Страсти по Казимиру (СИ) - "Mind the Gap". Страница 19

      Проводив последнего гостя равнодушным взглядом, Казимир ещё немного повалялся на ворохе старых газет, так чтобы ему самому не показалось, что он слишком торопится к еде, потом всё же мягко спрыгнул и поплыл в жилую часть дома. Он толкнул дверь прихожей, опираясь на неё обеими лапами, благо двери тут никогда не запирали, и сразу почувствовал опасный запах. В кухню он проник, когда вверху уже клубился едкий дым, занавески полыхали, а на столе дрожал и извивался в первобытном танце огненный натюрморт. Словно застигнутый врасплох охотник, что приготовился поглотить свежую жертву, он дёрнулся и встрепенулся, когда открылась дверь, а Казимир застыл на пороге в нерешительности. Огонь протянул руки к коту — случайному свидетелю своей удачи, приглашая к столу, маня почти ласково, и тот испугался. Новая жаркая стихия заправляла в доме, и с ней Казимир не мог побороться. Попятился, развернулся и рванул к выходу. Навстречу попалась Катя с безумными глазами, та стремилась в дом, в огонь, туда, где за ещё одной дверью спали люди. Казимир налетел на неё с поднятой шерстью, зашипел так, что кошка оторопело замерла, завыл утробно, и робкая Катя отступила. Казимиру потребовалось всего несколько секунд, чтобы влететь в хозяйскую спальню, больно чиркнуть лапой по лицу спящей Маньки и, заслышав её вопль, броситься вон из комнаты. В кухне уже вовсю гудел и потрескивал, трапезничая, новый хозяин. С аппетитом принимался за половики, выхватывал и подгребал старые лыковые корзины, в которых хранился лук и газеты для растопки, облизывал стены, выкрашенные масляной краской, всё было ему по вкусу.

       Сверху стол горел весь, но под ним ещё было можно прошмыгнуть, миновав эпицентр пожара. Казимир нырнул под дубового тяжеловеса, он казался здесь самым надёжным, наверняка его толстые основательные ножищи сопротивлялись бы нахальному обжоре дольше остальных обитателей кухни, что вспыхивали как порох.

      Кот помедлил пару секунд, готовясь одним прыжком преодолеть расстояние до выхода, и когда он наконец решился, тот, кто в одиночку пировал на столе, не захотел его отпускать. Он метнул свои щупальца вдогонку и капнул на спину Казимиру шматком горящей клеёнчатой скатерти.

       Треск вылетающих рам, Катя, удирающая через крышу сарая, вспышки страха, обжигающая боль, которую всё же удалось скинуть со спины, — всё завертелось и замелькало, тысяча звуков и картинок слетелись в одну точку и сплелись для Казимира в сплошной клубок паники. Больше отступать было некуда, пришло время бежать, и мосты горели сами собой.

      Казимир выскочил на крыльцо.

      Когда же сзади грохнула и закрылась дверь, отрезая его от последнего знакомого убежища, кот понял, что перед ним только страшный двор, который нужно пересечь не на мягких лапах, как собирался всю неделю, а так, словно у него горит хвост и враг уже клацает зубами над ухом. Ещё через пару ударов сердца он услышал звон цепи и шкурой почувствовал рывок грозной собаки. Он бросился ей наперерез, серой тенью скользнув по серым сумеркам двора, слыша надрывный лай так близко, как ещё ни разу до этого, взлетел на забор и опрометью нырнул в темноту по другую его сторону. Он мчался, прижав уши, не разбирая дороги, то рассекал высокую траву и жёсткие стебли, то попадал в подмёрзшие лужи на скользких тропинках, а позади всё хрипел и рвался с цепи ужасный зверь.

      Казимир оказался на окраине посёлка — там, куда почти не долетал многоголосый перелай — аккомпанемент его стремительного побега и вырвавшегося вслед пожара. Кот зарылся в длинную пожухлую траву, что выстилала кочками склоны мёрзлой канавы, и так сидел, прижавшись брюхом к земле, ему казалось, вечность. Ужас неизвестного и враждебного мира обступил со всех сторон, и только спрятав голову в сено, дурно пахнущее чем-то новым и непонятным, он смог хоть немного успокоиться. Боли почти не было, Казимир поёжился раненой шкурой, адреналин перекрывал физические ощущения. Пока он только восстанавливал дыхание и сердцебиение и долго не решался открыть глаза.

      Сбоку и чуть выше несколько раз проносилась волна жуткого грохота, Казимир догадывался, что это могло быть — машины вблизи он видел только раз, когда Илья вёз его к Манон. Но и тогда они так не шумели и не рычали. Тогда ему вообще казалось, что его человек делает что-то нужное, и если он решил предпринять путешествие, значит, этому есть объяснение. Сейчас же кот изо всех сил пытался сопоставить запахи и звуки, понять, как и куда ему двигаться дальше. Перед его внутренним взором снова замаячил знакомый, едва уловимый световой след, указывающий направление, и Казимир высунул из укрытия нос, тут же испугавшись шороха травы.

      Его окружала промозглая осенняя темнота, ветер трепал кусты и гонял клочки тысячи запахов. Со стороны посёлка, оттуда, где виднелись огни фонарей, пахло людьми, собаками, дымом, множеством разных странностей, с которыми кот познакомился в сенях своего временного дома, со стороны темноты холодной стеной подступали запахи земли, незнакомых растений и чего-то, что кот запомнил из поездки. В паре километров за лесом проходила трасса, она пахла смертью.

      Казимир помедлил ещё и осторожно выбрался из-под косматой кочки. Идти через лес было определённо спокойнее. Он бесшумно крался между мшистыми еловыми стволами, мягко перескакивал с корня на корень, огибал ямы, заполненные водой, и нырял под кусты черничника. По пути видел укрытия уже уснувших жуков и шмелей, они слабо светились то в расщелинах коры, то под корягами, Казимир не обращал на них внимания, его вёл другой свет — тот, что ещё тянулся к его человеку. Кот успел испугаться уже издалека, когда увидел и услышал, как яркие и стремительные пятна мечутся за деревьями. Он оторопело припал на мокрый мох и наблюдал за машинами. Грохочущим огням не было конца, подходить к ним ближе было жутко, но они уводили в нужном направлении, и Казимир снова зашагал.

      Вдоль трассы он обнаружил сухую песчаную насыпь с подобием тропинки, поросшей лопухами и укрытой сенью кустов, теперь можно было идти не прыгая по рытвинам. Всё брюхо и лапы кота были давно мокры, а пустой желудок ничем не мог помочь. Будь кот сыт, он смог бы согреться и высушить шкуру, да и раны причиняли бы меньше неудобств, но мысли о еде, особенно о той серой размокшей лапше, что вяла в его миске, не посещали Казимира уже несколько дней кряду.

      По тропинке Казимир почти бежал, его подгонял грохот пролетающих над ухом машин. Он то и дело припадал на брюхо, пару раз отскакивал глубже в заросли, но снова возвращался и продолжал бежать вдоль ночной трассы. Не без удивления замечал, что он не единственный, кто здесь был: цепочки следов, давнишних и совсем свежих, бежали с ним параллельно и навстречу, переплетались, путались и распутывались, Казимир чуял среди них и других котов, пахнущих странно и резко, и быстроногих собак, и совсем уже неизвестных ему животных — видимо, диких, которых по одному запаху он представить себе не мог. Кот старался не обращать внимания на всё, что сбивало с толку, закрывался как мог от потоков враждебной энергии, прижимал плотно уши, чтобы меньше реагировать на шум машин. Он точно знал, что был тут. Он уже проделывал этот путь, только в обратном направлении, а значит, сейчас он идёт правильно, значит, он скоро будет у цели. Казимир был уверен своей котовьей уверенностью, не допускавшей сомнений, что стоит ему обнять своего человека, уткнуться ему в шею, как сразу всё наладится, не будет страха, холода, собак и серой протухшей лапши, не будет и синего болезненного свечения, которое говорило коту, что его человек тоже скучает и совсем-совсем не может больше оставаться один. Казимир не умел задавать вопросов о том, почему он оказался ночью на этой дороге, и не искал сложных ответов на них, он мерил всё своей котовьей мерой, простой и безусловной, он знал своё предназначение — человек, о котором он должен был позаботиться, где-то ждал, значит нужно идти ещё быстрее, быстрее и увереннее...