Текила-любовь - Лаврова Дарья. Страница 4
Тем временем Начо протянул девушке бордовый платок с кучей железных монеток; она тут же повязала его на бёдра. Латиносы то хохотали во весь голос, то обнимались, то вдруг начинали шептаться на родном языке. Лица девушки он до сих пор не видел.
Диме стало не по себе: колени подкашивались в буквальном смысле, перед глазами всё кружилось, как на карусели, да ещё этот ритмичный звон монеток на бёдрах.
– Диман! – крикнул кто-то издалека. Его состояние напоминало последние секунды перед пробуждением ото сна: ещё снится что-то болезненно-бредовое, но уже слышен голос из реальной жизни; ещё пять секунд – и откроешь глаза. – Васильев! Вот ты где! – Мужской голос уже совсем близко. – Чего застрял тут?
– Что? – спросил Дима, не успев прийти в себя.
– Ты в порядке? – в дверях стоял Андрей с зубной щёткой в руке.
– Не знаю, – честно сказал он.
Выходя из прачечной вместе с Андреем, Дима обернулся и увидел лицо девушки. Она и Начо проводили его ничего не выражающими карими глазами, а затем снова занялись друг другом – такие сладкие, классические влюблённые, как парочки с открыток ко Дню святого Валентина из магазинчика «Hallmark». Теперь Дима смотрел на них и ничего не испытывал. Пугающее наваждение прошло, будто его и не было вовсе, остался лишь непонятный осадок.
– Кто это?
– Не видишь, девушка нашего Начо. Я ж тебе про неё рассказывал! – улыбнулся Андрей, запихнув руки в карманы. – Что, понравилась?
– Нет, – сказал Дима. Он не врал. В том, что он переживал пять минут назад, не было ничего общего с симпатией или банальной любовью с первого взгляда.
– Да ладно! – хохотал Андрей. – Она же классная!
– Тебе нравится?
– Какое нравится?! – рассмеялся Андрей, а через секунду серьёзно добавил: – Вот на такой женщине я бы женился. И пофиг, что из Колумбии.
Дима фыркнул и посмотрел на часы. Прошло немногим более десяти минут, а казалось, он сидел там часа два-три. Все попытки найти объяснение тому, что он почувствовал в прачечной, натыкались на кирпичную стену его же памяти, которая беспрестанно кричала: это было, было, было… Только когда? А сознание никак не хотело соглашаться: этого просто не могло быть.
Он вернулся в комнату, завалился на кровать и задремал, обманчиво нежно обняв Юльку, лежащую рядом.
Выходя утром из комнаты, Анька уже второй раз за неделю сдирала с двери приказ ректора. Вечно эти идиотские приказы вешают где попало! Было бы что дельное, а так фигня одна, типа дополнительного увеличения оплаты электроэнергии за использование собственных бытовых приборов. Или выговоры студентам. На сей раз – это приказ о расселении двух буйных студенток с десятого этажа. Одну из них переселили на четвёртый, вторую – на шестой.
С сентября Анька устроилась работать сисадмином в небольшое интернет-кафе на первом этаже их блока. С утра в субботу посетителей почти не было, и Анька, погрузившись в свои мысли, сидела на форуме хакеров.
– Извините, – кто-то пропел рядом совсем тихо. Приятный, почти детский голос.
Анька подняла голову. Перед ней стояла невысокая девочка. Курносая, огромные синие глаза и длинные, ниже талии, светло-пепельные волосы. Хорошенькая до неприличия школьница была похожа на девочек-подростков из американских молодёжных сериалов восьмидесятых годов. Там все блондиночки были в одинаковой степени привлекательны и похожи друг на друга, будто их играла одна и та же актриса.
– Вы что-то хотели? – не совсем уверенно произнесла Анька, чувствуя себя неполноценной рядом с этой девушкой. На вид ей было не больше тринадцати лет.
– Да, – закивала девочка. – Я здесь учусь на курсах. Собираюсь поступать на архитектуру, – рассказывала она. – А вы не на инженерном учитесь?
– Да, на инженерном… – ответила Анька.
– А может быть, вы знаете Васильева Диму? Он ещё на барабанах играет…
– Знаю, – почти заикаясь, отвечала Анька. – Что-нибудь передать ему?
– Да, – закивала головой девочка и принялась что-то записывать на клочке бумаги. – Вот, передайте это ему. Спасибо.
И странная девочка быстро ушла.
Васильев везде успевает, думала про себя Анька. Мало тебе ровесниц, так ты уже на школьниц переключился!.. Маленькие девочки, статья 118.
В обед Анька поднялась к себе и с удивлением обнаружила новые вещи в комнате. Рядом с холодильником возвышалась гора сумок, а на Анькиной кровати, нежно обняв смуглыми руками подушку и плюшевого слона, сладко спала незнакомка. Короткие волосы розоватого оттенка, пирсинг в брови и носу, ярко-кислотная футболка и жестоко изорванные джинсы. То ли r’n’b-ишная [1]кукла, то ли панк – не сообразишь без посторонней помощи! Анька огляделась: на столе лежал потрёпанный студенческий билет и мятая зелёная тетрадь с разрисованной детской рукой обложкой.
Вот оно, блин, началось! Теперь понятно, почему приказ именно на их дверь вешали.
Любопытство взяло верх, и она решила взглянуть на документы. Анька усмехнулась: смуглая девчонка, которую она не раз видела в компании латиносов во внутреннем дворике универа, носила совершенно обычное имя и самую простую русскую фамилию.
Свои последние рисунки Димка отдал Аньке – она смотрела на них глазами ребёнка, впервые попавшего в центральный «Детский мир». На первом была обнажённая девушка, сидящая под окном на коленях с бутылкой в руке. Она её держит так, будто хочет вылить воду. В окне – звезда. На втором – непохожая на себя Юлька Краснова в обнимку со львом. А на третьем – двое маленьких детей, резвящихся у кромки воды. Мальчик и девочка, над которыми светит рыжее солнце. Димка нарисовал их ещё в августе.
На следующие выходные он уехал в Зеленоград на день рождения друга и познакомился там с Катей. Той самой, с форума универа. Он одурел, когда увидел её, – светлые волосы опускались ниже талии, а огромные глаза были нереально синими. Не хватало только золотого нимба над головой и ангельских крылышек за спиной. Когда Васильев глядел на Катю, в груди у него начинало покалывать, а по сердцу разливалось горячее и пьянящее, как глинтвейн, чувство. Все выходные Димка проводил в Зеленограде и часто думал: «Анька, рыжая зараза, права оказалась – не врут её карты…» Сама же Анька в тот момент поняла, что сваха из неё – никудышная. Она непонимающе смотрела на влюблённого по уши Васильева, казалось, намертво прилипшего к хрупкой девочке, и начинала истерично смеяться. Димка, впервые в жизни вляпавшись в романтические отношения, забросил рисование и купил себе навороченную цифровую камеру. А рисованные бумажные девочки остались в прошлом.
2
Летняя сессия была закрыта лишь в конце сентября. В ближайшие четыре месяца можно со спокойной душой тусоваться на полную катушку и, ни о чём не думая, прожигать ночи в клубах. Так, в общем, и проходила студенческая жизнь Насти Ивановой от сессии до сессии, из комнаты в комнату, из клуба в клуб.
В семь утра на мобиле сработал будильник. Ей снились юношеские соревнования по танцам, паркет, судьи, кубки, музыка… Стандарт, латина. А ещё панк-группа «Муравьи», которая часто выступала в клубах студгородка. Во сне она снималась в самом популярном телесериале, и сон её озвучивался мелодией, которую так часто было слышно из мобильных телефонов.
Настя проснулась в восемь. Обстановка навязчиво вгоняла в депрессию. Небольшая комнатка, две кровати, ободранные обои, электрический чайник под низким столиком у стены и кальян на полу. В помещении всё ещё витал дух удавшейся студенческой пьянки: на полу липкие разводы вина и пива, на грязной скатерти уголь от кальяна, а воздух приторно пахнет то ли розами, то ли вишней.
Рядом сладко спал кудрявый латинос Игнасио, который ни хрена не понимал по-русски и часто жаловался, что нехорошие соседи-панки обзывали его дедушкой. Настя не любила затягивать процесс одевания, поэтому делала это за две минуты, по ходу пытаясь вспомнить, зачем она поставила будильник на семь. Блин, точно – две пары латиноамериканских танцев в спорткомплексе универа. Начало в девять.
1
Ритм-энд-блюз (англ. rhythm-and-blues, сокращённо (R’n’B) – музыкальное направление, разновидность блюза; широкое обозначение музыки, исполняемой чернокожими музыкантами. Термин был введён в оборот в 1949 году составителями чартов журнала «Billboard» вместо несколько пренебрежительного выражения «расовая музыка» (race music), распространённого прежде.