Там за облаками (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна. Страница 37

   - Ты тоже думаешь, что я мещанка?

   - Ты трусиха, испугавшаяся сильного чувства. Это моё мнение, заметь, не его. Он же решил, что ты - не та, какой его душа хочет. Он не сбежал от тебя, он с иглы соскочил. И теперь ищет ту самую, единственную.

   - Флаг ему в руки, барабан на шею и бронепоезд навстречу, - вспылила Маша.

   - Машка, не злись. Здесь нет виноватых. Так судьба распорядилась. Ты же в ножки ему падать не будешь? Он ведь куражиться начнёт. За все годы отыграется. И сбежишь уже ты. Любовь равного положения требует.

   - Куражиться будет, верно. Меня не это испугало, - Маша собиралась во что бы то ни стало оправдаться перед Татьяной и перед собой. - Я не хочу жить, как на вулкане, а с ним иначе невозможно. И не хочу весь свой бабий век смотреть на его поиски той самой, единственной. Мне надёжность требуется, постоянство, уверенность в завтрашнем дне.

   - Всё, не могу больше... кофе, - Татьяна встала из-за стола, отправилась в прихожую, к трюмо, прихорашиваться. Крикнула оттуда:

   - А может, ты и есть та самая, единственная? Просто вы не поняли друг друга. Всегда понимали, а в последний раз не поняли.

   Маша поставила джезву и грязные чашки в раковину, протёрла стол, двинулась в прихожую к подруге.

   - Хватит, Тань, а? Я с таким трудом себя за год в порядок привела. Не начинай заново. Я тоже с иглы соскочила, год в абстиненции корчилась.

   - Как скажешь, - Татьяна закалывала на затылке свои роскошные рыжие волосы, держала шпильки в зубах, вытаскивая по одной и втыкая их в пучок. - Но письмишко моё передай.

   - Передам, если появится.

   - О, в чём, в чём, а том, что он здесь появится, я теперь не сомневаюсь, - подруга подкрашивала ресницы. Для неё история Маши и Славки была всего навсего наглядным пособием, о котором интересно порассуждать, тренируя наблюдательность и умение разбираться в движениях души человеческой. Некий психологический практикум на чужой, по её определению, трагедии.

   Татьяна уехала, оставив на несколько дней облако французского аромата. Маша встречалась с ней потом всего однажды, через пару лет, когда сама вышла замуж. Опять Ярошевич свалилась, как снег на голову. Опять бодрая, радостная. Обалдела от Машиного мужа. Улучив минутку, показала большой палец:

   - Машка, во! Где ты такое чудо откопала?

   По иронии судьбы, любящей симметрию, Татьяна не понравилась мужу, он просил не приводить её больше в их дом. И всё. Татьяна исчезла, растворилась в тумане прошлой, незамужней Машиной жизни, не оставив координат.

   А Славка появился-таки. Через день после кавалерийского наскока подруги. Целые сутки Маша готовилась либо умереть от боли, от нестерпимого страдания, от которых, вроде бы, излечилась за год, либо заново "сесть на иглу". Рецидив её страшил. И менее всего она желала нечаянно открыть свои переживания Славке. Потому занималась аутотренингом: я спокойна... я совершенно спокойна.... мне до него нет никакого дела... всё прошло и забыто... я спокойна. Нет, ничто не прошло, ничто не забыто, - поняла она, увидев Славку в дверях. Но она была на удивление спокойна, спасибо аутотренингу, совершенно спокойна. Никак не реагировала на его язвительность и насмешки. Он всегда обходился с ней язвительно, когда загуливал с очередной пассией, с очередным номером из списка. Привычка - великое дело. Она спасла девушку, автоматически настроив на давно знакомый лад.

   - Тут Татьяна обещала кое-что передать для меня, - он улыбался, словно не пропадал целый год, словно не бросал её, глазами тревожно ощупывал Машу от ступней до темечка.

   - Да, - спохватилась она. - Проходи, я сейчас.

   - Я ненадолго. Возьму посылку и поеду.

   - Договорились, - откликнулась Маша, ища на полках с книгами конверт. Вот чёрт, куда она его положила? Вчера ещё здесь лежал. Неужели Маргошка нос совала? Ну, явится она домой!

   - А здесь всё по-прежнему, - Славка, не снимая кроссовок, прошёл в её комнату, прогулялся до окна, провёл пальцем по корешкам книг.

   - А какие перемены ты хотел обнаружить? - она нашла конверт, но не торопилась поворачиваться к человеку, который...

   - Да это я так, к слову. У меня всё изменилось, думал, и у тебя тоже.

   - Я более постоянна в своих вкусах и привязанностях, чем некоторые, - она решилась обернуться, протянула конверт. - Держи.

   - И всего-то? - он издевательски вскинул брови. - Из-за какой-то писульки она заставила меня тащиться в такую даль?

   - Не ездил бы, - равнодушно проговорила Маша, отлично помня, - раньше для него проблем с расстоянием до её дома не существовало. Выжидательно взглянула, не пора ли прощаться? Оказалось, не пора.

   - Скучный ты человек, Маня. Тебе не понять всей прелести романтического идиотизма.

   - Какая есть, - скучно, стараясь соответствовать данной характеристике, ответила она.

   - Читала? - вызов был брошен.

   - Читала, - вызов был принят.

   - Врешь. По глазам вижу.

   - Мои глаза не лгут. Они правдиво говорят, что их владелец плут, - небрежно парировала Маша, радуясь всплывшей в памяти и удачно перефразированной поэтической строке.

   - Ты стала любить Беранже? Раньше предпочитала Бёрнса.

   Раньше было раньше. Она повзрослела за прошедший год от страдания. Ещё больше повзрослела благодаря последнему разговору с Татьяной.

   - Всё течёт, Слав, всё меняется. И я меняюсь. Просто не так заметно, как ты или Татьяна.

   - Кстати, как тебе Татьяна? Похорошела, правда? - Славка вновь обследовал собеседницу взглядом с головы до ног, задержался на лице.

   - Очень, - искренно признала Маша.

   - Я здесь прочту. Ты не возражаешь? - спросил он таким тоном, словно не сомневался в согласии. - Сяду вот здесь и прочту. Люблю твою софу. Не знаешь, почему? Маленькая, а удобная, уютная. Так и тянет полежать.

   - Тянет? Полежи. Я пока бельё постираю, - лучшего способа намекнуть о нежелательности его спонтанной задержки она не нашла, мысли разбегались отчего-то.

   - С тобой полежал бы. Одному скучно, - он издевался в открытую, не думая маскировать твёрдое намерение оскорбить её.

   - Хочешь, - осенило Машу, - я Татьяне позвоню? Она с удовольствием составит тебе компанию. Вдвоём на моей софе полежите, а я тогда в магазин прогуляюсь, на почту, ещё куда-нибудь.

   - Она тебе рассказала? - Славка, до того удобно развалившийся в привычной позе на привычном месте, подобрался, выпрямился.

   - О том, что вы с ней... - Маша замялась, выбирая между "занимались любовью" и "занимались сексом".

   - Трахались? - закончил Славка. Поразительно, он выбрал то же пренебрежительное, отдающее нечистоплотностью слово. Как похоже отношение к интиму у Славки с Татьяной.

   - Ну, в общем, да. Она рассказала.

   - И что говорила обо мне?

   - Ей понравилось. Найдётся, что вспомнить в старости, - осторожно высказалась Маша и, не устояв, прощупала почву, - А-а-а... тебе?

   Он понял. Он всегда читал её, как раскрытую книгу. Мог бы поиздеваться вволю, покуражиться. Но не стал. Пожалел. Или побоялся разорвать тоненькую ниточку, незаметно вновь протянувшуюся от сердца к сердцу? Скорее, не спешил разрушать хрупкое перемирие.

   - Очень темпераментная красивая молодая женщина. Мы отлично провели время, - ответил, как будто на самом деле сказал: "Только секс, тебе не о чем беспокоиться".

   - Рада за вас, - облегчённо вздохнула Маша. Смотрела на Славку и тонула в его глазах, в тёплом понимании, возникшем между ними. И вдруг:

   - А как тебе Шурик?

   - Шурик? Мне? - поразилась она, не сразу сообразив, о чём завёл речь Славка.

   - Ну, да. Вы с ним тоже хорошо провели время? - он теперь смотрел жёстко, как на предательницу, которой нет прощения. Поманил пряником и огрел кнутом. Больно огрел. Маша разозлилась. На него - за бессовестный обман, на себя - за доверчивость, за то, что подставилась глупо.