Разного пазла части (СИ) - Панченко Юлия "Вампирчик". Страница 17

К тому же, стоило признать - есть такие жар-птицы, которые действительно стоят борьбы.

Я вздохнула. Пауза вышла за все рамки приличного.

- Здравствуйте, - поздоровалась, и прошла к двери, звеня ключами.

Незнакомка поднялась – изящно, как могут только особенно грациозные девочки, и прошла за мной в дом, вертя головой и морща хорошенький носик.

Я бросила пакет с покупками на разделочный стол, обернулась и встретилась с хищным взглядом голубых глаз. Без очков она оказалась младше, чем я предполагала: навскидку - не больше тридцати.

- Невероятно, - пропела незнакомка, блеснув белоснежными зубами, - убогая девица в убогой лачуге. Я думала, придется прорываться с боем, а тут…

- Вы кто? - перебила я.

Миндальничать и строить из себя воспитанную леди, было откровенно лень.

- Я? А ты еще не догадалась, потаскушка? – девица огляделась, скривилась брезгливо и снова мне в лицо посмотрела.

Надо думать, в атаку пошла.

Гадать было нечего, я прекрасно знала кто она такая, только не совсем понимала, чем вызван этот визит.

- Вы зачем приехали, и как вообще меня нашли? – поинтересовалась, подходя к раковине и подставляя руки под холодную воду.

- А что тебя искать, если твой адрес в Данином ежедневнике красным маркером отмечен, - повысила тон мачеха.

Ей-богу мне пора было рассмеяться. Знакомство получилось занимательным.

- Так, а ехали-то зачем? – настояла на своем, вытирая руки полотенцем.

- В глаза посмотреть хотела, проститутка ты малолетняя, - продолжила яриться новая Данилова жена, - я, его законная супруга, ехала за тысячу километров, чтобы патлы твои повыдрать и морду расцарапать, - выдохнула, набрала в грудь воздуха, а я рассмеялась ей в лицо.

Это было бы интересно. Правда. Я – выросшая на улице, колотящая соседских пацанов, и девочка-припевочка в костюмчике от Армани, катаемся по давно не метеным сеням. Цирк.

- Вы, поосторожней-то, - ответила, отсмеявшись и прищурившись, - желания, они имеют свойство сбываться.

Мачеха надменно фыркнула и задрала нос.

- Как часто он приезжает? – повелительно наклонив голову, спросила через минуту.

Видимо, отступать не собиралась.

- Раз в год, - совершенно честно ответила я.

По статистике – если считать от моего первого побега из дому, получалось как-то так.

- Что? – округлила яркие глаза девица, - да у него твоих фотографий по сто штук на сезон, причем все в разных ракурсах и позах, - снова раскричалась дамочка.

Я же в недоумении выгнула брови.

- На, смотри, - кинула на столешницу плотный коричневый конверт, из которого выскользнули фотографии, и скрестила руки на груди.

На снимках действительно была я. Не в подростковом возрасте, как думалось ранее, а запечатленная буквально на днях.

На одной из карточек я ела персик, сидя на крылечке. Ветер взметнул волосы, пришлось наклонить голову к плечу и убрать подальше фрукт. Черно-белый снимок был сделан издали и немного сверху, но увеличен в несколько раз, отчего были видны волосинки, запутавшиеся в ресницах от ветра. Я щурилась довольно от сладкой мякоти на языке, улыбалась, и как раз облизывала большой палец – стирая сок, когда щелкнул затвор. Фотография получилась откровенной в своей безыскусной простоте.

На второй, тоже черно-белой, одевалась, стоя у зеркала. Оголив спину, волосы были перекинуты на одну сторону – у левой лопатки виднелась аккуратная родинка. Из одежды на мне были только кружевные черные трусики. В отражении во всей красоте предстала грудь, лицо, со спокойным, еще сонным выражением: глаза были опущены на черный бюстгальтер, что как раз вертела в руках, и фотографу не удалось словить их выражения. Впрочем, это было бы лишним – снимок, сделанный из окна, и без того вышел до невозможного эротичным. Будто я позировала нарочно.

Остальные фотографии пролистала быстро. Они были цветные, и на каждой запечатлелась разная я: ела, спала, шагала по дороге с дурацкой почтальонской сумкой через плечо, разговаривала с людьми, ехала в трамвае, каталась на велосипеде.

Вот я закапываю глаза бездомному коту, а он вырывается, отворачивает морду и норовит цапнуть за руку задними лапами. У меня на лице решимость, сумка валяется на земле, из нее выглядывают газеты и даже число видно – двадцать третье мая. Впрочем, тот день я помнила и так: у недавно родившегося котенка загноились глаза и я, купив специальные капли, упорно пыталась эти глаза закапать. Гонялась за ним по всей околице…

На следующем снимке снова я: смеюсь, запрокинув голову, и держусь за плечо внука бабы Кати – одной из пенсионерок, кому приношу деньги. Рослый, чернявый паренек как раз приглашал на свидание, а я веселилась и не понимала, отчего он обижается. Наверное, просто отвыкла от подобных приглашений.

М-да. Отодвинула снимки в сторону, подняла растерянный взгляд на жену Даниила и спросила:

- Откуда это? Где вы их взяли?

- Из верхнего ящика его стола, - подбоченившись, ответила женщина, - ну так что, малявка, будем разбираться? И вообще – объясниться не хочешь?

Ее вид кричал о том, что она не собирается и шагу ступить в мою сторону, словно я была больной и заразной, не то что «разбираться». Но, задор подначивать и шутить – пропал.

Нашарила стул и села – не могла отойти от увиденного. Чертов Даниил, совсем спятил.

- Вас как зовут? - спросила я.

Если судить по фотографиям, да и по поведению, она ничего не знает, только подозревает. И приехала сюда только от обиды: как это, муж предпочел ей – красавице, какую-то непонятную замарашку.

- Оля, - дернула головой мачеха.

- Прекрасно, - кивнула я, - Оля, видите ли, отчим старается не выпускать меня из виду, вот и присматривает. Звонит иногда, (да, звонил, пока я не вынула батарею из телефона) но мы не виделись чуть меньше года, поэтому все ваши подозрения, они…

- Что? – перебила Ольга, поднося руку ко лбу, - кто? Отчим?

- Да, Даниил – он мой отчим, - кивнула я.

Неужели не знала? Ну не дура ли. Хотя, быть может, он убрал из зала наш семейный портрет. Чтобы лишний раз глаза не мозолил.

- Охренеть, - сказала мачеха и присела на корточки, хотя недалеко стоял стул, заваленный старыми газетами, - он убьет меня, - прошептала враз побелевшими губами и резко встала, - прости, прости, мне пора.

Ольга развернулась на каблуках и, схватив сумку, принялась сгребать фотографии. Ее поведение заставляло усомниться в умственных способностях: даже не спросила, почему это я полуголая на некоторых снимках и для чего Данил послал человека их сделать – столько, тайно. Я бы, как минимум задумалась – по отцовски ли Даниил любит?

- Что такое? – протянула, хотя прекрасно понимала «что такое».

- Если он узнает, что я приезжала, говорила все эти гадости, он убьет меня, - не слушая, пробормотала Ольга.

Больше того, - хотелось сказать мне, - если узнает, что ты рылась в его столе, то выдворит вон голую и босую. А вот касаемо наговора – зря. Ведь в точку попала – любовник, как есть - хотелось сказать, да, но я промолчала.

- Ты, ты – Мирослава? – подняв взгляд от стола, спросила Ольга, и прекратила беспорядочно рыться в сумке.

Она переменилась. Не просто потеряла боевой задор, но и как-то поблекла внешне. Неужели так боялась Даниила? С каждым взглядом у меня возникали новые и новые вопросы, например, что он делает такого, отчего Ольга дрожит.

Я кивнула, а она чуть было не схватилась за свои роскошные волосы.

- Он говорит о тебе каждый день, рассказывает, как возил в школу, как мазал зеленкой укус какой-то собаки, как вы катались на лыжах, - Ольга перечисляла, а я кивала и тайком поглаживала шрамик на руке от укуса соседского ротвейлера, вспоминая.

Да, так и было. Возил, мазал, катались. Все это было до того, как я в кровь кусала его губы, пока горячие руки задирали подол моей юбки.

- Данилочка рассказывал, что ты уехала путешествовать по стране и пробовать себя в разных амплуа. А я – дура, даже не сложила два и два. Он меня точно убьет, мне пора, и еще раз прошу – прости, - Ольга кинулась вон из дома, а я неторопливо вышла за ней на крыльцо.