Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 41

- Почему ты говоришь спасти меня, а не нас? Разве я не говорила…?

- Ты будешь делать, что я хочу, собираюсь сделать, что ты должна делать. Разве ты не понимаешь? Мы воспользуемся одной лодкой, достаточно крепкой, чтобы с вероятным успехом совершить это путешествие. Воспользуемся самым спокойным моментом, темнотой ночи, думаю, мы сможем пройти, не будучи увиденными, в город. Мы будем в южной бухте, рядом с твоим старым домом. С долей удачи мы смогли бы это сделать. Кроме нас двоих в лодке будет мальчик. Я возьму Колибри, оставлю его с тобой. Я смогу вернуться раньше рассвета. То, что случится потом, не имеет значения, потому что ты будешь в безопасности.

- Что не имеет значения?

- Я буду чувствовать себя спокойным после всего…

- Я так тебе мешаю, Хуан?

- Мешаешь мне? Неужели я не благодарен, что ты решила остаться со мной? Неужели…? О, нет, нет!

- Продолжай, Хуан. Прошу тебя, говори, что думаешь. Что ты думаешь о такой женщине, как я, Хуан?

- Я груб на похвалы…

- Эти люди не заслуживают, чтобы я приняла то, что ты намереваешься сделать. Нет, Хуан, я не согласна. Мы выйдем все, рискнем все. Да, как ты говоришь, путь в море открыт, мы можем последовать туда, идя навстречу судьбе. У этих людей есть древесина, инструменты, маленькие лодки. Ты знаешь, как мы должны все это отремонтировать, починить, собрать все необходимое. Они говорили о том, чтобы соорудить нечто вроде плота.

- Который разобьется о камни.

- Теперь нет. Ты сам только что сказал.

- Только на одной лодке можно остаться незамеченным. Когда их несколько, то это не то же самое. В любом случае, мы постараемся, но только когда ты уже пройдешь этот ров.

- Тогда это будет невозможно. Ты должен соединить всю волю в одно усилие…

- Так не получится. Остальные должны ехать дальше. Ты можешь высадиться в любом месте.

- Разве Люцифер не находится рядом с южной бухтой? Там ты бросал якорь. Он не сможет помочь нам сбежать?

- Да, возможно. Это довольно тяжело для него. Хотя, на самом деле, мы не болваны. Только маленькая кучка больных и нищих.

- Люцифер – морской корабль, сильный, его трюмы просторные. Как я полагаю, они пусты.

- Действительно. Туда могут спрятаться все, да. Понятно, он конфискован, но не думаю, что занят охраной. Достаточно отдалить его подальше от пристани, и бросить якорь с другого конца Мыса Дьявола. Им не придет в голову искать нас там.

- Правда, не так ли?

- Твоя идея великолепна, Моника; но гораздо опаснее, чем моя.

- Какое имеет значение больший риск? Ты говорил, что готов на все, чтобы спасти всех. Ты хотел просить губернатора взять на себя ответственность за происходящее. Они должны быть очень важны для тебя, раз ты был готов к подобному.

- Да, Моника, очень. Но есть кое-что в тысячу раз важнее для меня.

Он снова странно посмотрел на нее, а она взволнованно ждала; но с его губ сорвался неожиданный вопрос:

- Моника, ты думаешь, Ренато бросил тебя? Думаешь, когда он начал свой труд мести, то это было против тебя?

- Может быть. Когда он ушел, то говорил со мной угрожающим тоном, – нерешительно вспомнила Моника. – Но не думаю, Хуан. Наоборот. Я убеждена, что если бы он смог избежать этого, то избежал бы…

- Из-за любви к тебе? Как ты думаешь, чего больше в его сердце: любви к тебе или ненависти ко мне?

- В нем любовь сильнее ненависти, Хуан. Думаю, он не был рожден для ненависти. В его душе злоба и ненависть временны. Порыв, вспышка, а потом все развеется. Всегда так было, не думаю, что внезапно он изменился. Его учили быть вежливым для жизни мягкой и простой. Но чего ты ждешь всеми этими вопросами? Чего ждешь от него и чего опасаешься?

Моника беспокойно посмотрела на него, и суровый, глубокий, полный грусти взгляд Хуана был ответом…

- Думаю, я приму твой план, Моника. Я не должен соглашаться, потому что слишком рискованно для тебя; но в конце концов, все равно, потому что из большей опасности я не могу тебя освободить, потому что сам не смог бы передать весла другому, когда повезу тебя. Я поговорю с остальными, дам им последний луч надежды. Это будет ради тебя, как тот хлеб, что ты разделила за моей спиной. Идем. Я повезу тебя, как подарок.

- Янина… Что происходит? Моя мать…?

- Сеньоре немного лучше. У нее был сильный нервный припадок, а потом удар. Пришел доктор и почти силой влил в нее успокоительное. Но она уже спит, и рядом с ней Хосефа и Хуана.

Ренато выпил еще рюмку, затем отодвинул поднос с выражением недовольства и досады. Он был в глубине библиотеки, чья пещера снова служила ему убежищем, пока он безуспешно искал в алкоголе спокойствие и безмятежность. Он провел там несколько часов, борясь с самим собой, жадно ожидая. Это был день, когда, по его подсчетам, должны прислать бумаги. Это были бесконечно долгие часы, каждая минута которых превращалась в вечность.

- Моя мать не говорила больше о возвращении в Кампо Реаль?

- Нет, сеньор. Сеньора только плакала. Не хотела слушать отца Вивье. Да… я слышала все, что рассказали девушки на кухне. Как ужасно, сеньор, как все это ужасно!

- Могу себе представить, как тебя тронуло произошедшее с Баутистой.

- Он должен был так закончить. Ужасно, но это правда. Все его так ненавидели. Так сильно. И он поджег Куму.

- Поджег ее? – Ренато был ошеломлен.

- Сеньор не знает, как все началось? Нет, конечно же. Все случилось потом. Баутиста поджег хижину Кумы, не дав ей выйти. Говорят, он смеялся, когда охранники бросали камни, когда та высовывалась.

- Это неслыханно! О чем ты говоришь?

- Когда наконец ей дали выйти, ужасно обгоревшей и полу задохнувшейся от дыма, ее поволокли к большой стене, и кинули в пропасть. Там ее оставили, как животное, и пригрозили ружьем, если попытается снова прийти. Там ее нашли мертвой, кто вышел на повозке в то утро. Поэтому все восстали против Баутисты, сожгли дом.

- Об этом знает моя мать? – спросил Ренато, вскочив на ноги, совершенно бледный.

- Да, сеньор, знает. Сам Баутиста мне сказал, только не так ясно. Сказал, что по вашему приказу.

- Моему приказу? Как я мог приказать подобную вещь?

- Это я и осмелилась сказать. Что вы не могли приказать. Но сеньора и он не позволили мне говорить. Теперь он заплатил свой долг.

- А ты кажешься довольной, что он поплатился, – упрекнул Ренато неторопливым и спокойным тоном. – Тем не менее, Баутиста был твоим родственником, близким…

- Он не был родней. А Кума была моей подругой…

- Кума… Это правда…

Ренато поджал губы, вспоминая, глядя сверху вниз на странную девушку, которая преобразилась под его взглядом. Ее глаза горели, подрагивала смуглая плоть.

- Ты купила у Кумы любовный напиток. Думаешь, эта бурда эффективна?

- Кума имела силу, сеньор, и хорошо ее показывала: три человека, которые плохо с ней обошлись, уже умерли.

- Но не из-за силы этой несчастной, Янина.

- А почему нет, сеньор? Кума никогда не проклинает без причины и просто так. Сила любви и сила смерти имеют…

- Сила любви… – повторил Ренато шепотом. Мысль пронеслась в его разуме, как вспышка, но он сразу же отверг ее: – Хватит глупостей. Принеси мне бутылку коньяка и проследи, чтобы мне никто не мешал. Только...

- Да, сеньор. Я помню указание. Только тот, кто принесет бумаги из Епархии, которые вы ждете…

Ренато опрокинул еще рюмку и замер, опустив голову и прикрыв глаза. Он пил, чтобы забыться, но не мог потушить горящую искру в сознании, ослабить жадность напряженного, бесконечного ожидания. Он допил то немногое, что оставалось в бутылке, и отбросив ее в сторону, пошатываясь, встал, услышав глухие взрывы, как гром.

- О…! Что это? – и крикнув, позвал: – Янина! Янина!

- Вот коньяк, сеньор. – указала Янина, зайдя быстрым шагом.

- Что это за шум? Эти взрывы?

- Это длится уже несколько дней, сеньор. Не помните? Говорят, это вулкан. Небо стало красным и опять сыпется пепел, как прошлым вечером. Крыши и деревья стали уже белыми. Говорят, похоже на снег.