Мистерия (СИ) - Мелан Вероника. Страница 89

— … Вот никогда бы не подумала, что существуют такие виды — разумные виды, которые умеют превращаться в другие предметы и даже говорить. Не просто говорить, Стив — один из Смешариков поприветствовал меня на древнеарханском — как такое возможно?

— Может, он подключен к Вселенскому разуму? — бездумно брякнул Лагерфельд и смутился, когда Тайра уставилась на него с полнейшим и безграничным восторгом.

— Вот и я так подумала! Они, должно быть, имеют канал, настроенный на общее энергоинформационное поле!

Теперь Стив чувствовал себя, как бездарный ученик, случайно выудивший из сознания сложное слово. Ляпнул что-то наугад, привел учительницу в экстаз, и теперь та смотрит на него с необоснованным обожанием — стыд, да и только. Он вообще словосочетание «общее энергоинформационное поле» слышит второй или третий раз в жизни и едва ли даже отдаленно понимает его значение.

— Либо их канал должен быть очень мощным, чтобы сразу же, без задержек, улавливать нужную информацию от Вселенной, либо…

Рот Тайры приоткрылся от возбуждения и предвкушения того, что она сейчас скажет, но в эту длинную паузу — паузу-триумф — Стив промолчал — побоялся разочаровать «учительницу» неверным ответом. И оказался прав.

— …либо они читают мысли. Мысли, представляешь? Откуда еще, если не из моей памяти, этот маленький комок смог считать очень старое, почти забытое приветствие?

Ух ты! Стрела в цель! Орешек расколот одним ударом! Бинго и полный выигрыш Джек-пота! Куда ему — Стиву — со своими примитивными предположениями? Обделался бы, если бы попытался ответить на ее вопрос, а потом краснел бы. Лучше чай. Безопаснее, да и рот занят.

— Если бы у меня был хоть один такой Смешарик, я бы… я бы…

Что случилось бы, если бы у Тайры в распоряжении оказался хоть один Смешарик, она закончить не смогла — в очередной раз потонула в далеких грезах. Да как «что»? Ясен пень! Она бы его учила, разговаривала бы с ним, изучала бы, холила и лелеяла — предполагать можно до бесконечности.

Так, вторыми в списке тех, кто будет отнимать время Тайры у Стива, станут они — хитро-мудрые Фурии.

Хм, так он к концу вечера уже составит перечень из десяти пунктов. Куда катится мир и его настроение? Лучше бы он все-таки открыл то пиво…

— А знаешь, о чем еще я хотела спросить?

Женские пальцы (спасибо, пока без лака на ногтях) ловко открывали упаковку с печеньем — принесенный подарок от Клэр.

Тайра уже не спрашивала «как тянуть?», «за что дергать?», «из какого материала сделана упаковка?» — просто открывала ее и не мучилась «ерундой».

— О чем?

— А ваш Правитель женат? Вот что-то пришел этот вопрос на ум, а спросить некого. У него есть женщина? Правительница?

— Есть, — кивнул Стив.

— А какая она? Наверное, очень красивая, властная, выращенная в богатстве, надменная и холодная?

— Ну, не совсем.

— Тогда какая?

Прилипнувшие к губам с остатками красной помады крошки от печенья были жадно слизаны розовым языком.

— Тебе лучше знать. Ты сегодня с ней познакомилась.

— Я? Когда?

— Ее зовут… — Лагерфельд зачем-то сделал паузу — насладился эффектом, — Бернарда.

— Бер..

Откушенное печенье выпало из ослабевших пальцев и упало на стол. Раскололось надвое. Один из кусочков упал на длинную желто-коричневую юбку.

Остаток вечера Стив провел наверху с валяющимся на кровати котом и бутылкой пива в руках. Жаль, что всего одна — не постарался заранее, не запас.

Может, к Дэйну? Нет, тот завалит вопросами, ласково приобнимет, заглянет в душу и постарается «вылечить» все, чем док может быть болен. А Стив к лечению не готов. И он не болен.

Он просто сегодня грустит. Наблюдает за тем, как в комнате медленно гаснет свет, как из коричневатой она медленно превращается в синюю, погруженную в полумрак, пропускает через себя медленно ползущее время, смакует горьковатый пенный вкус и свое идущее ко дну настроение.

Он не болен, просто немного одинок. Как быстро, оказывается, люди заражаются вирусом «хочу быть нужным», полезным, обогретым. Как быстро понимают, что вдвоем куда лучше, нежели одному, как быстро начинают испытывать не только желание дарить, но и быть одаренным, как быстро тянутся к ответной ласке.

Но насильно мил не будешь.

Когда встречаются двое, оба должны понять простой и важный факт — вот они, те самые «половины». Самые нужные на свете друг другу люди. Если подобное понял лишь один, то бежать бы ему без оглядки с места встречи, пить пиво и не думать, не думать, не думать, чтобы однажды просто проснуться и жить дальше, жить заново.

Он не болен.

Просто догорает закат, тихо сопит на покрывале Пират, и кончилось пиво.

Хандра — штука такая, порой и необъяснимая вовсе. Какую-то надо переживать с рукой на плече, с жилеткой, с громкой музыкой и толпой снаружи, а какую-то в полной тишине внутри. И тогда хандра, посидев с тобой рядом, помолчит, погрустит вместе, а после поднимется и уйдет.

Будет еще новый день. Будет завтра.

Всякий закат сменяет собой новый рассвет, а там будет видно.

— Она такая классная, ты себе не представляешь! — вторила, сама не подозревая о том, что слово в слово копирует недавнюю речь новой подруги, Бернарда. — Живая, настоящая, любопытная. Немного наивная, но такая светлая изнутри, как будто… чистая. Ну, ты ведь знаешь, о чем я говорю — знаешь!

Дрейк, сидя в теплой пенной мыльной воде и чувствуя, как его напряженные плечи массируют теплые ласковые руки, жмурился от удовольствия. Вечер, отдых, дом, спокойствие. Все проблемы решены или почти решены, и можно впервые за долгое время отмякнуть, отмокнуть, позволить воде и любимому голосу забрать с собой напряжение минувших дней — слишком долгих и сложных, чтобы вспоминать о них с удовольствием. Чтобы вообще думать о них.

— Прямо такая уж «классная»?

Царапающая жесткая губка, скользящая по его шее и контрастирующая с мягкой кожей женских ладоней, усиливала наслаждение; нежно пахло сиренью и лавандой.

— Ага. Неземная. Ну, или просто нездешняя.

— Это не одно и то же.

— Не издевайся надо мной.

Его, как любимого котенка, потрепали по волосам.

— Не знал бы, что ты предпочитаешь мужчин, подумал бы, что ты влюбилась в женщину.

— Вот же… какой! Я предпочитаю не «мужчин», а одного мужчину — тебя. А Тайра… Она просто сразу показалась мне близкой по духу, родной, что ли… Она очень умна и начитана. Она понимает мои шутки, умеет веселиться, умеет быть настоящей.

Он слушал молча. Умилялся особенности Бернарды видеть в людях хорошее, сразу же располагать их к себе. А ведь когда-то и она пришла к нему ершистым ежиком — набыченным, скрытным, диковатым. А после расцвела. Под его мыслями, взглядами, прикосновениями. Сегодня он вспомнит, какого это — касаться теплой кожи, наслаждаться каждым ее миллиметром, позволит себе отключить, наконец, голову и окунуться в счастливую размеренную жизнь обычного человека — влюбленного, умиротворенного, наполненного благодарностью и покоем. Но покоем только после того, как затащит эту милую болтушку к себе в ванну…

— Ты ведь хочешь ко мне присоединиться, да, Ди?

— …Она говорит, что в том месте, откуда она пришла, остались ее книги. Надо будет подумать… Что? К тебе в ванну?

— Угу. А про твою способную новую подругу мы можем поговорить позже.

И он потянул нежное запястье на себя.

— Но я же в одежде!

— Тем лучше…

— Дрейк, позволь мне раздеться…

— Я сам.

— Сам?

— Сам, — и он засмеялся, чувствуя, как намокают и щекочут его плечи пряди мягких длинных волос. — Иди уже ко мне. Я долго ждал. Кажется, целую вечность.

Ночь выдалась ясной, теплой и тихой — ни шороха, ни ветерка. Наверное, когда по дорогам начнут ездить описываемые Стивом машины, улица преобразится, станет шумной, живой. Она и сейчас живая, только замершая и сонная — такой она и нравилась Тайре.