Сокол пустыни (ЛП) - Тоно Харухи. Страница 5
- Если хочешь, отдохни в кафе, Мустафа.
Водитель вздрогнул и взглянул на Такэюки (опять же через зеркало) полными укора глазами. "Что вы! - говорил его взгляд. - Ни в коем случае!"
- Ваш поступок был бы мне неприятен. Ладно... будь дело только в моем мнении, я бы не спорил. Это были бы мои личные проблемы. Но если с вами что-то случится, может разгореться международный конфликт.
- Ты преувеличиваешь, - улыбнулся Такэюки, искренне находя подобный поворот событий надуманным.
Но Мустафа смотрел серьезно. М-да, на самостоятельной прогулке можно ставить жирный крест. Наверняка брат подсуетился. Такэюки украдкой вздохнул и снова принялся разглядывать окрестности. Автомобиль опять ехал по городской местности. Трехполосная дорога выглядела недавно отремонтированной, высаженные по средней полосе пальмы радовали взор. Современный город бок о бок с унылой пустошью! Такэюки попросил Мустафу притормозить у обочины и забрался на ближайший пригорок. Серые, желтые и розоватые дюны - насколько хватает глаз. Говорят, бедуинам, странствующим по пустыне, постелью служит песок, а одеялом - звезды. Такэюки даже представить себе не мог, каково это. Он лишь чувствовал, что пейзаж навевает почти священный трепет. Неужели среди этих бесконечных дюн реально сомкнуть глаза хоть на минуту? Очутившись в стране, столь не похожей на Японию, Такэюки хотелось делать нечто такое, чего не доводилось делать раньше.
- Лучший соук Раса - Камал Соук на старой рыночной площади.
- Он большой?
- Он похож на лабиринт, - Мустафа снова помрачнел.
- Лабиринт... - Такэюки затих в еще большем предвкушении.
Узкие мощеные улочки были оживленны, грязны и убоги. По обеим сторонам сплошной полосой тянулись прилавки, заваленные диковинными товарами, большую часть которых Такэюки видел впервые в жизни. Наверное, даже неплохо было бы проникнуться духом этих чудесных вещей и покупать то, чего никогда не покупал. Изумительный антиквариат, скажем. Или килимы - прекрасные ковры ручной работы.
Мустафа свернул на бульвар. По мере того, как они продвигались вперед, внешний вид города менялся. Все меньше становилось сияющих высоток, их вытесняли старые здания, а кое-где - Такэюки успел заметить - и развалины. Потом они очутились в районе, битком набитом низенькими домами, дорога заметно ухудшилась. Порой на пути попадались навьюченные ослы, и приходилось сбавлять скорость. На этой улице было полно кафе, перед ними стояли разноцветные пластиковые стулья, занятые многочисленными посетителями. Машина двигалась не быстрее пешеходов, и хотя Мустафа время от времени сигналил, требуя уступить дорогу, Такэюки заметил, что он жмет на клаксон только в самом крайнем случае. Людской поток заполонил улицу метров на пятьдесят вперед.
Оглядевшись, Такэюки увидел слева каменные ворота. Именно туда, а также оттуда текла толпа.
- За этими воротами соук.
- Ого, сколько народа.
- Но парковка немного дальше.
Мустафа даже не подумал предложить пассажиру вылезти из автомобиля и прогуляться пешком. Вот уж действительно ни на минуту не хотел выпускать его из виду.
Взглянув за ворота, Такэюки на момент ослеп от буйства красок и разнообразия костюмов. Желтые, красные, зеленые цвета слились в пеструю круговерть. Молодому человеку так захотелось присоединиться к этому веселому водовороту, что аж сердце запрыгало. Такэюки приелись гробницы и храмы, надоела торжественная атмосфера античных руин - душа требовала разнообразия.
- Потом придется пройтись, - извиняющимся тоном сказал Мустафа. - Нельзя нарушать правила... к тому же на посольской машине.
Толпа поредела. Наверное, потому, что они оказались на окраине города - дальше расстилалась пустыня. Возле кафе двое седовласых мужчин курили кальян и играли в нарды, склонившись над сложенным из картонных коробок столом. Автомобиль как раз проезжал мимо них, когда раздался громкий хлопок. Машину тряхнуло, Такэюки от неожиданности слетел с сиденья.
- Ох, плохо, плохо! - Мустафа впервые за все время перешел на родной язык.
- Ч-что случилось?
- Шину прокололи, - тут же вернулся к былой сдержанности водитель.
Встревоженные шумом игроки по очереди заглядывали в окна автомобиля и издавали непонятные Такэюки восклицания. Мустафа, опустив стекло, быстро заговорил по-арабски. Мужчины отвечали. Что именно - Такэюки не разобрал. Впрочем, сказанное Мустафой он тоже не уловил.
За кафе был небольшой курятник, возле него они и поставили машину. Пока Мустафа оценивал размеры повреждений, Такэюки топтался рядом. Старики вернулись к игре.
- Удача сегодня не на нашей стороне. - Араб, наконец, выпрямился. - Прокол на задней левой, но и в правой давление упало. А запасная только одна. Лучше поискать автомастерскую.
- Она здесь есть?
- Пойду на ближайшую заправку - это около двух километров отсюда. Вернусь с механиком минут через тридцать. Простите, господин Такэюки, не могли бы вы подождать в кафе? Выпьете чаю...
- Конечно, без проблем.
- Мне очень жаль, - убито повторил Мустафа и быстро зашагал обратно в ту сторону, откуда они приехали.
Такэюки подождал, покуда он скроется из виду, и пробормотал:
- Извини, но что-то я не в настроении пить чай.
Сумрачное неприветливое кафе пустовало, только двое тощих детишек лет пяти возились у прилавка. Владелец, видимо, ушел в заднее помещение. Старики, оставив свое занятие, косились на Такэюки и переговаривались на арабском. Кажется, их внимание привлекала цепочка на его шее. Цепочку украшало распятие из белого золота, отделанное сапфирами и бриллиантом - довольно большое и весьма заметное. Не стоило и думать о том, чтобы спрятать его под рубашку: слишком открытый ворот обрекал все попытки на неудачу.
"Ну и что?"
Такэюки не считал себя ревностно верующим, однако он все же был христианином. А если крещеный человек носит распятие, что тут такого? После короткой внутренней борьбы Такэюки решил, что вовсе не обязательно покорно сидеть в кафе и дожидаться Мустафу. Он пойдет на базар и погуляет там до возвращения водителя. Он ведь не ребенок, чтобы везде его за ручку водить.
За воротами ждала целая паутина улочек без конца и края. Самый большой соук Кассины оказался куда крупнее, чем представлялось Такэюки. Несмотря на полдень, внутри царила полутьма: рынок был крытый. Не очень приятное ощущение: будто в погреб попал. Здесь, кажется, продавалось все, что только могла изобрести человеческая фантазия. На стенах магазинчиков, сложенных из старого камня, висела одежда и ткани. В огромных корзинах одуряюще пахли пряности - красные, коричневые, желтые. Золотые и серебряные изделия на шелке... А специально для туристов - открытки, одноразовые фотоаппараты, сувениры.
Переполненный впечатлениями Такэюки бесцельно бродил по базару, рассматривая прилавки. Время от времени он замечал местных - те обертывали головы тканью. Но чего японец никак не мог понять, так это почему многие на него смотрят. Как будто других иностранцев на рынке мало. Белокожие светловолосые европейцы, например, тоже заметно выделялись из толпы - и ничего. Да и одежда на нем вроде обычная. Такэюки заподозрил было, будто крест на его шее оскорбляет чьи-то религиозные чувства, однако Мустафа говорил, что такой фундаментализм кассинцам не свойственен...
Волшебная атмосфера соук затягивала, заставляла забыть о времени. Такэюки блуждал по бесконечным переулкам, вертел головой и совсем не смотрел, куда идет. Неудивительно, что вскоре он чувствительно задел кого-то плечом.
- Ох, простите...
Бородатый араб с густыми бровями нахмурился и что-то произнес, пристально глядя Такэюки в глаза. Потом указал корявым пальцем на его грудь и снова принялся говорить. Тон казался не то осуждающим, не то предостерегающим, но слов молодой человек не разобрал. Когда старик сказал, что хотел, и пошел своей дорогой, Такэюки вздохнул с облегчением. Однако то обстоятельство, что английский в сложившейся ситуации помог мало, его встревожило. Надо возвращаться. Все-таки с Мустафой как-то спокойнее...