумане, песня тянет меня к себе, словно она несет с собой какую-то магию, испытывая необходимость в этих тихих разрывающих словах, которые преследовали меня во снах несколько месяцев. Я спускаюсь вниз по лестнице, останавливаюсь и вижу перед собой Фишера, который стоит спиной ко мне, в шортах и темно-синей футболке, согнувшись над чем-то, он сейчас работает. Мышцы на его руках бугрятся, пока он шкурит наждачной бумагой дерево, с нажимом ведя вниз, чтобы сделать его более гладким.
Его руки и плечи покрыты пылью от шлифовки, и я вспоминаю то время, когда сидела на нашей террасе и наблюдала за ним, шлифующим очередную вещь, пребывая в полном восторге от него и той красоты, которую он создавал своими руками. Руками, которые работали, не зная усталости, творившими такую красоту из старого куска дерева, которые дотрагивались до меня с нежностью и любовью.
Я иду по направлению к нему, и понимаю, что мое тело на его присутствие реагирует также, как и всегда. Моя нога случайно задевает какой-то кусок дерева, прислоненный к стене, он с грохотом падает, и Фишер вскидывает голову, глядя в мою сторону.
Он с удивлением смотрит на меня, его глаза, как бы ощупывают все мои черты лица, и мне интересно, что он видит на нем прямо сейчас. Песня все еще продолжает звучать, слова кружатся вокруг меня, унося меня обратно в то время, когда я чувствовала себя потерянной и одинокой, так нуждающейся в нем. Единственно... нуждающейся в нем.