Одна на две жизни - Романова Галина Львовна. Страница 16

— Понимаю. — Следователь качнул ветвистыми рогами. — И вы считаете, что его там и убили? А кто? У вас есть подозрения?

Ответ на этот вопрос у Агнии был давно готов.

— Конечно да! Его убил Ариэл!

— Кто это? — Зажатое в клешнявых уродливых пальцах перо угрожающе нависло над бумагой.

— Его родственник. Дальний. Сводный брат. Он… странный человек. Домогался меня. Это Ариэл убил моего мужа!

— А почему?

Или следователь был очень тупой, что подтверждало теорию о том, что нелюди в принципе обделены умом, или хотел, чтобы она произнесла это вслух. О Первопредок, как ты допускаешь подобное унижение?

— Он… был в меня влюблен. И хотел, чтобы я стала его женой. А когда я все-таки вышла замуж за Марека, улучил момент и убил его.

Рогач опять покачал головой. Откровенно говоря, он не видел во всей этой истории такого криминала, какой наверняка воображали себе человеки. Среди рогачей, козлоногов, троллей, ликантропов — хотя последние намного ближе стоят к людям, чем им самим того хочется, — в порядке вещей, когда на одну самку претендует двое соперников. От самой самки мало что зависит. Спорщики устраивают поединки, проходящие в присутствии родственников всех заинтересованных сторон, вождя или старейшины и всех желающих. Соперники сражаются либо до смерти, либо до сигнала прекратить бой — обычно его дает сам вожак. Самка достается победителю. Иногда так разбиваются и уже существующие пары — при условии, что у них нет детей. Ибо в противном случае многие победители начинали семейную жизнь с того, что убивали детей, рожденных от своего соперника. Но потом этот обычай запретили и положили запрет отбивать самок, у которых уже есть дети. Кстати, иной раз можно было обойтись и без ритуально организованного поединка — если победитель представлял доказательства, что соперника умертвил именно он. Чаще всего достаточно было принести отрубленные рога. Тролли притаскивали в качестве трофея хвост, ликантропы — уши.

Все это промелькнуло в мозгу следователя в несколько секунд. Когда человеки подмяли под себя остальные расы, они в приказном порядке потребовали запретить многие старинные обычаи, а другие — существенно смягчить или вовсе переделать, сохранив только форму, но не содержание. Теперь цивилизованные рогачи должны были устраивать что-то вроде ритуальных танцев, а самки — ужас и позор! — выбирать того, чья пляска показалась им наиболее сексуальной. То ли дело старый добрый поединок! Испытание силы, смелости, ловкости, отваги, крепости рогов и духа! В молодости следователю приходилось присутствовать на таких турнирах, и он до смертного часа не забудет испытанные им чувства. Тогда его рога только-только пробивались на лбу. А теперь у него ветвистая корона, но удастся ли хоть раз использовать ее по назначению — то есть сразиться за самку?

Эта человеческая самка — ох нет, он опять думает по-своему! — эта человеческая женщина, стоящая перед ним, добивается соблюдения своего человеческого закона. Не понимая, что все по закону как раз и совершилось. Но, может быть, можно найти какую-то зацепку?

— Еще несколько вопросов, милостивая государыня. Как давно вы были замужем?

— Два с половиной месяца. Мы поженились в один из первых дней весны. В первый же выходной после начала календарной весны.

— И прожили вместе…

— Те же два с половиной месяца! Что непонятно?

— Прошу меня извинить… Просто некоторые представители вашего вида начинают вести семейную жизнь задолго до того, как проведут соответствующие ритуалы…

— А, понимаю. Не жили ли мы в гражданском браке? Нет. Мои родственники бы этого не допустили. Моя мать очень строгих правил.

— Понятно. И у вас нет детей?

Агния опять прикусила губу:

— Нет. Мы хотели сначала пожить для себя.

Рогач покивал, делая пометки на бумаге. На сей раз он пользовался своим родным алфавитом, который для человеков выглядел как набор палочек, перечеркнутых косыми линиями. Человеки считают такое письмо примитивным, а, по мнению следователя, именно их закорючки только усложняют жизнь. Письмо же должно ее облегчать, не так ли?

— Хорошо. А сколько времени вы знаете этого… Ариэла? Он, кстати, кто? Вы сказали, сводный брат?

— Да. Мы… познакомились через несколько месяцев после того, как я начала встречаться с Мареком. И где-то за полгода до нашей свадьбы.

— И он сразу дал вам понять, что хочет забрать вас себе?

Сказано было, пожалуй, слишком прямолинейно, но что возьмешь с нелюдя? Агния посмотрела на следователя с неприязнью. Сидит перед нею, развалившись, огромное волосатое животное, бормочет что-то басом, таращит лиловые глазищи… Нет, молодая женщина в целом лояльно относилась к нелюдям — трудно быть ксенофобом, если у тебя горничная — сатирра, в загородном домике родителей живет семейство лепрехунов и о существовании боггартов [5] знаешь не понаслышке! Да и рогачей она встречала раньше на улицах — они работали грузчиками и строителями. Однако этот, видимо, возомнил о себе боги знают что! Агния еле-еле взяла себя в руки.

— Ну, наверное… — Она вспомнила тот первый вечер, как Ариэл вскинул ее на руки, пытаясь нести до дома, как смеялся, что она сама напугает любого, как шагал по пятам… — Да. Думаю, что сразу.

— То есть вы это знали? Знали, что у вашего жениха есть соперник? А знал ли ваш жених?

Агния даже опешила. Марек…

Ариэл вел двойную жизнь — это она поняла скоро. Сам Марек рассказывал, что его сводный брат частенько пропадает где-то. Именно из-за этих странных прогулов он не мог нормально учиться в университете, и, хотя голова у него была светлая и многое он схватывал на лету, все же прогулы мешали учебе. И злополучная дуэль послужила лишь формальным поводом для отчисления. Ариэл часто участвовал в драках, и Марек все время ждал, что однажды он попадет в участок за убийство или вооруженное нападение. Его тревога за сводного брата была неподдельной, и Агния переживала, видя, как он терзается. Ей самой Ариэл не нравился. Нет, внешне он, может быть, и был привлекателен, но как подумаешь о том, что за романтической внешностью скрывается обыкновенный убийца…

В тот день они заявились оба — Ариэл накануне опять свалился к Мареку в общежитие как снег на голову и потащился за ним на свидание. Агния изо всех сил старалась быть с ним любезной — хотя бы потому, что ее возлюбленный так за него переживал, и потому, что лично ей этот сводный брат пока не сделал ничего плохого. Не оскорбил, не ударил, не наговорил дерзостей, ничего не сломал и не разбил. Они довольно мило беседовали какое-то время, прогуливаясь втроем по улицам города. Стоял чудесный зимний денек. Слегка подморозило, но не настолько, чтобы бояться высунуть на улицу нос. Недавний снегопад укрыл дома, тротуары, крыши домов пушистым белым покрывалом. Снег искрился и переливался на солнце так, что больно было глазам. Ярко-синее небо, ослепительно-белый снег, темно-серый, бурый, рыжеватый камень домов. Агнии нравились краски зимы.

Сначала братья беседовали с нею, но потом как-то увлеклись и о чем-то горячо заспорили, оставив девушку молча шагать по заснеженному тротуару, слушая скрип снега под каблучками и думая о своем.

— Ты не замерзла? — в какой-то момент обратился к ней Марек.

— Нет-нет! Все хорошо, — ответила Агния. — Я люблю зиму!

— А по-моему, замерзла, — тут же заявил Ариэл. — Нос совершенно красный, а щеки побелели. А еще устала. Давайте зайдем в кофейню. Ты хочешь горячий шоколад?

Горячий шоколад Агния любила и проглотила слюну.

— Решено! — Ариэл, которого она держала под руку точно так же, как и Марека, шагая между двумя мужчинами, потянул ее вбок. — За углом есть отличное заведение…

— Ты уверен, что оно подходит для Агнии? — тут же заспорил Марек. — Все отличные заведения, которые ты знаешь, — обычные трактиры.

— А что? Ты откажешься от стаканчика горячего вина?

— Я — нет. Но вот Агния…