Возвращение: Тьма наступает (Сумерки) - Смит Лиза Джейн. Страница 42

— Кто-то должен связаться с Дамоном. Попытаться выяснить у него, не знает ли он что-нибудь о том, куда делся Стефан, и заодно уговорить его пойти в полицию и взять под контроль разум шерифа Моссберга.

— Пожалуй, тебе место в этой последней группе: вряд ли Дамон станет разговаривать с кем-нибудь, кроме тебя, — сказала Мередит.— А в паре с тобой — Бонни, чтобы она смогла...

— О нет. Сегодня никаких больше Зовов, — умоляюще сказала Бонни. — Елена, извини, но я просто физически не смогу, не отдохнув хотя бы день. И вообще: если Дамон захочет с тобой поговорить, то тебе надо просто пойти погулять — нет, не в Старый лес, а около него — и позвать его. Он в курсе всего происходящего

.

Он узнает, где ты.

— Тогда логично, чтобы с Еленой пошел я, — сказал Мэтт. — Ведь шериф — это моя забота. Я бы пошел к тому месту, где было дерево, и...

Все три девушки немедленно запротестовали.

— Я употребил слово «бы», — сказал Мэтт. — И не настаиваю. Мы все знаем, что там опасно.

— Хорошо, — сказала Елена. — Бонни и Мередит идут к Кэролайн, а мы с тобой отправляемся охотиться на Дамона. Идет? Я бы предпочла поохотиться на Стефана, но у нас пока слишком мало информации.

— Ладно, но перед тем, как вы пойдете, не стоит ли вам заехать к Джиму Брюсу? У Мэтта есть предлог: он знаком с Джимом. А ты заодно посмотришь, что происходит с Тами, — предложила Мередит.

— Итак, у нас план А, Б и В, — сказала Елена, и неожиданно все засмеялись.

День был ясный, и над головой у них жарко светило солнце.

В солнечных лучах, несмотря на маленькую неприятность — звонок шерифа Моссберга,— все почувство­вали себя сильными и уверенными в себе.

Они даже не подозревали, что их путешествие обернется самым страшным кошмаром в их жизни.

Бонни стояла поодаль, а Мередит стучала в дверь дома Форбсов.

Через некоторое время, не услышав ни ответа, ни звука, она постучала снова.

На этот раз Бонни услышала шепот — что-то сказала миссис Форбс, а в отдалении засмеялась Кэролайн.

Наконец, в тот момент, когда Мередит уже собралась нажать кнопку звонка — в Феллс-Черч это считалось крайней степенью неуважения к соседям, — дверь открылась. Бонни торопливо поставила ногу, чтобы она не закрылась снова.

— Здравствуйте, миссис Форбс. Мы хотели... — Мередит запнулась, — мы хотели узнать, как Кэролайн. Ей лучше? — закончила она с металлическими нотками в голосе. Вид у миссис Форбс был такой, словно она видела привидение — и всю ночь пыталась от него убежать.

— Нет. Не лучше. Она еще... болеет, — ее голос был пустым и глухим, а глаза уставились в участок земли прямо за правым плечом Бонни. Бонни почувствовала, как волоски на руках и на шее сзади встают дыбом.

— Спасибо, миссис Форбс, — даже голос Мередит стал пустым и ненатуральным.

— А с

вами-то

все в порядке? — неожиданно сказал кто-то, и Бонни поняла, что это ее собственный голос.

— Кэролайн... плохо себя чувствует. Ей сейчас... не до гостей,— шепотом сказала женщина.

По позвоночнику Бонни прополз айсберг. Ей захотелось развернуться и бежать, бежать от этого дома с его жуткой аурой. Но в эту секунду миссис Форбс упала.

Мередит

едва успела ее подхватить.

— Обморок, — коротко сказала она.

«Давай, положи ее на коврик у двери, и бежим отсюда!» — хотела сказать Бонни. Но нет, нельзя.

— Надо занести ее в дом, — сухо сказала Мередит, —  Бонни, ты в порядке? Сможешь идти?

— Нет, — так же сухо отозвалась Бонни, — но у меня, похоже, нет выбора.

Несмотря на свой миниатюрный рост, миссис Форбс оказалась тяжелой. Бонни держала ее ноги и неуверен

ными

шагами зашла в дом вслед за Мередит.

— Мы просто положим ее на кровать, — сказала Мередит. Ее голос дрожал. В этом доме было что-то чудовищно тревожное — словно волны напряжения давили на них.

И тут, в тот момент, когда они заходили в гостиную, взгляд Бонни наткнулся на

это.

Оно было в коридоре и могло быть просто игрой теней, но выглядело как человек. Человек, торопливо ползущий, как ящерица, но только не по полу. По потолку.

19

Мэтт стучал в дверь дома Брюсов, а рядом с ним стояла Елена. Она замаскировалась — спрятала свою шевелюру под бейсболку с логотипом команды «Виргиния Кавальере» и надела огромные темные очки, которые нашла на одной из полок в шкафу Стефана. Кроме того, на ней была полученная от Мэтта рубашка-пендлтон, бордовая с синим (которая была велика ей на несколько размеров), и джинсы, из которых выросла Мередит. Она не сомневалась, что никто из знавших прежнюю Елену Гилберт не узнает ее в этом наряде.

Дверь медленно открылась, и они увидели — нет, не мистера и не миссис Брюс и не Джима. Тамру. На ней было... На ней не было практически ничего. Были тоненькие трусики-бикини, но они казались самодельными — словно она порезала обычные трусики ножницами, и они уже были готовы разорваться. На груди — два кружочка, вырезанных из картона с наклеенными блестками и несколько ниточек разноцветного «дождя». На голове — бумажная корона, с которой и был обрезан «дождик». Она пыталась приклеить такие же нитки и к трусикам. Получилось то, что и должно было получиться: ребенок пытающийся сделать наряд, который подошел бы лас-вегавской танцовщице или стриптизерше.

Мэтт быстро отвернулся и стал смотреть в другую сторону, но Тами крепко прижалась к его спине.

— Мэтт Хани-батт, сладенький, — проворковала она. — Ты вернулся. А я знала, что ты придешь. Но зачем ты прихватил эту уродливую старую шлюху? Как бы нас с тобой...

Елена сделала шаг вперед, потому что Мэтт развернулся и предостерегающе поднял руку. Она не сомневалась, что он ни за что в жизни не поднимет руку на женщину, тем более — на ребенка, но, с другой стороны, онa знала, что существует пара тем, насчет которых он чрезвычайно чувствителен. Одна из этих тем — Елена Гилберт.

Елене удалось встать между Мэттом и Тамрой, оказавшейся на удивление сильной. Ей пришлось скрыть улыбку, когда она рассмотрела костюм Тами. Всего несколько дней назад она сама не понимала, почему люди решили, что обнаженное тело — это неприлично. Теперь она все поняла, но это уже не казалось ей та

ким

важным, как раньше. Люди получают при рождении безупречную одежду — золотую кожу. И она не видела убедительной причины для того, чтобы носить поверх нее кожу искусственную — за исключением тех случаев, когда без нее холодно или по каким-то другим причинам неудобно. Но общество сказало: быть голым — непристойно. Тами и пыталась вести себя непристойно — по-своему, по-детски.

— Убери руки, старая шлюха, — рявкнула Тами, когда Елена попыталась оттеснить ее от Мэтта, после чего добавила еще несколько довольно длинных ругательств.

— Где твои родители, Тами? Где твой брат? — спросила Елена. Она не обратила внимания на бранные слова — в конце концов, это просто слова, — но увидела, что у Мэтта побелели губы.

— Немедленно извинись перед Еленой! Извинись за то, что ты сейчас сказала! — рявкнул он.

— Елена — провонявший труп, а в глазницах у нее червяки, — бодро пропела Тами. — Но одна моя подружка сказала, что при жизни она была шлюха. Просто-таки (тут было несколько раз произнесено другое слово из пяти букв, от которого Мэтт охнул). Дешевой. Понимаешь, да? Бесплатно — значит, дешевле уже некуда.

— Мэтт, не обращай внимания, — тихо сказала Елена и повторила вопрос: — Где твои родители и Джим?

Ответ был щедро снабжен новыми ругательствами, но из него по крайней мере сложилась история: мистер и миссис Брюс уехали отдохнуть на несколько дней, а Джим — у своей девушки, Изабель.

— Ну тогда, думаю, я помогу тебе переодеться во что-нибудь поприличнее, — сказала Елена. — Для начала надо принять душ, чтобы смыть с себя эти рождественские побрякушки...

— А ты па-па-па-папробуй! А ты па-па-па-папробуй! — Это было что-то среднее между человеческим голосом и лошадиным ржанием. — Я приклеила их на «пермастик», — добавила Тами и захихикала на высоких, истерических нотах.