Одна на две жизни - Романова Галина Львовна. Страница 55

Стиснув зубы, она все-таки попыталась подняться с постели. Руки дрожали. Голова кружилась. К горлу подкатывала тошнота. Агнии кое-как удалось сесть, но при первой же попытке сползти с кровати она потеряла равновесие и рухнула обратно, заливаясь слезами.

Отревевшись, Агния посмотрела на стакан с недопитым молоком.

Пить не хотелось — руки словно налились свинцом, глаза никак не желали открываться, а голова не отрывалась от подушки. Сделав над собой усилие, молодая женщина выпила несколько глотков и отставила стакан, проваливаясь в сон.

В следующий раз она проснулась, когда ее начали вытаскивать из одеяла.

— Она вся горит! — ворчал смутно знакомый женский голос. — Кто ее так укутал? Хотите, чтобы она совсем сварилась?

— Это не я, — ответил мужчина.

— А кто? Ох, вы, мужчины, порой так себя глупо ведете… Хорошо, что вы меня позвали, молодой человек! Сиделку? Никакой сиделки не нужно. Я сама со всем прекрасно справлюсь! А вы отправляйтесь к аптекарю… Агния, девочка моя! Открой глазки, это я!

— М-мама? — Она честно попыталась разлепить веки. Перед глазами все плыло. Знакомое лицо было как в тумане.

— Я, девочка, я. Как только узнала, что ты не здорова, так сразу и приехала. Буду за тобой ухаживать, пока ты не окрепнешь настолько, что можно будет забрать тебя к нам домой. Ну как же так? Совсем одна в пустом доме… И вы тоже хороши, молодой человек! Как можно было бросить ее одну в таком состоянии?

— Я не бросал, — ответил державшийся поодаль Ариэл. — Она сама не хотела меня видеть.

— А что вы до сих пор стоите? Бегите к аптекарю, срочно! Рецепт у вас?

— Да. Агни, деньги у тебя где лежат?

Их голоса раздражали. Голова болела так, что хотелось умереть. Только чтобы ушел хоть кто-то, она махнула рукой:

— Там… ридикюль…

Кивнув, Ариэл вышел, а ее мать принялась доставать из сумочки какие-то порошки и пузырьки.

— Ну ладно еще этот мужчина, — ворчала она. — Но ты-то родной матери могла дать знать, что заболела? Неужели ты думала, что я тебя брошу? Почему ты не заходила, не писала? Хоть пару строчек со своей горничной могла прислать! Это же так просто!

«А вы сами почему за все три месяца так и не вспомнили о моем существовании?» — хотелось возразить Агнии, но сил на перепалку не было. Она просто лежала и сквозь полуопущенные веки наблюдала, как хлопочет ее мать, как отдает приказания дрожащей от волнения Лимании, как раскладывает на столике лекарства.

— Сейчас выпьешь касторки, потом — травяной отвар с медом, — приговаривала она. — Насыплем в носочки горчицы, компресс на голову — и все как рукой снимет. Ты не волнуйся, я за тебя возьмусь! Живо на ноги поставлю!

Мама развила бурную деятельность. Она прибыла со своей горничной и загоняла всех троих — Лиманию, Ариэла и свою служанку, тоже, кстати, сатирру. Агнии только оставалось лежать и послушно открывать рот, если надо было выпить очередное снадобье или проглотить ложку-другую куриного бульона. Есть не хотелось, но сопротивляться матери сил не было.

Пять дней пролетели как в тумане. Агния спала, пила лекарства и бульоны, лежала в постели, слушая, как мама пересказывает ей последние городские новости и семейные сплетни. Сначала она даже ночевала тут же, не отходя от больной ни на шаг, а потом стала проводить у постели дочери только день, приезжая утром и уезжая вечером, оставляя Агнию наедине с Ариэлом. Этих долгих вечеров молодая женщина боялась — в доме никого, она одна с мужчиной, которого от ее спальни отделяет только хлипкая дверь. И нет сил встать, чтобы запереться. Ариэл ночевал на диване в гостиной, нарочно оставляя дверь открытой. Несколько раз он вставал ночью, менял ей компрессы на лбу, давал выпить еще ложку-другую лекарства. Часто, открывая глаза, она видела его лицо, склоняющееся над нею, чувствовала его руки, дотрагивающиеся до нее с осторожностью и нежностью. Губами он касался ее лба, проверяя температуру, и было в этих прикосновениях что-то доброе и теплое.

Не раз ей снились кошмары — то же самое кладбище и те же самые псы, гнавшие ее к открытой могиле. Агния бежала босиком по земле, продиралась сквозь колючие кусты, металась в жару и звала… Звала на помощь хоть кого-нибудь — и на ее отчаянные призывы откликался именно Ариэл. Во сне она влетала в его объятия и, вынырнув из дурмана кошмара, чувствовала его взгляд.

Агния сама не заметила, как привыкла к его присутствию. Рук он не распускал, воспользоваться ее беспомощным состоянием не спешил, на глаза лишний раз не лез и больше помалкивал, избавляя ее от необходимости поддерживать разговор. Днем его вообще нередко было не видно и не слышно, и лишь по ночам он вставал на вахту, как часовой на границе.

И мама тоже начала его привечать. Выздоравливая, Агния замечала, как госпожа Пати все больше улыбается, говоря с Ариэлом, как ненавязчиво предлагает вместе попить чаю в гостиной, как интересуется его жизнью и преувеличенно радуется известию о том, что он бывший лейтенант императорской армии, дескать, профессия военного для мужчины — самое подходящее занятие. Она по-прежнему отправляла его с поручениями, но всегда добавляла: «Возвращайтесь поскорее!» И встречала на пороге, словно любимого сына.

Агнии это не нравилось.

— Как ты можешь так поступать, мама? — не выдержала она в один прекрасный момент, дождавшись, когда Ариэл вышел из комнаты, отправившись с каким-то поручением. — Ты его не знаешь…

Она с тревогой посмотрела на закрытую дверь. Сил у молодой женщины уже было достаточно для того, чтобы сидеть в глубоком кресле, укутанной пледом и обложенной подушками. В это кресло ее только что перенес Ариэл.

— Прекрасно знаю, дорогая! — Мама присела рядом на скамеечку, схватила вязание. — Он брат твоего покойного супруга. Бывший офицер на службе у правительства. Весьма достойный молодой человек.

— Это у какого правительства он на службе? — прищурилась Агния.

— У нашего, разумеется! Он — патриот своей страны и стоит на страже ее интересов!

— Кто тебе сказал?

— Он сам. Я спросила, чем он занимается, а он ответил, что разведкой. И знаешь, — госпожа Пати прищурилась, — он мне нравится. Присмотрись к нему повнимательнее, девочка.

Агния опять повернулась к двери, за которой только что скрылся Ариэл.

— Я на него уже насмотрелась!

— И как он тебе?

— Мама, ты о чем?

— Я все понимаю, милая. — Спицы в руках госпожи Пати так и мелькали, словно соревновались в скорости друг с другом. — Ты недавно овдовела. И так сильно любила Марека… Но жизнь продолжается. Судьба посылает тебе достойного друга. Это так редко бывает, чтобы мужчина был не только опорой и защитником, но и другом!

— Мама, я в трауре по Мареку!

— Да, но через каких-то восемь месяцев он закончится. А ты так молода! Тебе еще нет и двадцати трех. И ты можешь выйти замуж еще раз.

— За Ариэла? — Она не поверила своим ушам.

— Почему бы и нет? Ты нравишься ему. Я поняла это сразу. — Мама оторвалась от вязания и подмигнула.

Агния задохнулась. Нет, только не это. Она перед алтарем поклялась Первопредку и Праматери хранить верность своему мужу душой и телом. И ни за что не изменит клятве. Тем более с этим человеком.

В тот день она долго не могла уснуть. Заходивший днем доктор сказал, что выздоровление не за горами, что молодая женщина поправляется на диво быстро и что всему причиной, наверное, хороший уход. «Уход и любовь, доктор! — поддакнула тогда мама. — Любовь способна творить чудеса!» И при этом так посмотрела на маячившего в дверях Ариэла, что все сразу все поняли. Вот уж от кого она не ожидала, так это от матери! Так ее подвести! Мама ведь не знала Ариэла. Он не ходил к ним в гости вместе с Мареком, не присутствовал на свадьбе и похоронах. Для госпожи Пати он словно возник ниоткуда и выглядел «достойной заменой» Мареку.

Марек… Милый Марек! Если бы ты знал! От досады, тоски и жалости слезы навернулись на глаза Агнии, и сквозь их дымку показалось, что в комнате кто-то есть. Какая-то тень чуть шевельнулась возле кресла — его перенесли в комнату и поставили у окна, чтобы больной далеко не ходить.