Прикоснись ко тьме - Ченс Карен. Страница 22

– Он самый. Распутин разозлился, когда его место в Сенате было отдано Мэй Лин. Он уже давно пробивался в европейский Сенат – и пробился бы, ведь гам сидят такие же мерзавцы, – просто на этот раз он считал себя явным фаворитом. И тут такой удар. Говорят, он пришел в ярость. Потом исчез и где-то пропадал шесть месяцев, а когда вернулся, начал нападать на членов Сената. Четверых убил, двоих так покалечил, что они вряд ли долго протянут, а теперь вызвал на дуэль самого консула! Она обратилась за помощью в европейский Сенат, и те прислали Луи Сезара. А Мэй Лин, сама понимаешь, сидит как на пороховой бочке.

– Еще бы.

Когда мне было семь лет, я видела эту Мэй Лин – красивую американку китайского происхождения; росту в ней четыре фута десять дюймов, а весит она фунтов восемьдесят пять, не больше. Впечатляющая личность. Быть вторым после консула – это совсем не то же самое, что быть вице-президентом США. Второй не возглавляет Сенат в случае смерти консула; происходит дуэль – и новым консулом становится тот, кто выходит из нее победителем. Кроме того, титул «второй» вовсе не означает, что его обладатель – вторая по значимости величина в Сенате; такое вполне возможно, но не это главное. Каждый член Сената выполняет определенную функцию, то есть является вроде как членом президентского совета. Второй назначается с единственной целью: устрашения. Кто бы ни занимал эту должность, мужчина или женщина, он становится «блюстителем», ибо обязан строго следить за исполнением законов Сената. В его функции входит все: от дипломатических переговоров до казней; что же касается Мэй Лин, то она, как было всем известно, предпочитала последнее.

Это она продемонстрировала в тот день, когда явилась к Тони, чтобы вызвать на суд Сената одного из его приближенных. Не знаю, что натворил тот парень, только он явно не желал встречаться с Сенатом. Не желал до такой степени, что имел глупость бросить Мэй Лин вызов. В то время она еще только заступила на свою должность, поэтому ее мало кто знал, к тому же, будучи совсем молоденькой – сто двадцать лет для вампира не возраст, – она напоминала скорее китайскую фарфоровую куколку; немудрено, что парень так осмелел.

Меня всегда удивляло, почему даже самые старые опытные вампиры иногда забывают, что в драке все решают не размеры, а энергия, количество которой от возраста не зависит. Есть вампиры – на несколько веков старше Мэй Лин, – которые никогда не будут иметь того запаса энергии, какой есть у нее; я своими глазами видела, как взрослые вампиры падали на колени, как подкошенные, от взгляда ребенка. Нужно сказать, что превращение в вампира не делает красавцем невзрачного середняка, не наделяет мудростью глупца и не придает силы тому, кто был слабаком: лузер среди живых остается лузером, став вампиром, а свое бессмертие он тратит на рабское служение своему господину или хозяину. Это одна из самых неприятных особенностей жизни вампиров, о чем кинематографисты не имеют ни малейшего представления. Но иногда бывает и так, что тот, кто при жизни ничем не выделялся, разительно преображается, став вампиром. В тот день на моих глазах это хрупкое, нежное, похожее на цветок создание буквально разорвало на куски рослого и сильного вампира. Я видела, с каким удовольствием она это проделывала, какой жестокой радостью сияли ее темные глаза, когда она наконец-то получила возможность разделаться с мужчиной, недооценившим ее.

Она не стала его убивать. Голова вампира еще продолжала вопить, когда Мэй Лин спокойно приказала собрать куски тела, сложить их в тачку и везти в Сенат. Больше я того парня не видела, но с тех пор никто не осмеливался бросить Мэй Лин вызов.

– Зачем консулу понадобилось вызывать секунданта? Я думала, она или Мэй Лин в состоянии справиться с любым противником.

– Консул обладает большой силой, но она никогда не участвовала в дуэли. А у Мэй Лин нет того опыта, что есть у Распутина. Он уже был стар, когда попытался навести в России свои порядки; ходят слухи, что он не проиграл ни одного боя и в сражении использует любые методы. Никто не видел поединков с мертвыми сенаторами, но те двое, что первыми подверглись нападению, все еще живы, так сказать. Марлоу еще долго находился в сознании после того, как его нашли; он сказал, что каким-то образом Распутин заставил напасть на него трех его самых верных слуг, один из которых прослужил ему более двухсот лет.

Постепенно в голове у меня начала складываться четкая картина. Когда я рассказала Билли-Джо о своих приключениях, он задумался.

– Да, теперь кое-что проясняется. Не знаю, откуда Сенат набирает стражников, скорее всего, из окружения одного из сенаторов. Ну кто бы мог подумать, что верный страж вдруг изменит своему господину?

– Как ты думаешь, с какой стати Распутин решил от меня избавиться?

Я поежилась, но не от холода. К мысли о том, что моей смерти желает Тони, я уже привыкла, но откуда могла взяться целая банда желающих свести со мной счеты? И это ведь не простые вампиры – любой из них мог бы довести до паранойи кого угодно.

– Черт его знает, – подозрительно весело бросил Билли-Джо, и я пристально взглянула на него. Он обожает рассказывать о драках, даже если в них и не участвовал, меня же они мало занимают. Заметив мой взгляд, он поспешно продолжил: – Но ты еще не знаешь самого главного. Перед смертью Марлоу успел разделаться с парочкой нападавших; их тела так и остались лежать неубранными. Так вот: их никто не смог опознать. Понимаешь? Никто не знает, откуда они взялись.

– Это невозможно.

Я знала, что Крис Марлоу всегда умел за себя постоять. Он жил в Англии в елизаветинские времена и слыл отчаянным драчуном, а лучшие пьесы своей эпохи писал в перерывах между пьяными дебошами в пивной. Единственный, кто смог посостязаться с ним по части таланта, был один парень по имени Шекспир, который весьма кстати появился на литературном небосклоне сразу после того, как был обращен Марлоу; между прочим, его манера письма в точности напоминала стиль Марлоу. Когда же великий актер, которого он из себя корчил, приказал долго жить, Марлоу обратился к своему второму хобби. При жизни он иногда, по поручению королевы, выполнял некие тайные миссии, иначе говоря, занимался шпионажем. Став вампиром, он вспомнил свое второе призвание и возглавил отдел разведки Сената, заставляя своих слуг шпионить за всем вампирским сообществом вообще и некоторыми сенаторами в частности. Он поддерживал мир и покой, хватая и учиняя допрос всякому, кого мог заподозрить в измене; вот почему Тони боялся Марлоу больше, чем Мэй Лин. Я видела его всего один раз, когда он зашел к нам, чтобы поговорить с Мирчей. Тогда мне понравились его смеющиеся темные глаза, густые кудри и острая бородка, вечно мокрая от вина. Но мне даже в голову не приходило посягнуть на самого консула, ни-ни! Ибо сначала мне пришлось бы иметь дело с Марлоу.

Что же касается истории, которую поведал мне Билли, то больше всего меня удивили два неопознанных вампира. Такого быть не могло. Каждый вампир находится под покровительством своего господина или хозяина, то есть того вампира, который его обратил, выкупил у обратившего или выиграл на дуэли. Единственный путь не иметь хозяина – это самому стать вампиром первого уровня. Все остальное не даст никакого результата, даже убийство хозяина; тебя все равно сразу подхватит другой хозяин. Поскольку хозяев первого уровня в мире крайне мало и все они заседают в Сенате, то это помогает поддерживать строгую иерархическую дисциплину. Большинство хозяев предпочитают давать своим подчиненным некоторую свободу – по большим праздникам, в виде своего рода «подарка»; во все остальное время их слуги принадлежат им полностью и безраздельно. Кроме того, хозяева не забывают время от времени проверять своих слуг на благонадежность, скажем, так, как Мирча проверял Тони, потому что именно они отвечают за действия своих рабов, и если бы Тони организовал на меня нападение в Сенате, то отвечать за это пришлось бы Мирче.

Это очень простая и удобная система, особенно для правящих кругов, поскольку не так много найдется сильных вампиров, способных создавать собственное окружение. В отличие от того, что показывает Голливуд, далеко не каждый вампир умеет обращать людей. Как-то раз мы с Альфонсом смотрели старый фильм про Дракулу, и я помню, как хохотал Альфонс, когда новообращенный, совсем недавно вышедший из могилы вампир превратил в вампира какого-то человека. После этого Альфонс неделями мучил судейских, рассказывая им, как дитя трех дней от роду оказалось сильнее, чем они. Однако те, кому удается выбиться в хозяева и кто умеет обращать людей в вампиров, обязаны отчитываться перед Сенатом – где, кого и сколько человек они обратили. Таким образом, благодаря этой системе, неизвестных вампиров просто не существует.