Проснись, моя любовь - Шоун Робин. Страница 34

Элейн отшатнулась от ласкового пальца.

Бедлам. Как же она могла забыть об опасности попасть в сумасшедший дом?

Чувственное выражение на лице лорда немедленно исчезло.

Он опустил руку и отошел назад. Правый уголок его губ дернулся вверх.

— Я знаю, что ты можешь говорить, Морриган. Фриц стал таким красноречивым, используя твой лексикон. Даже в том случае, если ты забыла прошлую ночь, то я все помню. Ты кричала, когда я сжимал твой сосок. Ты произнесла… — секундочку, я не хочу неправильно цитировать, — ах, да, ты говорила: «Не надо! О Господи! Не делай этого!». Да, у меня прекрасная память. Я даже помню, что когда ты схватила мои руки, ты надавила ими сильнее, моя любовь. Ну, вспоминаешь теперь или нет?

О да, Элейн помнила все это, выдавая свои страхи не только дрожанием ресниц. Вопрос был в том, все ли помнит он: слова — да, а как насчет акцента? Вспомнил ли Фриц, когда докладывал лорду, все ругательства, даже те, которые еще не употреблялись в этом времени?

— Я устал от того, что моя жена живет, как отшельник. Вы должны переодеться в костюм для верховой езды. Сейчас. Я знаю, что он у вас есть, я приобретал вам несколько. Так как вы с Хэтти не видели необходимости избавляться от лишних вещей, — синие осколки льда, в которые превратились его глаза, окинули взглядом закрытое мятно-зеленое платье, которое Кейти выбрала для Элейн, — я предполагаю, вы также не выбросили одежду для верховой езды. Для вас подготовят лошадь, довольно спокойную, поэтому не надо на меня смотреть такими большими затравленными черными глазами. Пожалуй, некоторое количество свежего воздуха и солнечных лучей оздоровят этот ужасный, бледный цвет вашего лица.

Элейн свирепо посмотрела на лорда. Как он мог пытаться соблазнять в одну секунду и умалять ее внешность — в следующую? Она откинулась на спинку стула и демонстративно скрестила руки на груди. Скорее ад замерзнет, чем она ответит ему.

— Я, конечно, буду рад взять вас на прогулку даже в той одежде, что на вас сейчас. Я единственно хотел сохранить вашу благопристойность. Но если вам охота мелькать своими ногами перед каждым встречным нахалом, то почему я должен переживать?

Элейн продолжала сидеть в своей застывшей позе, языком тела выражая свои мысли. Только вот она сразу не могла вспомнить, что означают скрещенные руки на груди, — это признак уверенности или защиты?

— Очень хорошо, раз вы так хотите, я буду счастлив донести вас до конюшен и посадить на лошадь в том платье, что на вас надето. Слуги не смогут смеяться сильнее, чем сейчас, когда они, без сомнения, смеются над этой пародией на брак и вашим нелепым поведением.

Он резко потащил Элейн. Она уперлась пятками в ковер, сопротивляясь тянущим рукам.

Проволочив ее почти через всю комнату, он вдруг резко наклонил к ней лицо.

— Ей-богу, ты поскачешь, или в противном случае ты еще начнешь молить о смирной кобыле, которая дожидается сейчас на конюшне. Поняла?

Поскачешь.

Верхом на лошади?

О чем он говорит?

— Я полагаю, мы уже не раз обсуждали мою неприязнь нарушения приличий. Ты меня понимаешь?

Элейн кивнула, не понимая вообще ничего.

— Не достаточно хорошо. Я повторяю еще раз, ты меня понимаешь?

Она не могла сама выбирать, говорить ей или нет, как и не могла принимать решения по поводу чего-то другого. В знак согласия она выдавила из себя:

— Да.

Тотчас же лорд отпустил ее. Элейн пошатнулась, схватившись за него рукой, чтобы удержать равновесие.

Не той рукой. Она немедленно отдернула руку назад. Мускулы под его хлопковой сорочкой заметно напряглись.

— Хорошо. Встретимся через пятнадцать минут в конюшнях. Если вы забыли, где они находятся, у меня достаточно лакеев, которые с большой радостью предпочтут выступить в качестве гида по вашему поместью, в котором вы живете больше года.

В голосе лорда сквозил сарказм. И горечь. И боль. Секунда потребовалась ему — им — чтобы понять это.

Конюшни.

Боже мой! Он думает, она умеет ездить верхом!

Элейн никогда в жизни не скакала на лошади. Однажды ее одна такая укусила — этим опыт верховой езды и исчерпывается.

Она не станет делать это.

Она не сможет сделать это.

На лошади она просто не сможет изображать кого-то, кем она в действительности не является. Если Элейн свалится с седла и не сломает себе шею, то обязательно завопит, проклиная все на свете. Голосом Морриган, протяжно растягивая слова, как это делают янки.

Элейн пристально посмотрела на полное гнева лицо лорда. Должна же быть хоть какая-то уступчивость в этом человеке. Не может же он заставить ее делать это! Ну, физически-то сможет, да, в отличие от Хэтти. Но, несомненно, не станет применять силу. Была еще в нем какая-то нежность. Он мог изнасиловать ее прошлой ночью, но он этого не сделал. Он мог вытащить ее из кровати, когда она страдала от похмелья, но он так не поступил. Конечно, конечно же, и в этом случае он не станет…

В ответ лорд взглянул на нее так, что его холодные глаза практически заморозили ресницы Элейн.

Нет, такой станет.

Она сделала глубокий вздох. Оставался единственный выход.

— Милорд.

Ее голос звучал царственней, чем у самой королевы Виктории, мельком заметила Элейн.

— Милорд, — непреклонно повторила она. — Я… У меня… — Кровь, прилившая к лицу, была такой горячей, что доставляла поистине мучительную боль. Как можно объяснить викторианскому лорду, что некто страдает из-за менструальных болей? — У меня… женское… недомогание.

Чарльз недоверчиво посмотрел на свою жену. Женское недомогание?

Складка на кончике его правой губы разгладилась. Его жена, он подумал, была такой же забавной, как и ее записки. Фриц выражался схожими словами, когда информировал о желании баронессы принять ванну, пытаясь сбыть со своих рук, впрочем, как и с рук служанки, ответственность за здоровье госпожи. Фриц тоже при этом становился пунцовым.

— Вы очень мило выражаетесь, моя дорогая. Полагаю, Фриц бы решил, что вы исправляетесь. Кажется, вы оба являетесь ярыми приверженцами нашей дорогой Вики. Однако вам достаточно лет, чтобы вы понимали, что то, что происходит с вами, — совершенно естественное явление. Прогулка пойдет вам на пользу.

Чарльз вглядывался в пылающее лицо Морриган. Она нисколько не была похожа на мегеру, которая заехала Хэтти в глаз, а затем «обрушилась» на голову бедного Фрица. Его жена, которая ни разу не покраснела за год их супружеской жизни, сегодня пылала как рак Он почувствовал странный приступ нежности.

— Пятнадцать минут, Морриган, — сказал он тихо.

— Милорд, — Морриган закусила сочные красные губы. Он представил эти губы, обхватывающими его мужское естество, пробующими его, как индийская супруга пробует пашу.

Чарльз замер в ожидании.

— Пожалуйста, — выдавила она, в конце концов.

Он представил, как это слово будет звучать при более приятных обстоятельствах, произнесенное ее голосом, хриплым от страсти, таким, каким он был прошлой ночью Пожалуйста, Чарльз. Пожалуйста, не останавливайся.

Он подошел к ней ближе, провоцируя ее давлением твердых мышц и мягкостью кожаных бриджей. Тонкое шелковое платье не могло сдержать тепла, исходившего от ее тела. Она пахла влажным жаром и белым имбирем. Пальцем он поднял ее подбородок. Ушная раковина, выглядывающая из-под волос, тоже была вся красная.

— Пожалуйста, что, Морриган?

Черные глаза хоть и выглядели настороженными, но были полны эмоций. Да, он должен проявить терпение, хоть это и тяжело, но, несомненно, оно того стоит, судя по ее реакции на иллюстрированную книгу.

— Я не умею, я не хочу ехать верхом.

Ее дыхание отдавала белым имбирем — это намного лучше, чем щелочное мыло, которым она пользовалась до этого.

Чарльз обхватил щеку Элейн. Ее кожа была обжигающе горячей.

— Я не позволю тебе упасть, Морриган. Я знаю, что ты не умеешь ездить верхом. Ты должна доверять мне, любимая.