Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 32
Медленно Моника успокоилась, возвращаясь из своего драматичного внутреннего мира, стоя перед обветренным, грубом и наивном, лицом Сегундо Дуэлоса, и взглядом охватила окружавший зловещий пейзаж.
- Мы боялись, что вы прошли через солдат, попали в их грубые руки. Ладно, не хочу даже думать. Вечером избили двух женщин в деревне. Они дикари, хозяйка. Скажу вам, что еще не рассказали капитану, потому что когда он узнает. Прекрасно знаю, как он их… Идемте, хозяйка, идемте! Любая волна может унести. Вы совершенно вымокли и навредили себе. Вам надо бы принять что-нибудь горячее и сменить одежду. Идем…
Он протянул руку, но не осмелился коснуться ее, прерывать ее, когда Моника казалась погруженной в размышления в напряженной борьбе чувств. Внезапно она, казалось, решилась:
- Сегундо, вы умеете грести и управлять лодкой, правда?
- Что делает в море мужчина, то же умею делать и я. Это мое ремесло, хозяйка…
- Вы не смогли бы увезти меня этой ночью в Сен-Пьер?
- В Сен-Пьер на лодке? – крайне изумился Сегундо. – В такое море? В такое время?
- Однажды вы высадились с Люцифера в маленькую лодку в таком же море, как сейчас. Я прекрасно помню.
- Вспомните, что это был капитан. Он греб собственными руками…
- Вы же сказали, что делаете все, что делает человек в море…
- Ах, черт! Но не уточнил, что с капитаном это возможно. Он в море больше, чем человек. В море и на земле, хозяйка… это вы должны знать лучше всех…
- Возможно. Но не в этом случае. Речь о том, чтобы вы не рисковали, когда будете везти меня…
- Нет, я не сумасшедший. Это словно броситься очертя голову в омут. Простите меня, хозяйка, но прикажите другое. У нас приказ капитана слушаться вас всегда, но этого я не могу сделать… – И вдруг изменившись, он воскликнул: – О, капитан!
Он увидел его, подняв повыше фонарь. Рядом, лишь в паре метров. У него не было фонаря и светильника, его голос прогремел, как за штурвалом своей шхуны:
- Выходите немедленно. Неужели не видно, что волна нарастает? Любая может унести. Быстро… Наверх…! Выбирайтесь оттуда! Это очень опасное место!
- Это я и говорил сеньоре, капитан… – Хуан оттащил Монику, не дав ей времени возразить, избежать железных ручищ, которые подняли ее, как перышко. Он взобрался с ней на камни и донес до разрушенной лачуги, посадив на деревянную скамейку – почти единственную там мебель. Она могла показаться каменной пещерой с небелеными стенами и тщательно очищенным от земли полом. Два корабельных фонаря освещали золотым светом; веселый огонь горел в переносной печи у дверей.
Со скамейки Моника молчаливо смотрела на него. Он снова оделся в одежду моряка, которая была далека от того, чтобы огрублять его. Она делала его гибче, стройнее, придавая горячность и пугающую привлекательность. Но в потрясающих итальянских глазах выражение гордыня усилилось. Тем не менее, в них горела странная страсть, когда они долго и напряженно смотрели на Монику.
- Почему бы тебе не подойти к огню? Ты дрожишь, совсем вымокла, и не думаю, что кто-то из несчастных в деревне может дать тебе хотя бы плохую одежду.
- Нет нужды. Так хорошо. Не беспокойся слишком обо мне…
- Я не беспокоюсь, но предпочитаю не давать случая прекрасному Ренато говорить, что я убил тебя в пещере, на своем Утесе Дьявола…
- Хуан, прошу тебя оставить эту тему…
- С тобой лучше оставить все темы. Думаю, нам действительно не о чем говорить. Я напрасно пытаюсь. Ба…! Для чего продолжать?
Он гневно закусил губу, и Моника почувствовала странное облегчение перед его глухим гневом. Она не понимала, почему он агрессивен и жесток с ней, но этот тон вызывал в ней нелепое и грубое утешение. Да, лучше так. Но почему он так раздражен на нее? Возможно, услышал, о чем она попросила Сегундо Дуэлоса? Или сохранил злость за опасную прогулку? Голос Хуана словно отвечал на ее внутренние вопросы:
- Я выйду, чтобы ты разделась и обсохла у огня. Затем можешь прилечь на один из гамаков и попытаться уснуть. Ночи недолгие на Мысе Дьявола, а мы не знаем, сколько придется пробыть здесь. Знаю, ты сделаешь любую ерунду, чтобы только отдалиться от меня, но я не позволю тебе угодить даже в незначительную опасность. Постараюсь разумными путями вытащить тебя из этой ловушки, если так будет продолжаться. Но пока я не располагаю этим, и ты должна смириться. Слышишь?
- Прекрасно. Я не глухая… слышу все, что ты говоришь.
- Я надеюсь, мне подчиняются, когда я велю, потому что мы почти в блокаде, и все должно двигаться, как на корабле в открытом море, по моему голосу.
- Корабле в открытом море? – повторила Моника как-то насмешливо.
- Да. Закончились ночные прогулки, волновые спуски и бессмысленные проекты, как ты делала это с Сегундо.
- Вижу, ты подслушивал нас…
- Слышал, а это не то же самое. И чтобы отрезать корень зла, не выходи из хижины без моего разрешения. Я лучше передам тебя в тюрьму, чем похороню. Мы в самом эпицентре опасностей, которые ты можешь только себе представить…
- Разве это не предлог передать меня жандармам?
- Твоим жандармом буду я сам. С тобой нельзя верить в хорошее. Есть только потрясения и обманы. То же самое с Сегундо, Колибри: все всегда заканчивается тем, что они делают то, что приказываешь и говоришь ты. Я велю обустроить для тебя хижину, но мы должны будем поделить ее. Больше не пугайся, поскольку нет на это причин. Меньше места было в каюте Люцифера, поэтому я не подойду к тебе.
- Что значит, не в монастыре? Даже не прибыла в монастырь? Что ты говоришь, Янина?
- Так сказали Сирило. Он оставил цветы и письмо. Не знаю, хорошо ли это. Он оставил их, потому что понял, что сеньора Моника не задержалась. Он сказал, что когда вышел, то на углу услышал о событиях на Мысе Дьявола. Кажется, нанятый кучер принес эту новость, который отвозил сеньору Монику туда. Этот человек рассказал…
- Что рассказал?
- Он был в бешенстве. Солдаты выгнали его оттуда, вынудили отказаться от обратной поездки и покинуть место. Кажется, хозяин поместья, где он должен был проехать, перекрыл путь. Не знаю, правда это или нет, потому что я слышала, как Сирило сказал, что вы пришли оттуда. И никто не обратил внимания…
- Мне дали пройти. Там были солдаты, но мне дали пройти. Теперь вспомнил, да! В таком случае, Моника… Нет, невозможно! Я поеду туда прямо сейчас…
- Сирило заверили, что дело серьезное, несколько рыбаков подняли восстание, и сам губернатор сказал…
- Карету! Коня… немедленно! Я пойду за Моникой, вытащу ее оттуда… и никто мне не помешает!
- Ренато… сынок…!
Ренато Д`Отремон остановился, едва владея недовольством и гневом, а София подошла к нему и положила руки ему на грудь.
- Поговорим позже, мама. Пока невозможно…! Ты не знаешь, что произошло!
- Знаю. Я только что говорила с Сирило. Поэтому я хочу поговорить с тобой, узнать, о чем думаешь, прежде, чем уйдешь. То, что происходит – серьезно, очень серьезно…
- Чем серьезней, тем скорее нужно приехать…
- Это будет бесполезно. Солдатам приказано стрелять по всему, что приближается к линии.
- Я уже пересек ее однажды и ничего не произошло. Не беспокойся, они не выстрелят в меня.
- Прошло несколько часов. Теперь все иначе. Глаза всего Сен-Пьера устремлены на это несчастное дело. Янина сказала тебе, что губернатор отправился туда.
- Еще одна причина, что у меня не возникнет препятствий…
- Но разве ты не понимаешь, что твое поведение доведет сплетни до предела?
- Какое это имеет значение, когда речь идет о Монике? Для меня она на Мысе Дьявола! Для меня она окружена врагами! И ты хочешь, чтобы я бросил ее, мама?
- Я пытаюсь вразумить тебя, дабы избежать скандала, ради нее же. Ты забыл, о чем думают люди, что вокруг тебя ходят подозрения? Не мне напоминать, что кровь твоей жены еще свежа.
- Пусть думают, что хотят, говорят, что хотят! Я встретил Ану, допросил ее. Она сделала меня игрушкой своих капризов, насмехалась над нами, мама. А тебя сделала жертвой еще более жестокой насмешки. И несмотря на это, ты надеешься остановить меня, говоря, что ее кровь еще свежа? Несмотря на это, ты думаешь, что человеческое уважение воспрепятствует мне пойти туда, куда зовет долг настоящей любви? Теперь никто не заставить меня молчать, что я люблю Монику! И она любит меня. Она дала мне понять, сказала, дала клятву и обещание. Я считаю ее своей невестой!