Одна на две жизни - Романова Галина Львовна. Страница 14

И Ариэл быстро ударил себя в живот.

Послышался треск рвущейся ткани. Зрители повскакивали с мест. Мастер отпрянул в сторону. Ректор подался вперед. Ариэл наклонился, несколько секунд продолжая держать кортик двумя руками, а потом медленно разжал руки. Загорелое лицо его слегка посерело. Но только стоявший ближе всех мастер заметил расширившиеся зрачки и нервную складку у рта.

— Что и требовалось доказать, — произнес он в напряженной тишине.

Не спеша, рисуясь, Ариэл поднял совершенно чистый кортик, показал лезвие без следов крови. После чего продемонстрировал распоротый кожаный передник подмастерья и разрез на рубашке.

— Подойдите-ка сюда, молодой человек.

Этот спокойный, лишенный эмоций и каких-либо примет в виде акцента или особой манеры растягивать гласные голос прозвучал в аудитории впервые. Но все как-то сразу застыли, задерживая дыхание. И только возмутитель спокойствия сделал шаг вперед.

Один из зрителей, сидевший в середине ряда, недалеко от его сиятельства герцога, даже не шелохнулся, ожидая, пока к нему подойдут. Лишь снизу вверх внимательно рассматривал подходившего молодого человека. Тот, в свою очередь, с удивительной дерзостью, учитывая, как напряглись все остальные, смотрел на него. Широкое лицо. Квадратная челюсть с плотно сжатыми губами. Морщин ровно столько, сколько нужно для человека, которому слегка за пятьдесят. Серый камзол без каких-либо знаков отличия — даже не вдруг поймешь, военный или гражданский. Складки жабо ниспадают на грудь. Каштановый парик уложен волосок к волоску. Пожалуй, только пуговицы были серебряными, и на пальцах перстни сверкали драгоценными камнями в таком количестве, какое не мог позволить себе никто из присутствующих. Такое впечатление, что некоторые он надел нарочно, вопреки этикету и даже здравому смыслу. Было заметно, что спокойствие составляло часть его характера, души и внутреннего облика, как парик и жабо составляли часть облика внешнего.

— Как ваше имя, молодой человек?

— Ариэл, ваше… хм… — Подмастерье чуть замялся, компенсировав ошибку коротким, по-военному четким поклоном. — Ариэл… Боуди.

— Вы военный, господин Боуди?

— Нет. В данный момент я имею честь состоять младшим подмастерьем на кафедре алфизики.

— Ваша выправка и любовь к оружию свидетельствуют об ином.

— Мне приходилось заниматься многими вещами…

— Но любовь к науке победила, верно?

— Скажем так, — Ариэл в упор взглянул на собеседника, — в этом направлении я увидел для себя кое-какие перспективы. И личную выгоду.

Слышавшие этот разговор ректор и профессора возмущенно переглянулись, но не осмелились и слова вставить.

— Значит, наука для вас — способ обогащения? — продолжал мужчина в сером камзоле.

— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос, ваше… хм… императорское величество.

— Это непростительная дерзость!

Словно услышав условный сигнал, несколько стражников ненавязчиво придвинулись ближе, а профессора и ректор, наоборот, отступили подальше.

— О, всего лишь нежелание делиться с кем-либо своими проблемами.

— Даже с тем, кто мог бы помочь в их решении?

— Даже с такими людьми.

И снова, как будто только что прозвучал некий сигнал, стража сделала шаг — теперь уже назад.

— И что же это за проблемы, которые никто не может для вас решить?

— Женщина.

Несколько секунд мужчина в сером, тот, кого Ариэл назвал его императорским величеством, молчал, размышляя о чем-то своем, а потом согласно кивнул головой и первым встал с места, показывая, что можно расходиться. Охрана распахнула двери. Высокие гости заторопились следом за императором. На своих местах остались лишь лорд-попечитель, ректор и профессора. Не желавший участвовать в обсуждениях, Ариэл тоже покинул лабораторию и уже в коридоре заметил, как сопровождавший императора начальник Тайной канцелярии обернулся и смерил обладателя кортика двусмысленным взглядом.

ГЛАВА 3

Всю ночь Агния не могла сомкнуть глаз. Ей чудился скрип половиц в соседней комнате, приглушенные мужские голоса, скрежет отодвигаемых ящиков комода, лязг оружия. Каждый стук колес на улице она принимала за дребезжание коляски грабителей.

Заветный пузырек лежал под подушкой, и Агния то и дело запускала туда руку, чтобы поверить, на месте ли он. Открыть его она так и не сумела и, если быть честной, вообще мечтала от него избавиться. Но просто так его не выбросить! Если за ним в ее дом залезали грабители, значит, он представляет определенную ценность. А не связано ли это со смертью Марека?

Ответ на этот вопрос мог бы дать сам Марек, но — увы! — именно в эту ночь призрак не посетил терзавшуюся бессонницей вдову.

Утром Агния встала с больной головой — задремать удалось только перед рассветом и она не выспалась. Но решение было принято. Наскоро позавтракав, молодая женщина положила пузырек в ридикюль и выскользнула из дома, предупредив Лиманию, чтобы не смела никому открывать и ни с кем не разговаривала даже через дверь.

Крепко прижимая ридикюль к груди, Агния быстро шла по улице. Можно было взять ландо и доехать, но рисковать не хотелось. Мало ли кто окажется возницей? А вдруг он завезет ее прямиком в руки вчерашних грабителей? Нет уж! На людной улице хотя бы можно привлечь внимание прохожих или стражей порядка, тем более в толпе то и дело мелькали солдаты дневной стражи в ярко-зеленой с черной и желтой отделкой форме. Кто-нибудь да придет на помощь.

Следственное управление помещалось недалеко от здания большой городской тюрьмы. Здесь, насколько знала Агния, содержались только те преступники, кого задержали временно, пока не добудут доказательств их вины, или те, кому через несколько дней предстояло взойти на эшафот. Тех, кого приговорили к длительному тюремному заключению, отвозили куда-то к озеру Ласточек. Там из его глубоких вод поднимался остров, на котором высилась мрачная крепость.

Само следственное управление представляло собой трехэтажную башню с закругленными углами и массивным крыльцом. С трех сторон ее окружали стены и надворные постройки — конюшня, склады, дровяной сарай, — так что место это напоминало средневековый замок. Колодец двора, вытоптанный тысячами ног, всегда был в тени. Свет падал внутрь только в полдень, да и то если были распахнуты ворота.

Сейчас был как раз день. Ворота только-только отворились. Когда Агния подошла к ним, в арку въезжала карета начальника управления. Внезапно решившись, Агния бросилась к карете.

— Господин следователь!

Стоявшие на часах констебли, до этого застывшие навытяжку с выпученными от служебного рвения глазами, мигом ожили и схватили ее за локти, оттаскивая в сторону. Понимая, что шансов мало, Агния закричала:

— Господин следователь, я пришла, чтобы сделать заявление!

Карета проехала было дальше, но изнутри послышался окрик, и экипаж остановился. Шторка приоткрылась, явив бледное от недостатка света недовольное лицо пожилого мужчины.

— Что еще?

Державшие Агнию руки разжались, и она бросилась к дверце кареты.

— Заявление!

— Убийство? Ограбление? Нападение?

— Убийство! Моего мужа убили, а на меня саму напали!

— Вот как? — Выражение лица стало чуть более оживленным. — А где труп?

— Чей? — не поняла Агния.

— Труп вашего мужа? Нужно предъявить доказательство его убийства!

— Но, — молодая женщина огляделась, — он на кладбище!

— Что?

— Мой муж, господин следователь…

— Господин главный следователь, — скривившись, как от зубной боли, промолвил собеседник. — Главный следователь, прошу запомнить!

— Хорошо… Какая я глупая! Простите! Я так волнуюсь! — Агния тихо улыбнулась. — Понимаете, мой муж умер три месяца назад и…

— Три месяца? Что вы мне голову морочите? — Бледное лицо главного следователя постепенно стало краснеть. — У меня и так работы полно, а вы еще глупости болтаете! Проезжай!

Карета тронулась, спеша вкатиться во двор. Агния, опасаясь, что сейчас ее прогонят, ухватилась за ручку двери, побежала рядом, задыхаясь от волнения.