Банальная история - Витич Райдо. Страница 7

— Сережа! — мне было неприятно слышать его слова.

— Он и с того пьяный будет, Анюта! Ты вспомни, как после свадьбы его на встречу с Андрюхиными друзьями потащила. Что? Весело было? Ладно, мужики нормальные оказались — мои бы точно пластику лица на месте сделали и рот наглухо зашили. А у Алеши? Нет, ну ты тоже молодец — знаешь ведь, что он вести себя совершенно не умеет — кураж, сопли и бурчание об ущемлении прав. А эти его пьяные излияния в любви и преданности? Да меня так и тянет их в точку отсчета отправить.

Я ткнулась лбом ему в плечо, и он смолк.

— Знаю я, почему ты плохо относишься к Олегу.

— Почему? — а голос глухой, тихий.

— Жениться тебе надо.

— А-а-а, вот оно! Точно! А я все гадаю…

— Я серьезно, Сережа.

— Пусть сначала Лешка с Андрюшкой женятся, — бросил через минуту. — Или у них таких проблем нет?

— Обиделся? Знаешь, я, пожалуй, возьму с собой на дачу Олю, она давно тебя видеть хочет.

— Вот только не надо. Ничего хорошего из этого все равно не получится.

— Почему?

— Потому, великая почемучка!.. Лилю вспомни…

Я вспомнила и зажмурилась, тяжко вздохнув — ох вы, годы молодые, глупые! Что ж меня толкало на подобные поступки? И что было бы, если не вмешайся я в их отношения? Сергей бы женился, у меня появились племянники. Наверное.

Я уже думала на эту тему два года назад…

Мы лежали на пляже — июль, жара и своевременная забота брата об уютном немноголюдном пляже с максимально приятным ландшафтом. Он был в двадцати километрах от города, которые мы с легкостью преодолели под Криса Ри. А потом грелись на песке, наслаждаясь покоем.

Сергей лежал рядом и, щурясь от солнца, пристально изучал мое лицо. Я натянула ему на нос солнцезащитные очки. Он тут же снял их, отложил и уткнулся лбом мне в шею:

— Почему мы с тобой брат и сестра? — спросил тихо и вновь посмотрел мне в глаза. — А, Анюта?

— Потому что родители так решили, — безмятежно пожала я плечами.

— Тогда почему ты не похожа на нас? Такая худенькая…

— Миниатюрная…

— Волосы редкого цвета — пепельные, и вьются. Смотри — на палец накручивать не надо, сами обвивают. И глаза…

— Голубые, как у Алеши и папы. И вообще, я точная копия прабабушки. Фотографию у мамы возьми и сравни.

— Да-а, — брат огорчился и отвернулся, чтобы скрыть это. — Чуть раскосые глаза с приветом от татаро-монгольского ига. А острый подбородок и белую кожу не иначе еще викинги в гены заложили.

И сел, задумчиво обозревая пространство, — стайку резвящихся у воды малышей, песчаную косу, островки леса на том берегу. А я смотрела на мощную, бронзовую от загара спину, к которой прилипли золотые песчинки. Мне хотелось дотронуться и почувствовать под пальцами тепло прогретой солнцем кожи. Я села и прильнула к его руке, нарочно медленно начала отряхивать песчинки со спины.

— Жениться тебе надо, — протянула задумчиво, представляя его отцом вот таких же сильных сыновей.

— На ком? Ты же всех кандидаток распугала, — заявил Сергей шутливо, покосившись на меня.

Как же он был красив — совершенен…

— Может, мне на тебе жениться, Анюта? — и хоть улыбался, голос был серьезен и взгляд под прикрытием ресниц ничуть не шутил. Я потерлась щекой о его руку.

Я бы тоже вышла за него замуж, но глупое слово из арсенала милосердного человечества упало, как шлагбаум перед машиной, и остановило признание. Я лишь прищурилась, как сомлевшая кошка, вдыхая терпкий аромат, исходящий от его кожи.

— Молчишь, почемучка?

— Боюсь отобрать эту роль. Сегодня, похоже, она твоя.

— Да, — согласился Сергей легко и отвернулся, бросив словно невзначай: — Лилю вчера встретил. В кафе посидели, старое вспомнили.

Я насторожилась и отодвинулась.

— Что, проказница? — Он засмеялся и прижал меня к себе. Зачем он это сделал? Его лицо оказалось в сантиметре от моего, голая грудь была прижата к моей, слегка прикрытой чашечками купальника. Какая Лиля? Какой Олег? Какой пляж? И что такое инцест, когда голова кружится от одного только взгляда на родное, желанное до боли лицо. До физической боли, евыносимой, как ломка наркомана и бесконечной, как мучения раковых больных.

А мы и так были больны. Все. С детства. Больны любовью друг к другу. Она разъедала наши тела и умы, как разъела нашу жизнь. И если б она не была столь запретной и невысказанной…

Я помню каждую из женщин, что переступала порог нашей квартиры. Но почему-то именно Лилю я невзлюбила особенно. Большеглазая девушка с толстой черной косой и мягкими застенчивыми манерами одним своим видом возбудила во мне жуткую ревность, которую я по детской неопытности приняла за естественное желание оградить своего брата от боли разбитого сердца. А в том, что это случится, я не сомневалась — ведь именно такие женщины способны нанести значительный вред доверчивым юношам.

Я как раз закончила читать «Анжелику», книга все еще пряталась от родительских глаз под кипой нижнего белья. И пусть Лиля не была светловолосой томной француженкой, все равно она казалась мне слишком красивой, чтобы быть верной и любить по-настоящему сильно.

И я планомерно начала изживать это «порочное» создание из жизни брата и нашей квартиры. Нет, я была тиха и приветлива, мило улыбаясь, приносила им в комнату чай — Сергею с двумя ложками сахара, как он привык, а ей — с двумя соли. Стучалась в дверь с периодичностью таймера, как только она закрывалась, и получала в итоге по носу. Шла в подъезд собирать бычки Алешиным пинцетом, чтобы засыпать их в сумочку Лили, оставленную в коридоре. Бежала к Оле, чтобы расчесать ее вальяжного перса и сунуть полную кошачьих волос расческу в карман пальто. Лила уксус в сапоги, сыпала в туфли соль и кошачьи экскременты…

Что я только не вытворяла. И не стыдилась, уверенная, что права. Стыд появился много позже. Вместе с первым робким осознанием многогранности человеческих чувств и недоумением по поводу терпимости брата и девушки к моим взбалмошным выходкам.

Сергей ни разу не дал мне понять, что находится в курсе моих военных действий. Он лишь криво усмехался, закрывая за Лилей дверь, и смотрел на меня с насмешливым прищуром, в котором, словно в зеркале, отражались малейшие движения моей души, гениальные задумки и глупые фантазии.

Я повзрослела, вышла замуж, но до сих пор стыжусь тех поступков и искренне жалею невинно пострадавшую Лилю. Никто и никогда не сможет любить его, как я, понять и принять таким, какой он есть. Прощать, видеть истинные мысли, спрятанные на дне его глаз, а не кривую усмешку и каменное равнодушие. Слышать то, что звучит даже не в голосе и интонации, а где-то значительно глубже.

У меня защемило сердце и захотелось обнять Сергея настолько крепко, чтобы слиться с ним в одно целое, забыв о законах человеческой анатомии, делящей людей на мужчин и женщин, братьев и сестер.

— Знаешь, что мне сказала Лиля? — спросил он тихо, вглядываясь в мое лицо. Я мотнула головой.

— Она сказала, что ты ревновала меня тогда и таким образом пыталась избавиться от соперницы. А еще сказала, что ты очень сильно любишь меня. Слишком сильно для сестры… Это правда?

Я лишь крепче обняла его — зачем спрашивать, ведь ответ очевиден. Но Сергей хотел слышать и видеть. Отодвинул меня, придерживая за плечи, и повторил вопрос.

— Да, — ответила я и увидела, как расширились его зрачки, глаза увлажнились, а по лицу прошла судорога — ему было больно и сладко. На свой важный вопрос он получил не менее важный ответ. А я изумилась — неужели он мог сомневаться?

Сергей выпустил меня, повернулся к озеру, чтобы скрыть волнение и радость, и спросил с иронией:

— Сильней, чем Лешу и Андрея? — но голос подвел, выдал с головой.

Я смутилась и грустно посмотрела в высвеченную солнцем даль. Ведь я любила своих братьев и вместе, и отдельно, каждого по-особенному сильно и неповторимо, потому что и они были неповторимы по своей сути.