Три метра над небом - Моччиа Федерико. Страница 36
Баби вынимает кошелек.
– Сколько с меня?
Стэп улыбается:
– Шутишь? Не надо ничего.
– Спасибо.
– Не благодари меня. Залезай.
Стэп заводит мотоцикл. Баби садится сзади.
– А кого же мне благодарить? Вон, Полло деньги собирает.
– Да нет, это просто такая условность.
Тут выбегает Полло и запрыгивает на свой мотоцикл:
– Уходим!
Все срываются с места. Мотоциклы летят по дороге, погасив фары. Из ресторана выбегает официант с кем-то еще. Кричат им вслед, безуспешно пытаясь прочесть номера.
Рев мотоциклов разносится по переулочкам Фиано. Один за другим, свернув на полной скорости, вырываются к предместьям, пересекая улочки, крича, смеясь, гудя клаксонами. Вылетают на Тиберина, охваченные ночным холодом и влажной зеленью леса. И только тут зажигаются фары.
Мотоцикл Полло подъезжает к Стэпу.
– Неплохо мы пожрали в этом «Колоннелло».
– Прямо даже хорошо.
– Сорок евро с носа.
Полло жмет на газ и, развязно хохоча, уносится вместе с Паллиной. Баби подается вперед.
– Ты хочешь сказать, что мы не заплатили?
– Ну да, а что такого?
– Что такого? Но тебя же заметут! Вдруг они заметили чей-то номер!
– У нас же фары были выключены. Ничего они не видели. Мы так всегда делаем, и ничего еще не случилось. Не каркай.
– Я не каркаю. Я пытаюсь заставить тебя подумать. Даже если очень трудно. Ты не подумал о тех, кто работает в ресторане? Они потеют целый день у печей, накрывают для тебя на стол, готовят еду, убирают, моют – а ты на них плевать хотел.
– Почему сразу плевать? Я же сказал, что мне дико нравится обедать в таких местах!
Баби умолкает. Бесполезно. Она отодвигается от него. Вздрагивает от ночного ветра и лесной сырости. Но не от них одних. От того, что он не понимает и никогда не поймет. Она смотрит вверх. Ночь ясная. Вдалеке мерцают звезды. Прозрачные облачка скользят по луне. Все прекрасно, только вот…
– Эй, Стэп! – рядом. Хук. – Ставишь полета евро на то, кто доедет до центра на одном колесе?
Стэпу не надо повторять дважды.
– Ставлю, – притормаживает и жмет на газ. Мотоцикл встает на дыбы. Баби едва успела удержаться.
– Стэп! Стэп! – кричит она, молотя его по спине. – Прекрати! Остановись!
Стэп осторожно сбрасывает газ. Мотоцикл становится на оба колеса. Хук едет немного дальше, провозглашая свою победу.
– Какая муха тебя укусила? Чердак, что ли, протекает?
– Мне надоели экстремальные гонки, надоели драки, надоели погони, я не могу больше, понимаешь? – кричит Баби. – Я хочу нормальной, спокойной жизни. Не убегать из ресторанов, а платить, как все! Я не хочу, чтобы ты дрался! Не хочу слышать, как твой приятель сунул кому-то нож между ног только за то, что тот позвонил его бывшей бабе. И не хочу слышать, что это его баба! Я ненавижу насилие, ненавижу отморозков, ненавижу самодуров, ненавижу тех, кто живет, как придурок, выражается, как сапожник, постоянно ругается и не уважает других. Понимаешь? Ненавижу!
Оба молчат, убаюканные мерным продвижением мотоцикла, успокоенные ветром… Вдруг Стэп рассмеялся.
– И что тут смешного?
– А знаешь, что я ненавижу?
– Нет, что?
– Расставаться с полусотней евро.
38
Перед заправкой на пьяцца Эуклиде группа девушек и парней собралась вокруг забавного типа. Он бы имел успех в кабаре. Однако ему пришлось изучать экономику и коммерцию, хотя перед профессорами он почти всегда разыгрывает немую сцену. Чуть дальше, перед «Пандемониумом», назначают встречи парни постарше. Приезжает BMW Z3. Из него выходит брюнетка, колготки обтягивают великолепные ноги. На ней черный жакет и плиссированные бермуды из прозрачного шелка. Машина небесно-голубая. Все прямо как на рекламной картинке. Но когда выходит ее спутник, чары рассеиваются. Он лысый и с брюшком. Да уж, не фотомодель.
Перед газетным киоском останавливается джип. Полицейские проверяют документы у нескольких парней и уезжают.
Мимо с шумом проносится машина. Из окна высовывается блондинка, машет кому-то. Машина с визгом поворачивает направо, в сторону виа Сьяччи. Брюнетка входит в лавочку, чтобы купить сигареты.
И тут один за другим приезжают они. Сигналят и тормозят. Одни запрыгивают на мотоциклах на тротуар, другие паркуются перед закрытыми окнами кафе «Евклид». Баби слезает с мотоцикла, откидывает волосы назад. К ней подходит Паллина.
– Круто, правда?
– Что?
– Ну, что мы так вот удрали, ночью, не заплатив. Со мной еще такого не было. Так забавно. И они все такие милые, правда?
– Нет. И мне совсем не забавно.
– Ну, один-то разик…
– Это не один разик. И ты это прекрасно знаешь. Они так делают всегда. Паллина, ну как ты не понимаешь? Это все равно что украсть. Если ты пообедала и не заплатила – значит, ты украла.
– Подумаешь! Тарелка пасты и пиво. Кража века!
Вдруг Баби кто-то ощутимо бьет по плечу. Это Маддалена. Она жует жвачку, глядя на них с ухмылочкой.
– Слушай, не ходила бы ты сюда.
– Почему?
– Потому что я не хочу.
– Нигде не написано, что это твое место. Так что запретить ты мне не можешь.
Баби поворачивается к Паллине, обрывая спор. Пытается заговорить с ней. Но тут ее рывком разворачивают.
– Ты чего, не поняла? Уматывай отсюда. – Маддалена пихает Баби в плечо. – Дошло?
Баби вздыхает:
– Что ты от меня хочешь? Ты кто такая вообще?
Маддалена повышает голос. Багровеет.
– Кто я? Я тебе щас рожу разобью! – подходит и вопит ей прямо в лицо. – Поняла?
Баби брезгливо морщится. Кто-то повернулся посмотреть, что происходит. Потихоньку разговоры прекращаются, и все собираются вокруг них. Все знают, что сейчас произойдет. Баби тоже. Она пытается отодвинуть Маддалену. Слишком уж близко та стоит.
– Ну все, хватит. Не люблю скандалов на людях.
– Не любишь, да? Сиди тогда дома!
Маддалена угрожающе приближается. Баби упирается ей руками в плечи, пытаясь удержать на расстоянии.
– Слушай, я же сказала, я не хочу с тобой ругаться…
– Ты чего? – Маддалена смотрит на руку Баби у себя на плече. – Какого черта ты меня трогаешь!? Убери грабки! – она бьет Баби по руке.
– Хорошо, я уйду. Стэп!
Баби поворачивается поискать его. Но вдруг чувствует жгучую боль в правой скуле. Кто-то ее ударил. Она оборачивается. Перед ней Маддалена. Ухмыляется, вскинув сжатые кулаки. Это она ударила. Баби хватается рукой за щеку. Скула горячая и ноет. Маддалена пинает ее в живот. Баби пятится назад. Удар пришелся вскользь, но все равно больно. Баби поворачивается, чтобы уйти.
– Куда поперлась, сучка?
От пинка пониже спины она летит вперед. С трудом удерживает равновесие. На глазах выступают слезы. Медленно бредет дальше. Вокруг галдят, смеются. Кое-кто молча смотрит на нее, иные тычут пальцем.
Встревоженные лица девушек. Далекий шум машин. И вот перед нею Стэп. Вдруг за спиной чьи-то быстрые шаги. Маддалена. Баби зажмуривается и прикрывает голову. Еще удар. Ее тащат назад за волосы. Она оборачивается, чтобы не упасть. Маддалена, как фурия, тащит ее за волосы, осыпая ударами по голове, по шее, по спине. С головы того и гляди сорвут скальп, нестерпимая боль проникает до мозга. Баби пытается вырваться. Но каждый рывок, каждая попытка сопротивления отзывается новой пыткой, пронизывающей болью. Баби тащится за Маддаленой почти вплотную. Выбрасывает руки, хватает ее за куртку, подтаскивает к себе и толкает что есть сил, быстрее и быстрее, не видя, куда, не помня себя. Грохот падающего металла. Она свободна. Маддалена упала на мотороллеры. Лежит под ними, грязное колесо со ржавыми спицами еще вертится, а рама и руль не дают ей встать. Баби чувствует, как в ней волной вскипает ярость. Лицо горит, она задыхается, щека ноет, голова истерзана – и она бросается на Маддалену. Бьет ее, пинает со звериной злобой. Маддалена пытается подняться. Баби нагибается к ней и осыпает градом ударов, везде, где только можно, кричит, царапается, дергает за волосы, оставляя на шее кровавые потеки. Вдруг чьи-то сильные руки оттаскивают ее. Баби молотит ногами пустоту, извивается, пытается вырваться, чтобы снова бить, снова кусаться, снова ранить. Ее оттаскивают, но последним точным пинком, правда, против ее воли, она опрокидывает еще один мотоцикл. Он медленно валится рядом с поверженной Маддаленой.