Три метра над небом - Моччиа Федерико. Страница 35

– Ну, Баби, я не хотел тебя обидеть. Прости меня.

– Я не слышу.

– Нет, ты слышишь.

– Нет, повтори.

Стэп устало оглядывается. Затем смотрит ей в глаза.

– Прости меня. Пожалуйста. Ты же видишь, я счастлив, что у тебя до меня никого не было.

Баби наклоняется подобрать флаг и начинает его складывать.

– Да? Это почему же?

– Ну, потому что… Потому что. Я счастлив, все тут.

– А почему ты думаешь, что все-таки станешь первым?

– Я же попросил прощения. Хватит, проехали. Как же ты любишь цепляться к словам.

– Ты прав. Мир.

Баби передает ему край флага.

– Держи, помоги сложить.

Они расходятся, растягивают полотнище и снова сходятся. Баби берет из его рук другой край флага и целует Стэпа. «Этот довод меня раздражает».

Молча они возвращаются к мотоциклу. Баби садится сзади. Они уезжают от холма, оставляя за спиной поломанные колоски и неоконченный разговор. Первый раз они проводят день вместе, а Стэп уже дважды извинился перед нею. В общем, все ясно…

Первая «а» слишком круглая, у второй слишком длинный хвостик, а у последней – слишком маленький. И вся подпись чересчур узкая какая-то. Баби снова пробует подделать подпись матери. Уже извела несколько листов из тетради по математике.

– Дани, как ты думаешь, это похоже на мамину подпись?

Даниела изучает последнюю надпись. На минуту задумывается.

– Фамилию мама пишет длиннее. Нет, не знаю. Что-то тут не так. А, вот. «Д» слишком вытянутая, вот этот полукруг у тебя получился маленьким. Мама, когда подписывает фамилию, начинает с такой толстой «Д». Вот, смотри.

Даниела открывает свой дневник и показывает сестре настоящую подпись.

– Видишь?

Баби смотрит, сравнивает ее со своими.

– По-моему, они одинаковые. Это потому, что ты знаешь, что подпись фальшивая.

И, успокоенная, уходит в свою комнату.

– Делай как знаешь. А по-моему, «д» слишком маленькая. И зачем спрашивать, если все равно сделаешь потом по-своему?

Баби открывает дневник на странице с освобождениями от уроков. В графе «причины отсутствия» пишет: «по здоровью», в широком смысле слова это правда. Ей было очень плохо от самой мысли, что она не уедет со Стэпом. А теперь надо подписать. Она становится серьезной. Пробует еще раз на другом листочке. Под десятком других «Раффаэлла Джервази». Получается неплохо. Можно подделывать и подпись на чеках и купить себе SH 50. Но это уж слишком. Вообще-то деньги ей не нужны, ей нужна только подпись под освобождением. Она берет ручку и приступает. Выводит «Р» и движется дальше, аккуратно, очень правдоподобно до последней «и». И, еще дрожа от напряжения, устав от подделывания, от необходимости писать точно тем же почерком, что и мать, изучает написанное. Вышло еще лучше. Невероятно. Только, может быть, фамилия написана немного дрожащей рукой. Она сравнивает ее с другими подписями в дневнике. Значительной разницы нет. Ни одной неточности. И есть еще кое-что в ее пользу. Первый урок будет вести учительница математики, Бои. Толстые очки, широкое добродушное лицо. Даже в тот раз, когда она потеряла контрольные и извинялась перед классом, и просила никому ничего не говорить.

Позже, когда родители ушли, за ней приехал Стэп. Там уже ждет вся компания: Скелло, Луконе, Дарио с Глорией, Сицилиец, Хук, Полло с Паллиной и еще ребята на Golf и пара девушек. Едут к Прима Порта, потом сворачивают направо к Фиано. Пока ехали, Баби ужасно замерзла. Место это называется «Колоннелло» и находится где-то очень далеко. Баби не понимает: почему они решили поесть именно тут? Два больших зала с печкой прямо в зале и самыми обычными столами. Может, тут просто дешево? Молодой официант подходит принять заказы. Их пятнадцать человек, и все то и дело передумывают, что заказать. Все, кроме нее: она-то сразу выбрала себе салат с капелькой масла. Официант, бедняга, вот-вот разорвется. Он повторяет заказ на первые блюда, переходит ко вторым, но уже на гарнирах кто-нибудь решает заново.

– Эй, шеф, две паппарделле со свининой.

– И мне, – добавляет другой и за ним еще один.

Затем еще двое решают взять поленту или спагетти карбонара. «В жизни не видела такой нерешительной компании», – думает Баби. И плюс ко всему Полло, желая помочь, повторяет все заказы, создавая тем самым еще больше неразберихи. В конце концов все весело смеются. Это, оказывается, игра такая. Бедняга-официант удаляется в полном замешательстве. Одно точно: надо принести четырнадцать средних бокалов светлого пива и одну… что же заказала эта красивая голубоглазая блондинка? Он заглядывает в исчерканный блокнотик и, припомнив, что надо принести диетическую колу, уходит на кухню.

Ужин проходит при полной неразберихе. Как только приносят блюдо – ветчину ли, грибки ли с чесночными гренками, – на них бросаются, как в голодный год, и через секунду все исчезает.

Чересчур накрашенные девушки весело смеются. Баби в поиске сочувствия ищет взгляд Паллины. Но и та полностью на стороне компании. Приносят салат с маслом для нее. Да уж, невеселый вышел ужин.

Приходит черед Сицилийца рассказывать. Это печальная история о каком-то Франческо Костанци, который решил, на свою беду, поприставать к его бывшей бабе. Даже не просто баба, а его бывшая, думает Баби. Бред какой-то.

– Знаете, что я сделал? – Сицилиец отпивает пива. – Поехали с Хуком к Марине, она как раз была одна дома.

С другой стороны стола Хук – с повязкой на глазах – смеется. Он в центре внимания, по заслугам получает свой кусочек славы. Сицилиец продолжает.

– Я прошу ее позвонить этому придурку Костанци. Она звонит, зовет его и спрашивает, не зайдет ли он к ней. И знаете, что сделал этот говнюк?

Баби ошарашенно оглядывает компанию. Кажется, они и вправду не знают. Ну что же, она рискнет.

– Он пришел.

Сицилиец поворачивается к ней. Он явно раздосадован.

– Молодец. Именно так. И этот говнюк – пришел!

Она улыбается. Затем, устало взглянув на Стэпа, разводит руками. Сицилиец, не заметив этого, упоенно продолжает рассказ.

– И тут начинается самое интересное. Он пришел, поднимается к ней… и как только вошел, мы с Хуком прыгнули на него и повалили. Да погодите вы смеяться! Мы его раздели и привязали к стулу. Ну и рожа у него была, это надо просто видеть. Голый как червяк. Потом я взял кухонный нож и прижал ему промеж ног. Он как заорет! Хук говорит, оттого, что нож был холодный. Тут входит Марина. Мы ей сказали одеться во все прозрачное. Включили музыку, и она начала показывать стриптиз. Я этому говнюку говорю: если увижу, что тебе нравится и аппарат хоть раз шевельнется, – я тебе его отрежу. Марина уже в лифчике и трусиках, а он не пошевелился даже. Нет, вы понимаете – лежит, как мертвый!

Все ржут как ненормальные. Девушка в конце стола чуть не подавилась. Даже Стэпу, кажется, весело. Баби не верит своим ушам.

– Тихо, тихо, – говорит Сицилиец. – И тут мы слышим у дверей какой-то шум. А вдруг это предки Марины? Мы-то с Хуком смылись и оставили им голого парня на стуле и почти раздетую Марину. Просто сдохнуть можно, прикинь? Это надо было видеть.

– А что сделали с тем говнюком?

Баби смотрит на Паллину. И она смеет задавать такие вопросы?

– Понятия не имею. Мы сбежали. Зато я знаю, что теперь он снова мутит с одной там… и у него крупные проблемы с этим делом. После нашего прикола он, наверное, как увидит раздевающуюся девку, так у него все падает.

Апофеоз. Все ржут. Никто не понял, как и почему это случилось. Вверх взлетает кусок хлеба. И тут же за ним – настоящий ливень из объедков, бой на кусках мяса, картошки, опивках пива. Летит все. Девушки поспешно покидают огневые позиции. Парни кидаются дальше, злобно, с силой, наплевав на соседние столы, на то, что огрызки летят в других посетителей. Несчастный официант пытается их утихомирить. В лицо ему прилетает кусок домашнего хлеба в масле. Это что-то вроде овации. С официантом еще не случалось ничего подобного. Приходит время рассчитаться. Полло вызывается собрать деньги. Стэп берет Баби под руку и выводит из ресторана. Один за другим выходят и остальные.