Драгоценность - Эвинг Эми. Страница 3

Мёрси кивает.

–?Ты что, в этом будешь? – Лили с искренним беспокойством оглядывает мой халат.

–?Да. – Мне уже начинает надоедать. – Я буду в этом. Это моя любимая вещь, и, поскольку у меня больше не будет возможности выбирать себе одежду, сегодня я решила надеть то, что мне нравится. И мне плевать, как я выгляжу.

Рейвен прячет улыбку, набивая рот яичницей и картофельными оладьями. Лили слегка сконфужена, но это быстро проходит.

–?Так вы слышали новость? Про Курфюрстину? – Она выжидающе смотрит на нас, но Рейвен больше увлечена едой, а я, как всегда, равнодушна к интригам Жемчужины. Хотя некоторые девчонки отслеживают и смакуют каждую сплетню.

–?Нет, – вежливо отвечаю я, цепляя вилкой ломтик дыни.

Лили выкладывает на стол журнал. С глянцевой обложки «Жемчужины сегодня» на нас смотрит молодое лицо Курфюрстины, которая, как гласит заголовок, «посетит Аукцион».

–?Вы можете себе представить? Сама Курфюрстина на нашем Аукционе! – Лили вне себя от радости. Она обожает Курфюрстину, как и многие девчонки Южных Ворот. История этой женщины не совсем обычная – она родом из Банка, а значит, не королевских кровей, но Курфюрст влюбился в нее с первого взгляда, когда приехал в один из магазинов ее отца, и взял ее в жены. Очень романтично. Конечно, теперь ее семья тоже принадлежит к королевскому роду и живет в Жемчужине. Для многих девушек она – символ надежды, они верят, что в их судьбе тоже могут произойти счастливые перемены. Лично я не понимаю, чем плохо быть просто дочерью торговца.

–?Я никогда не думала, что она придет, – продолжает Лили. – Ведь ее драгоценному сынишке всего несколько месяцев. Только вообразите – она может выбрать одну из нас, и эта счастливица будет вынашивать ее следующего ребенка!

Мне хочется разодрать ногтями кружевную скатерть. Послушать Лили – так мы должны считать за честь такую обязанность, словно это наш выбор. Я не хочу вынашивать ничьих детей, ни Курфюрстины, ни кого бы то ни было. Я не хочу, чтобы меня завтра продали.

Лили так возбуждена, будто у нее есть шанс попасть к Курфюрстине. С ее-то лотом номер 53!

Я ненавижу себя за такие мысли. Она не лот 53, она Лили Диринг. Она любит шоколад и сплетни, розовые платья с кружевными воротничками, и она играет на скрипке. Да, она родилась в ужасной семье, но об этом даже не догадаешься, потому что у нее всегда припасено доброе слово для каждого. Она – Лили Диринг.

И завтра она будет продана за деньги и станет жить в чужом доме, по чужим правилам. Ее хозяйка, возможно, никогда не поймет и не оценит искреннего энтузиазма и добродушия Лили. Вряд ли она полюбит Лили и будет о ней заботиться.

Чужая женщина заставит Лили вынашивать чужого ребенка, хочет ли этого сама Лили или нет.

Внезапная злость захлестывает меня, и я вскакиваю из-за стола, сжимая кулаки.

–?Что… – начинает Лили, но я не слышу ее. Я успеваю лишь перехватить удивленный взгляд Рейвен, прежде чем неведомая сила толкает меня вперед, и я быстрыми шагами иду к двери, не обращая внимания на девчонок, которые с любопытством смотрят мне вслед. Я выбегаю из столовой, взлетаю вверх по лестнице и врываюсь в свою комнату.

Я хватаю отцовское кольцо и надеваю его на большой палец, но оно все равно слишком велико. Зажимаю цепочку в кулаке.

Вышагивая взад-вперед по своей крохотной комнатке, я ловлю себя на мысли, что уже начинаю скучать по ней, хотя никогда не думала, что такое возможно. Ведь это тюрьма, клетка, в которой держали меня, прежде чем отправить к незнакомой женщине в качестве человеческого инкубатора. Кажется, будто стены сжимаются вокруг меня, и я натыкаюсь на комод, сбрасывая все на пол. Расческа и гребень отскакивают от деревянных половиц, ваза разбивается, и мокрые цветы рассыпаются во все стороны.

В комнату заглядывает Рейвен. Она смотрит на меня, потом переводит взгляд на пол. Кровь стучит в моих висках, тело сотрясает крупная дрожь. Рейвен бочком проходит через всю комнату и обнимает меня. Я уже не сдерживаю слез, и они бегут по щекам, впитываясь в ее блузку.

Мы долго стоим так, обнявшись, и молчим.

–?Мне страшно, – шепчу я. – Мне страшно, Рейвен.

Она крепче прижимает меня к себе, потом принимается собирать осколки вазы. Мне очень стыдно за то, что я устроила такой беспорядок, и я опускаюсь на корточки, чтобы помочь ей.

Мы складываем то, что осталось от вазы, на комод, и Рейвен отряхивает руки.

–?Давай-ка приведем тебя в порядок, – говорит она.

Я киваю головой, и мы, взявшись за руки, идем в уборную. Там сидит девушка, которая уронила стакан со льдом; она прижимает к носу влажную салфетку. Кровотечение уже остановилось, но ее кожа покрыта испариной. При виде нас она вздрагивает.

–?Уходи, – говорит Рейвен.

Девушка бросает салфетку и спешит к двери.

Рейвен берет чистую салфетку, смачивает ее водой и намыливает лавандовым мылом.

–?А ты нервничаешь? – Я хотела добавить «из-за Аукциона», но передумала. – Перед встречей с родными?

–?С чего вдруг я буду нервничать? – недоумевает она, обтирая мне лицо влажной салфеткой. Аромат лаванды успокаивает.

–?Но ведь ты не виделась с ними целых пять лет, – осторожно говорю я. Рейвен живет здесь дольше меня.

Она пожимает плечами, проводя салфеткой под глазами. Зная ее достаточно хорошо, я умолкаю. Она выбрасывает салфетку и начинает расчесывать мои волосы. У меня гулко бьется сердце, когда я думаю о том, что произойдет завтра.

–?Я не хочу идти, – признаюсь я. – Не хочу на Аукцион.

–?Конечно, не хочешь, – отвечает она. – Ты же не сумасшедшая, как Лили.

–?Не надо так говорить, это нехорошо.

Рейвен закатывает глаза и опускает расческу, разбрасывая мои волосы по плечам.

–?Что с нами будет? – спрашиваю я.

Рейвен берет меня за подбородок и заглядывает прямо в глаза.

–?Послушай меня, Вайолет Ластинг. У нас все будет хорошо. Мы умные и сильные. Мы справимся.

Моя нижняя губа предательски дрожит, и я покорно киваю головой. Рейвен успокаивается и в последний раз поправляет мою прическу.

–?Отлично, – говорит она. – Вот теперь мы готовы к встрече с родными.

2

Электрические дилижансы везут нас по пыльным улицам.

Толстые бархатные шторы защищают карету от хлопьев сухой грязи, что носятся в воздухе – когда я была маленькой, они налипали мне на кожу. Я выглядываю в прорезь между шторками, не в силах сдержаться. С двенадцати лет я не покидала пределов инкубатора.

Вдоль улиц тянутся одноэтажные глинобитные домики; у некоторых проржавевшие или вовсе обвалившиеся крыши. Дети бегают полуголые, пузатые мужчины отдыхают в тени или на крылечках домов, потягивая что-то крепкое из бутылок, скрытых в бумажных пакетах. Мы проезжаем мимо богадельни; ставни на окнах закрыты, на двери висячий замок. В воскресенье здесь выстроится огромная очередь за едой, одеждой и лекарствами, которые жертвует несчастным королевская семья. Но сколько бы помощи ни присылали, ее вечно не хватает.

Мы проезжаем еще несколько улиц, и я вижу, как трое ратников отгоняют изможденного мальчика от овощной лавки. Я так давно не видела мужчин, если не считать врачей, которые осматривают нас. Ратники молодые, с большими руками и носами, широкоплечие. Они отвлекаются от мальчишки, когда наш дилижанс проплывает мимо, и вытягиваются по стойке «смирно». Интересно, видят ли, что я подглядываю в окошко? Я тут же задергиваю шторы.

Нас четверо в карете, но Рейвен не со мной. Ее семья живет по другую сторону от Южных Ворот. Болото огибает Одинокий город. Если Великая стена когда-нибудь рухнет, мы первыми уйдем под воду, затопленные грозным океаном, который подступает со всех сторон.

Городские округа, за исключением Жемчужины, разделены крест-накрест на четыре квартала – Север, Юг, Восток и Запад. В каждом квартале Болота свой инкубатор. Семья Рейвен живет к востоку от Южных Ворот, моя – на западной стороне. Наверное, мы бы никогда не встретились, если бы нас не отобрали как суррогатов.