Хороша была Катюша - Федорова Мария. Страница 31
– Куда бежишь, красавица?!
– Ксюш, прости, мне некогда. Очень важная встреча. Я опаздываю.
– Ну, извини. Я только хотела сказать – Стасик мне звонил. Он волнуется, что-то про тебя все расспрашивал. Ты что-нибудь решила?
– Сегодня попытаюсь.
– Не тяни. Он, кажется, собирается своей подруге к Новому году дорогой подарок сделать. Если договоритесь, кредит оформит за один день.
– Поняла. Пожелай мне удачи.
– Удачи тебе, красавица! – Ксюша театрально по-цыгански потрясла плечами и покачала головой, щуря глаза. – Вижу, вижу, ждет тебя дорога дальняя, король червонный. В общем, Кать, будет тебе счастье!
– Светлана Николаевна, к вам можно?
Света уже собирала сумку, чтобы идти домой, но тут же оставила свое занятие. Анечка ни разу не появлялась в библиотеке после того памятного тетушкиного визита, а встречая Светлану в коридоре, едва кивала головой и опускала глаза. Свету мучила совесть – она понимала, что девочке надо помочь, но не знала, как лучше это сделать. И вот наконец Аня зашла сама.
– Конечно, можно. Садись, хочешь чаю? Или книжки посмотри...
– Если можно, чаю.
– Конечно, можно. Зеленый с жасмином будешь?
– С удовольствием...
Света наливала чай, накладывала в розетку варенье, резала бублик. Аня крутила в руках карандаш, ее щеки горели, видно было, что девочка сильно волнуется.
– Светлана Николаевна, пожалуйста, простите меня, что так получилось... Тетя Марина наговорила вам такого... Я боялась, что вы больше не захотите со мной общаться.
– Анечка, господь с тобой! – Света аж уронила ложку. В ее глазах стояли слезы, она непроизвольно подошла к девочке и обняла ее. – Что ты такое говоришь? Я прекрасно понимаю твою тетю – она переживает из-за тебя. Ничуть я на нее не в обиде, тем более что мы объяснились, все нормально. А уж на тебя-то мне и вовсе не за что обижаться. Давай забудем всю эту ерунду. Хорошо?
– Спасибо. – Аня улыбнулась сквозь слезы. – Спасибо...
– Перестань. Все, забыли, проехали. Пей чай, а то он остынет.
– Вы торопитесь? Я вас задерживаю?
– Ты меня не задерживаешь, не волнуйся. Но дело вот в чем – у меня пропала собака. Я распечатала тридцать объявлений, и мы с Павликом должны сегодня их развешать в нашем районе. Нужно успеть до ночи, а ходить придется много. Не поможешь?
– Конечно.
Белые листы норовили отвалиться от холодных столбов, измазанные клеем и замерзшие пальцы плохо слушались. А половина объявлений все еще лежала в Светланиной сумке. Пашка не жаловался, но видно было, что он замерз. Грела его только мысль о том, что своими трудами они приближают обретение любимой собаки.
– Мам, а вот человек, который Дуську видел, он когда объявление прочтет?
– Не знаю, сынок, но надеюсь, что скоро.
– А если, когда он пойдет, темно будет? Как же он прочтет, что пропала собака?
– Ну, разглядит как-нибудь. Или потом утром пойдет на работу, тогда и увидит.
– А где он Дуську видел?
– Паш, ну откуда я знаю? Если бы знала – пошла бы туда и взяла Дуську, а не таскалась здесь с объявлениями...
– А...
Анечка почти не участвовала в общих разговорах – только сначала расспросила, как пропала собака. А потом ходила вместе со Светланой и Павликом, клеем намазывала объявления, расправляла их на столбах, размышляла вслух, куда еще можно пойти. Но видно было, что ей хорошо бродить так по улицам, участвовать в каком-то семейном деле, помогать Свете...
Наконец последняя бумага оказалась на столбе.
– Думаю, мы заслужили хороший ужин. Никто не против? – Светлана чувствовала, что надо придумать какое-то приятное завершение вечера.
– Конечно, не против! А соку купишь? – Пашке идея явно понравилась.
– Обязательно куплю. И соку, и зефира... Можно на ужин пиццу испечь. Аня, ты еще не торопишься домой? Я потом тебя провожу...
– Нет, я не тороплюсь. И провожать меня не надо – мне от троллейбуса два шага, дом на проспекте, темных дворов, как у вас, нет.
– Ну и хорошо.
По дому разливались тепло, аромат горячего хлеба, плавящегося острого сыра, смеси приправ. Павлик и Аня на диване рассматривали фотографии, Ольга Ивановна, сидя в старом, но очень удобном кресле, зашивала Пашкины брюки, которые он умудрялся рвать каждую неделю.
За окном чернели ранние зимние сумерки.
Света решила накрыть красивой скатертью журнальный столик в своей комнате, достала фарфоровые тарелки, которые остались от бабушки, разлила сок по высоким стаканам тяжелого темного стекла, выложила на блюдо красивую пиццу. Ярко-красные помидоры под расплавленным желтым сыром, молочно-белый зефир в бордовой вазе, оранжевые кружки нарезанных апельсинов – стол получился красивый и праздничный. Ольга Ивановна с укоризной смотрела на приготовления:
– Что это ты, Свет, тут устроила? До Нового года еще далеко, Дуська вроде не нашлась... Чего праздновать-то?
Светлана только махнула рукой, решив не замечать недовольного ворчания матери. Всем нужно развеяться – и ей самой, и Ане, и Павлику. Надоели тоскливые будни.
– Паша, иди мыть руки. Садимся за стол.
За едой Аня не проронила ни слова, а когда Светлана пошла проводить ее до троллейбусной остановки, разговорилась. Она вспоминала свое детство, поездку к морю вдвоем с мамой, первый концерт в музыкальной школе, после которого мама расплакалась, а Аня думала, что это потому, что она очень плохо сыграла... С воспоминаниями горечь отступала, Аня снова становилась ребенком, открывалась. Но сразу помрачнела, как только показалась остановка.
– Вы не подумайте только, что моя тетя Марина плохая. Она меня любит. Только устает очень – ребята часто болеют. Денег не хватает, она говорит, что лет десять в отпуске не была. Мне ее ужасно жалко. А тут еще такая обуза – я на нее свалилась. Хорошо, что я уже взрослая, стараюсь ей помогать... Только от меня толку мало – я привыкла лишь с мамой общаться, а у них в семье все по-другому. Тетин муж, он откуда-то с юга, молдаванин, кажется. Не любит, чтобы ему мешали. Когда приходит с работы, все шепотом разговаривают. А я иду домой и начинаю играть. Иногда часов до трех за инструментом сижу, правда, теперь перестала. Соседка сказала, что я им спать мешаю. Хотя по ночам старалась играть что-нибудь тихое, мелодичное... Я бы хотела в музыкальное училище поступить, но не буду. Ведь мне надо на жизнь зарабатывать. Я решила пойти в кулинарное училище. Закончу, начну работать и заочно в технологический институт поступлю. Буду рецепты котлет и сухариков к пиву изобретать.
– Ань, может быть, не стоит в кулинарное училище? Пойди в пединститут. Конечно, в школе платят мало, но все-таки жить можно, будешь репетиторством заниматься, выкрутишься. Ты же музыку любишь, литературу... Не сможешь ты с подносом крутиться или у плиты стоять лет семь как минимум – в училище и пока заочно отучишься.
– Нет, Светлана Николаевна, ошибаетесь. Смогу. А вот в нищете жить больше не хочу. У меня мечта – за границу ездить, в оперные театры, музеи... Что толку любить музыку и никогда не слышать хорошего оркестра, настоящей оперы. И у плиты я буду стоять, и с подносом побегаю, а своего добьюсь.
Перед Светой стояла вполне взрослая девушка, совершенно непохожая на того потерянного ребенка, которого она привыкла видеть. Спорить с ней было бесполезно...
– Ладно, Ань, у тебя все впереди. Может быть, ты и права. А сейчас поезжай домой и ложись спать. Не играй по ночам – у тебя вид измученный. Отоспись. В любом случае сначала нужно школу хорошо закончить, а для этого силы нужны.
Услышав, что в двери поворачивается ключ, Пашка в пижаме выскочил в коридор:
– Мама, ты не посмотрела, наши объявления висят?
– Конечно, висят, куда они денутся.
– А телефоны кто-нибудь отрывал?