Разного пазла части (СИ) - Панченко Юлия "Вампирчик". Страница 18

И куда только ее изысканный лоск подевался – вон, как удирает, словно стая волчья по следам несётся. Скрипнули шины за воротами, через секунду на дорогу вырулил высокий джип, и, подняв столп пыли, скрылся за поворотом.

На этом можно было бы поставить точку, но бегством мачехи история не закончилась. Отнюдь.

В ту ночь не спала. Думала – как долго Даниил за мной следил? Если судить по фотографиям, весь год. И это осознание принесло болезненное любопытство – зачем следил, для чего хранил те снимки. Вслед за любопытством накатила тоска – по ласковым рукам и пылающему взгляду, по его протяжному, хриплому «Мира». И мачеха – точная копия предыдущей, зачем он только женился? Чтобы было кому его деньги тратить?

К утру надумала собирать чемоданы. Убегать. Снова.

Но, не успела.

Он приехал едва расцвело.

Залаял соседский пес, послышался близкий шум мотора, потом скрип тормозных колодок где-то неподалеку от забора, хлопок дверцы. Лязг калитки, тихие шаги по дорожке. Нетерпеливый стук по оконному стеклу.

Распахнула дверь как можно скорей, пока не перебудили соседей.

- Что она тебе сказала? – оттеснив от створки плечом и войдя в дом, спросил Данила.

- Ничего, - пожала плечами.

От него пахло дорогой свежестью, одет был с иголочки, но небрит: колючая щетина на щеках скрывала бледность кожи. Глаза лихорадочно блестели, нездорово. Сколько он в пути? Выехал чуть позже жены. Наверное, как только узнал, куда она отправилась. Пять часов в самолете, еще столько же – от соседнего городка на электричке, а потом, взяв машину напрокат – гнал, небось, что было мочи.

Устал, и по глазам это было видно. В груди у меня шевельнулась жалость, смешавшись с радостью от встречи.

Снова, это случилось со мной опять – стоило увидеть его, как сердце заколотилось, внутри все задрожало от счастья. Полетели в тартарары все зароки и обещания, данные в минуты душевной борьбы.

Какое же все-таки сильное это чувство – любви, жажды, потребности в человеке! Оказалось, что для того, чтоб пробудить во мне все эмоции, от которых убегала за тысячи километров - всего-то и нужно, что увидеть его. Вдохнуть аромат его туалетной воды, в глаза заглянуть.

Я бы все ему отдала – и что имела, и что нет. Простила бы и женитьбу эту дурацкую, и быть может, вернулась бы.

Если бы полюбил.

Если бы смог.

- Как это «ничего»? – нахмурился Даниил, - не молчала же. Ольга оскорбила тебя? Ударила?

- Конечно нет, - фыркнула я, - она просто-напросто показала фотографии, да поинтересовалась – что это у нас за родство такое странное. Нетрадиционное. Я сказала, что мы не кровные родственники, поэтому инцест отпадает.

Даниил еще больше нахмурился, покачал головой.

- Твой юмор как всегда сражает. Наповал.

- А кто сказал, что я смеюсь? – прошла мимо него, зажгла свет на кухне.

Даниил огляделся, будто обстановка была ему интересна. Поморщился. И когда только снобизмом обзавелся?

- Что там с фотографиями? – спросила между делом: кофе засыпала в турку.

- На память. Чтоб были, - весьма исчерпывающе ответил отчим.

- Ты зачем приехал? – обернувшись, спросила я.

- А что, не понятно? – неожиданно зло ответил Даниил, - к черту бросил все дела, чтобы на здешних динозавров полюбоваться.

Отвернулась. За кофе смотреть необходимо было. Чтоб не сбежал.

Через несколько мгновений горячие руки обхватили поперек живота, прижали с силой к твердому, горячему телу, остро пахнущему свежесрезанной осокой. Я зажмурилась, потому что боялась расплакаться – как последняя дурочка, прятала свои чувства от нас двоих. А еще - скучала. Так скучала, что стоило ему обнять, задохнулась от счастья. Откинула голову отчиму на грудь, выключила плиту с так и не закипевшим напитком.

- Мне тебя не хватало, - прижимаясь сильней, выдохнул в волосы Даня, - знала бы, как завидовал фотографу, потому что тот мог смотреть на тебя, обретаться где-то поблизости. А на снимках ты получалась такой счастливой, что мне было больно. Ведь ты не должна быть счастлива без меня.

Я не была – хотелось крикнуть мне. Не была!

Но вместо этого повернулась и лизнула его за губу, а потом, не давая и секунды опомниться, прижалась устами.

Бывают такие мгновения, когда от счастья кружится голова, а сердце в груди бьется так неистово, что хочется возликовать, пуститься в пляс или громко запеть. Когда Данила подхватил меня в ответ на поцелуй, когда его широкие ладони врезались в тело, и прикосновение рук опалило кожу, со мной случилось именно так. В самом, что только есть блаженстве, застонала ему прямо в рот.

Боги, как же он пах! Лимоном и горьким миндалем, еще чем-то неуловимым, очень мужским, отчего у меня пересыхало во рту - так хотелось лизать, прикусывать кожу, пробовать на вкус. Я не представляла насколько соскучилась по Даниле, пока он не втиснулся в личное пространство, наполняя воздух, меня – собой. Пока не ощутила его жаркие прикосновения – нетерпеливые, тягуче-сладкие.

О, как я извивалась, как прикусывала до крови губы…

На коврике было жестко лежать. Рябило в глазах от его разноцветных полосок, в живот впилась острая хлебная крошка. Зато нашлась невесть как закатившаяся за стол сережка. Потеряла ее с месяц назад, а теперь нашла, и вертела в ладони, задумавшись. Даниил курил свою самокрутку, забросив ногу на мою попу.

Хотелось кушать и плакать. И, пожалуй, стать автором пособия «От счастья до самобичевания за несколько минут».

Да, я была удовлетворенной, слегка охрипшей, но еще ощутимо недовольной собой. Этот возникший из ниоткуда подкожный зуд, мешал наслаждаться реальностью, не давал сосредоточиться и подумать. Он толкал на глупые поступки, и вместо того, чтобы порадоваться – Даня здесь, поглаживает по спине, щекочет кожу никотиновым дыханием, я размышляла о принципах.

О, если бы кто-то сказал мне тогда – к черту принципы, если они делают человека несчастным! Я бы выбила эти слова у себя на коже, зарубила бы их на носу. Но, тогда во мне бушевали гормоны, ревность, затаенная злость, и мудрым мыслям в голове не было места.

Лежала себе на тончайшем кухонном коврике, мерзла и думала, что есть люди, которые постоянно – изо дня в день наступают на одни и те же грабли. Со всех сил наступают, расшибая лоб черенком. Причисляла себя к этим «везунчикам», забывая поразмыслить, что эти несчастные люди с незаживающей раной на челе, просто идиоты. Можно ведь пойти другой дорогой, или убрать чертов инструмент, зашвырнув его далеко в кусты.

Что и говорить, немо предавать себя анафеме за глупость, было моим единственным талантом.

Даниил чувствовал недовольство. Все-таки он был мудрым мужчиной, кто прекрасно разбирался во всех этих психологических тонкостях.

- Просто возвращайся, - сказал, туша окурок об блюдце.

- Просто катись к чертям, - ответила, поднимаясь, и вспыхивая в миг, - или думаешь, что заняв старую комнату, позволю на досуге потрахивать себя, пока твоя женушка катается по Европе? Мы это все уже проходили, хватит.

- Я куплю тебе квартиру в городе, - пожал плечами отчим.

Зло натянула майку, рассмеялась таким себе горьким смехом, почти истеричным. Подозреваю, что смотрелось это некрасиво – мне никогда не была к лицу истеричность, потому что таким поведением до боли смахивала на покойную матушку. Но, тогда, в пылу скандала, было не до того.

- Так не будет, - по слогам произнесла, чувствуя, что не могу остановиться, - не буду твоей шлюхой, когда захотел, тогда и трахнул!

- А как будет? – тоже повысил голос Даниил, - будешь, как ужаленная носиться по стране, устраивая из своей жизни цирковое представление? Посмотри вокруг – разве можно так жить, в этой деревне, без элементарных условий? На себя посмотри – где твое жизнелюбие, убегаешь непонятно от чего!

- От тебя убегаю, - заорала я, - потому что ты не даешь покоя! Жить не даешь! Сколько можно меня преследовать?

- А как можно оставить тебя без присмотра, - закричал отчим, поднимаясь на ноги, - ты же совершенно чокнутая! Что стоит вернуться в родной город, чтобы я не бегал за тобой как собака, не нанимал людей следить, и ежедневно докладывать, как здесь обретаешься?!