Поваренная книга Бабы Яги (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна. Страница 17

Старый Новый год праздновали у Витальки. Пока мама с папой помогали Ане на кухне, я развлекала детвору. Целый день с Машкой и ее друзьями строили во дворе крепость, потом устроили бой за Снежный замок и прекрасных принцесс, Машу и ее подружку Веру. Я изображала злую колдунью, держащую девочек в заточении, а три отважных рыцаря обстреливали меня снежками и вызывали на поединки. Когда колдунья была повержена, а принцессы освобождены, один из рыцарей, Тёмка, обнял Машку и поцеловал в щеку. Вот она, сегодняшняя молодежь. Это мне приходилось косички к голове пришпиливать, чтоб тот же Вовка их не отрывал. А нынче уже за косы не дергают, сразу целуют. Зрелый подход к вопросу, ничего не скажешь.

Угостив принцесс и рыцарей чаем с пирогами, я развела их по домам. Мобилку забыла дома, а когда вернулась, оказалось, что пропустила звонок Володьки. Короткое поздравление с праздником приняла Аня. Бывает, все иногда забывают дома телефоны, и мне не стоило пилить себя из-за этого весь вечер. Но я очень соскучилась по Вовке. Очень. Надеялась, что он позвонит снова, знаю, что зря надеялась. Я бы сама позвонила, но слишком хорошо помнила то, как меня отшивали прошлые разы.

Эх, Володька-Володька… Говорят же, что между мужчиной и женщиной не бывает просто дружбы. Так почему я поняла, что хочу много большего от этих отношений, только когда у него появилась другая? И как горько от того, что ему от меня нужна была лишь дружба. А я… я могла бы быть ему исключительно другом, вот только и этой возможности у меня больше нет. Теперь ему не нужна и дружба.

Пожалуй, в первый раз я всерьез задумалась о приворотных зельях. Ну, или хотя бы отворотных… Для себя, чтоб не думать о Вовке. Безответная любовь — это ужасно.

Вечером двадцатого я возвращалась домой с работы и увидела на улице Володьку с его девушкой. Погруженная в свои мысли о запланированном на сегодня девичнике, я поздно заметила эту парочку, успела подойти достаточно близко, чтобы услышать обрывки разговора. И встала как вкопанная.

— Мила, я ничего не понимаю, — с непередаваемой болью в голосе говорил Вовка.

— Тебе и не нужно, — насмешливо ответила стоящая ко мне спиной девушка.

— Но почему? Почему?

— Потому что я заслуживаю большего, — с издевкой сказала девица. — Ты разве так не считаешь?

— Но… Мила, — на Володьку было больно смотреть. Эта краля нарочито медленно рвала на мелкие кусочки его сердце, получая от этого удовольствие.

— Ты мне надоел. Только и всего. Ты не можешь мне дать то, чего мне хочется, — в ее голосе послышалась притворная жалость к парню. — Не переживай так, — она похлопала его по плечу. — Ты же говорил, что любишь, значит, поймешь. Это расставание для моего блага. А теперь прощай, пупсик.

Она коснулась его губ своими напомаженными и добавила:

— Не забывай меня.

Она отвернулась от Володьки, бодро прошла к стоящей рядом машине. Пока она садилась и целовалась с водителем, типичным 'папиком', я успела ее разглядеть. Да, девица была красивая, но не это поразило меня. Я ее знала! Идеальные черты лица, светлые волосы мягкими волнами, точеная фигурка, большие синие глаза… Русалка Мила, та самая, из Крынычек! Как? Как это могло быть правдой? Она же фольклорная сущность! Ее по идее могут видеть только ведьмы или колдуны. А она разгуливала по городу и не просто разгуливала! Она откровенно морочила голову не кому-то там, а Володьке! Моему Володьке! И наверняка его приворожила. Это объясняет его затворничество, нежелание общаться с друзьями, со мной. Машина отъехала, увозя русалку, а я глянула на Вовку.

Хорошо, что с Пушкинской сняли трамвай, а то бы он под него бросился. Кошмар, я Вовку таким никогда не видела и надеюсь, что больше не доведется. Бледный, в глазах слезы и такое горе… Ужас. Ну, эта краля у меня еще попляшет. Испепелю заразу за Вовку!

Я подошла к другу, коснулась плеча. Он повернулся ко мне и, закусив губу, закрыл глаза. Конечно, показывать свои истинные чувства ему не хочется никому, понимаю.

— Вов, — тихо окликнула я. Он отвернулся. — Пойдем домой.

Он не пошевелился. Ах, Вовка, я-то знаю, как тебе больно. Знаю. Правда, не подозревала, что русалочий приворот такой сильный.

— Вовка, — снова позвала я.

— Уйди, а? — выдавил он.

— Пойдем, нечего тут стоять.

Я взяла друга под руку и повела к нему домой. Он не сопротивлялся. На улице не разговаривали. Он был явно не способен поддерживать хоть какой-то диалог, а я только радовалась тому, что в момент разрыва отношений с русалкой оказалась рядом. Вовка эмоциональный, порывистый. Мало ли, что мог натворить… Отчасти поэтому я боялась оставить его одного. Если он что-то с собой в таком состоянии сделает, я не перенесу. Только сейчас поняла, насколько сильно люблю его. Привыкла воспринимать его как друга, близкого человека, практически члена семьи и не заметила, как дружба превратилась в любовь. Жаль, что только с моей стороны.

Володька жил в соседнем подъезде вот уже двадцать лет. Так что дошла-довела я на автомате, не задумываясь. Насколько другу плохо, я поняла по тому, как долго мы пытались проникнуть в подъезд. У него тряслись руки так, что ключом он в скважину не попадал. Отрешенно подумала, что убью эту заразу русалку медленно и очень мучительно. Мягко забрала ключ у Володьки, открыла дверь, провела парня по лестнице на второй этаж, погремев ключами, подбирая нужный, распахнула дверь в его квартиру. Включила свет. Энергосберегающие лампочки медленно разгорались под потолком, в их свете Вовка казался бледным и неживым. Да и я сама была не лучше. Отвела друга в ванную, вымыли руки, следующим пунктом назначения была кухня. Там от электричества я сознательно отказалась. Нашарила на верхней полке антресолей свечки, поставила полдесятка на стол. Вовка не возражал. Ему было все равно. Даже в теплом, живом свете свечей Володька казался болезненно бледным. Так дальше нельзя!

Я знала, где у друга бар. Забежала в гостиную, цапнула бутылку коньяка и два бокала. На кухне щедрой рукой плеснула коньяка в бокалы и сунула один в руку Вовке. Парень покосился на коньяк и, не дожидаясь моего сигнала, отпил большую часть. Ну, слава богу, сейчас ему станет полегче. Быстрая инспекция холодильника показала, что есть в доме, как я и предполагала, нечего. Обычно Вовка кормился у родителей. Они живут всего-то на этаж выше. Поэтому продовольственных запасов у него не водилось. Но морозилка порадовала замороженной пиццей. Ну, уже что-то. Включила духовку, выложила на противень универсальный продукт быстрого приготовления, достала из холодильника каким-то чудом попавшие туда помидоры и сладкий перчик. Будет салат.

Оставив Вовку на пару минут одного, запряталась в гостиной, — позвонила подружкам, чтоб не ждали. Вернувшись, увидела что друг расправился и с моим бокалом тоже.

— Тина, ты иди. У тебя наверняка дела, — начал он.

— Нет у меня никаких дел, — через силу улыбнулась я. Бедный Вовка. Выглядел он убитым, даже несмотря на коньяк. — Сейчас мы с тобой поужинаем, и все наладится.

— Ничего не наладится. Уходи, ладно?

Я покачала головой, села рядом на диванчик:

— Никуда я не пойду. И ты это прекрасно знаешь.

Он не возражал, наполнил бокалы снова, отпил из своего. Мне нужно было его успокоить, привести в чувство, объяснить, что на этой дуре фольклорной свет клином не сошелся. Но горестный взгляд в никуда, поблескивающие в глазах слезы, закушенная губа, его нежелание даже смотреть на меня. Это выбивало из колеи. Вовка — вечный оптимист. Это он меня всегда утешал. А обратная ситуация у нас первый раз за двадцать лет дружбы. Казалось бы, самое время подключить свои навыки, но я как-то растерялась. Ведь одно дело пациенты, а другое — друг. Он же мне не просто близкий, больше, любимый. У меня за него сердце болело, было так горько, что в пору обнять и плакать самой.

Щелкнула термостатом духовка, можно ставить пиццу. Пока возилась с будущим ужином, постаралась взять себя в руки. 'Не смей раскисать, Тина', - отругала себя я. — 'Не смей!'. Когда поставила противень в духовку и повернулась, это уже была настоящая я. Профессиональная, рассудительная, в меру сочувствующая, четко знающая, что больно будет все равно. Так лучше коротко сейчас, со мной, чем месяцами 'отрезать по кусочку хвост'. Я пригубила коньяк и приступила к психотерапии. Нельзя забывать, кто я ему. А я в первую очередь друг. Все остальное, мои чувства, переживания… Все это его не касается. Об этом ему и знать не нужно, только осложнять отношения, ставить под удар то единственное, что нас крепко связывает, — дружбу.