Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 54
- Что происходит, Ана? – спросила Моника метиску.
- Сеньор Ноэль приказал сообщить вам. Есть три места на корабле, что отплывает этим вечером на Ямайку. Он говорит, что мы должны втроем ехать, нужно уехать, потому что на Мартинике никого не останется в живых.
- Едем, дочка, едем! Чего уже ждать? Хуан мертв. Почему ты не веришь? Почему не принимаешь этого?
- Я не могу ехать, мама! Не могу, потому что сердце кричит, поддерживает, не знаю, как и почему, но есть надежда!
Со сложенными руками в выражении боли и мольбы, на которой недели горя сохранили следы, Моника отошла на несколько шагов от руин, образующих двор полуразрушенного, грустного убежища одной из групп, чудесным образом избежавших катастрофы на Морн Руж и Парнас. От старого дома едва остались три или четыре помещения среди обломков и мусора. Ана, старая служанка Айме, испуганно сложив руки, стояла на коленях в выражении уже теперь привычного ужаса:
- Мы все умрем! Прав сеньор нотариус! И сеньора Моника не хочет, чтобы мы уехали. Ай, Боже мой… Боже мой!
- Пожалуйста, Ана, замолчи уже, – упрекнула Каталина мягким, но скучным тоном. – Ты мешаешь Монике, которая совсем устала. Почему бы тебе не отдохнуть ненадолго, дочка?
- Не стоит, мама. Я должна выйти. Чудовище еще не насытилось. Вулкан не погас. Сегодня прибыли люди из Лоррэн, Мариго, Сент-Мари, Грос Морн, Тринидад.
- Как? Новые катастрофы? – обеспокоилась Каталина.
- Да… да, сеньора. Все больше и больше катастроф, как вы сказали, – подтвердила нервная и назойливая Ана. – В городе наверху открылась большая, большая трещина, которая проглотила всех: людей, дома и животных, а потом закрылась. Остался только негр, который прибежал, чтобы рассказать. Я слышала, как он говорил на площади. А еще сеньору Ноэлю рассказали, в моем присутствии, что там опускается большое облако, точно такое же, какое показалось на Морн Руж, с каменным дождем и горячей водой и покончило со всем, вплоть до собак и кошек.
- Иисус! Ты не преувеличиваешь, Ана? – засомневалась Каталина.
- К несчастью, это правда, мама, – подтвердила Моника. – Мы организовали в Муниципалитете что-то вроде госпиталя, туда прибывают люди со всех деревень, раненые и обожженные. Я говорила со всеми, смотрела на все лица.
- С минимальным результатом, конечно же, – закончил Ноэль, приближаясь к группе. – Я сам слышал о плохом. Полагаю, Ана сообщила мое послание.
- Конечно же да, сеньор нотариус; но как будто и не рассказала. Сеньора Моника упорно хочет, чтобы мы поджарились.
- Замолчи, Ана, замолчи! – прервала Каталина. – Тебе нечего больше делать в доме?
- Я бы сделала поесть, если бы было из чего. Но варить эту маниоку в серной вонючей воде, все равно как, долго или быстро.
- В любом случае, делай, – велела Каталина. – Я пойду, приготовлю еще бинтов, Моника. Пошли, Ана, идем со мной…
- Я понимаю вас, Ноэль, – объяснила Моника, когда ушла ее мать с Аной. – Что вы просили воспользоваться тремя билетами. Они правы. Здесь мы все умрем. Спасайтесь, Ноэль, и спасите их обоих.
- Они не хотят ехать без вас, и правильно делают. Себя я рассматриваю, как человека, прожившего много лет. Меня грызет совесть двигаться, дышать, когда молодые и полные жизни люди теряют жизнь. Тем не менее, нужно принять действительность, Моника.
- Я не могу принять! Я отказываюсь от мысли, интуиция отрицает, что все закончилось. Думаю, что потеряла рассудок с тех дней. Почему Хуан сказал о любви в последнюю минуту? Почему сразил мое сердце этой отравленной стрелой?
- Он так вас любил! Все, что он сделал было из-за любви к вам, с тех пор, как вернулся с той поездки…
- Почему же вы не рассказали мне?
- А кто мог предположить, что вам интересна его бедная любовь? Вы оба согрешили гордыней, Моника. А теперь уже…
- Я буду искать его!
- Это будет бесполезно. Если бы Хуан был жив, он был бы с вами, Моника. В том море утонули два брата. Умерли вместе. Не может быть по-другому…
- А если правда, что он смог добраться на лодке до пляжа?
- Он бы искал вас, Моника, не сомневайтесь…
- А если он не мог? И если его застала врасплох другая катастрофа? Разве у нас было время на отдых, на сон больше трех ночей на одном месте? Сколько раз мы сбегали из Фор-де-Франс и снова возвращались? Сколько деревень опустело и снова наполнилось другими беглецами, еще более несчастными? Сколько их лежит изуродованных, с лицами, обернутыми в бинты, не пришедших в сознание, в любой из возможных больниц? Сколько, Ноэль? Каждый день, пятнадцать, шестнадцать, восемнадцать часов, я прихожу в те места, где помогаю раненым. О скольких людях эти руки позаботились и перевязали раны! И все ради него… него!
- Не отнимайте достоинство усилий, своего исключительного труда. Ваше милосердие и самоотверженность – это не только ваш поиск, Моника…
- Нет… Конечно… Не только поиск его тела; но и поиск его души. Потому что каждый раз, когда я беру на руки больное дитя, когда подношу стакан воды к горящим лихорадкой губам, когда разделяю с беженкой свой жалкий рацион, я думаю: так бы сделал Хуан. Он всегда это делал. Самый великодушный к несчастным, самый бескорыстный, благородный, это тот, кого зовут Хуан Дьявол…
Резкий толчок прокатился по земле. Густая пыль поднялась из строительного мусора, пока одиноко звонили в покинутых башнях старые колокола. Пыльный воздух наполнился вспышками.
- Моника, примите эти билеты, – советовал Ноэль мягким тоном. – Через день-другой вы должны уехать, если мы не умрем. На острове говорили серьезно, приказав эвакуироваться. Я видел указы, которые готовятся. Почему бы не воспользоваться этим сейчас? Ситуация будет менее сурова, если вы уедете первой.
- Я последней уеду! – утверждала Моника решительно.
18.
С первое по двадцатое августа продолжали сменяться тревожные явления. Мон Пеле безжалостно испускал на разрушенный остров смертоносные испарения, потоки лавы, ужасные подземные шумы, которые переходили в сильные землетрясения. Еле уцелели дома даже в самых отдаленных местах, которые затронуло злобное чудовище: города Ламантен, Анс д`Арле, Сент-Анн превратились в груду мусора, и обжигающий пепел, развеянный ветром над морем, проходил тысячи расстояний. Два миллиона тонн смертоносного пепла собрали на островах Барбадос. Весь изгиб маленьких Антильских островов, с Шарлотта-Амалия до Порт-Испания, от Виргинских островов до Сан-Хорхе и Тобаго – все сотрясалось от слабых до сильных землетрясений, в судорогах вулкана Мартиники. А рядом с Фор-де-Франс, среди беженцев в пещерах и хижинах из пальм, у края небольшой бухты Крепости Сан-Луи, последний Д`Отремон боролся со смертью, пронзенный насквозь ужасной раной.
- Я хочу пить… пить… Воды… Воды…!
- Ты не слышал, Колибри? Подай ему чашку…
- Нет ни глотка чистой воды, капитан…
- Ну дай ему… Не видишь, что он хочет пить?
Хуан приблизил к губам, горящим от лихорадки, грубый глиняный сосуд, где остался последний глоток свежей воды. Светлая голова спутанных волос снова упала на тряпки, служившие подушкой, благородное и бледное лицо оставалось неподвижным, и что-то наподобие улыбки стерло глубокую печаль с губ Хуана:
- Теперь он будет еще спать. Ему лучше, лихорадка спала, пульс лучше, восстанавливаются силы. Если бы мы могли накормить его…
- Это было бы хорошо, капитан?
- Надеюсь, что он в любом случае поправится. Это виноградная лоза. На первый взгляд он кажется слабым и хрупким, но нет, Колибри. У Д`Отремон и Валуа еще много сил…
- Вы хотите, чтобы он выздоровел? Чтобы выздоровел и пошел в свой дворец, усадьбу, где плохо обращались с работниками, как будто они рабы?
- На Мартинике уже нет больших усадьб. Только руины и смерть, а глухо рычащее вулканическое чудовище – наш единственный хозяин.
- Мне страшно, капитан. – пожаловался мальчик, почти плача.
- Очень скоро ты сможешь сбежать из этого ада, мальчик. Когда Ренато очнется. Ему будет легко получить место в одной из лодок, что отплывают. Я попрошу его взять тебя с собой. Уверен, он не откажется спасти тебя.