Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 38
- Не говори так о Хуане! – возмутилась Моника, оскорбленная дерзким словом. – Не знаешь, что говоришь! Замолчи!
- У тебя есть право сердиться, оскорблять меня. У тебя есть долг защищать его по моей огромной вине и вине ничтожной Айме. Этот человек – твой муж, муж перед Богом и людьми, хозяин и друг твоей души. Для разрыва связи, которая тебя соединяет с Хуаном, необходимо аннулировать брак.
- Замолчи! Замолчи! – раздражалась Моника.
- Прости, но мне необходимо знать. Ты в состоянии бороться? Чтобы освободиться от него.
- Ты не должен освобождать меня! Не должен вмешиваться в мою жизнь! Не должен ничего делать! Верни меня к Хуану, Ренато, верни к Хуану!
Сердце кричало, рвалась душа, поток диких чувств накрыл ее, когда Моника произносила эти слова, а смущенный Ренато Д`Отремон отступил, но успокоился, думая, что понимает.
- Возможно, я не имею права просить тебя довериться мне, но в любом случае, ради твоего блага прошу сделать это. Я сделаю все, чтобы ты освободилась, спаслась. Не будь сейчас слепа от гнева.
- Я не в гневе, ты совершенно ошибаешься. Но Хуан не тот, кем ты его воображаешь. К тому же, это мой муж и нечего больше выяснять.
- Ты пытаешься сказать, что испытываешь к нему чувства нормальной жены?
- Я ничего не пытаюсь, а хочу, чтобы ты оставил нас в покое!
- Было бы забавно, если бы это было правдой, – заметил Ренато с нескрываемой горечью; но тут же отреагировал, отрицая: – Нет, Моника, ты не можешь меня обманывать. Айме рассказала правду, правду, которую ты не отрицаешь: Хуан Дьявол для тебя чужак. Теперь твоя рана очень глубока, я знаю, и ты героически это отстаиваешь. Иначе бы не терпела это ради любви к сестре и ко мне.
- Не говори об этом больше! – гневно возмутилась Моника.
- Еще я понял, что приобрел твою любовь с примесью ненависти. Мы были бесчеловечны, но почему ты приняла эту свадьбу? Никакая женщина в мире не выдержала бы! Как тебе удалось?
- Ты бы убил Хуана, сестру. Твой рассудок был на грани.
- Я лишь хотел вырвать правду, которую она знала! Почему ты не рассказала? Я повел себя как безумный, но это случилось потому, что обстоятельства свели с ума. Когда я увидел, что ты согласилась на предложение Хуана, я должен был думать, что ты его любишь, любила или совершила грех прелюбодеяния, в этом случае, возможно, не я принудил наказывать тебя неравным браком, хотя это было справедливо. По крайней мере, ты поняла мое доброе намерение и не пошла против.
- Хорошо, но ты не ответил на мой вопрос: где Хуан?
- Посмотри туда, в то окно. Посмотри на порт, в море, рядом с Фортом. Что ты видишь?
- Береговую охрану. Охрану с флагом Франции…
- Корабль Галион, первый часовой берегов Мартиники, чтобы сражаться с контрабандой и другими действиями, где руки Хуана не были чисты. Его грехи простительны, но они должны быть искуплены. Хуан там.
- На Галионе? Задержан? В тюрьме?
- По требованию губернатора Мартиники он едет в Сен-Пьер давать отчет по обвинениям, по которым Колониальное Британское Правительство Доминики потребовало его экстрадиции.
- Ты на него заявил, ты? Ты обвиняешь его?
- Единственное, в чем смог его обвинить. Я сделал возможное и невозможное, чтобы вернуть тебя, когда узнал правду, отягощенную обстоятельствами болезни, по словам доктора Фабера ты страдала…
- Ренато, этот корабль уехал. Он увез Хуана! – встревожилась Моника.
- Конечно. Хуана и всех членов экипажа…
- Но этого не может быть! Его увезли туда, а я, я…!
- Мы выйдем завтра или послезавтра на корабле, на котором будут все необходимые удобства.
- О нет, нет! Не увидев его? Не поговорив? Нужно остановить этот корабль! Мы немедленно выезжаем!
- Немедленно невозможно. Я сказал завтра или позже, потому что ожидается пассажирский корабль и…
- Люцифер готов.
- Вижу, ты неумолима. В конце концов, раз ты так настаиваешь, то мы вернемся на Люцифере, как только организуют команду, чтобы выйти в море.
- Где ребята Хуана? Сегундо мог бы вести и Колибри. Почему ты оторвал меня от них? Почему позволил тем людям схватить их?
- Я ничего им не сделал. Члены экипажа Люцифера схвачены и отправлены с капитаном под надзором береговой охраны, как ты видела. Не говори, что будешь помогать Хуану.
- Хуан был добр с тем ребенком, великодушен и человечен со всеми, кто от него зависел, – усердно защищала Моника. – На Люцифере не было жестокости, как на твоих землях в Кампо Реаль. Лучше я помолчу, Ренато, но ты на самом деле ничего не знаешь, не можешь ничего понять. Кто есть Хуан, какой он.
- Поразительный, правда? – намекнул с изящной иронией Ренато.
- Да. Хотя ты и не можешь поверить и понять, ты говоришь верное слово: поразительный.
- Я не знал тебя как актрису, Моника. Я нахожу очень тонкой и женственной форму твоей мести. Твое оправдание достоинств этого негодяя, дикаря.
- Хуан не негодяй и не дикарь! – взвилась Моника по-настоящему гневно. – Хуан лучший человек, которого я знала!
- Моника, как далеко ты хочешь зайти? Понимаю, ты должно быть, сошла с ума, расстроена. Ты другая, да, другая, совершенно изменилась. Все в тебе другое, начиная с цветастого платья, глупого, несвойственного женщине твоего положения, хотя ты и выглядишь в нем красивой, словно твое презрение и красота хотят меня наказать. Сделай это, сделай. Я заслуживаю, потому что не понял твою любовь, не сумел тебя полюбить!
Ренато Д`Отремон порывисто приблизился к Монике, но она отступила, на миг в его глазах засиял свет и потух, словно погасла мимолетная мечта… Затем он взглянул на нее, повернул голову, словно правда его смущала:
- Моника, ты можешь мне сказать, любишь ли Хуана?
- Люблю ли его? Не знаю, это неважно. Он не любит меня, и никогда не полюбит.
- Что ты сказала? – спросил удивленный и смущенный Ренато. – В таком случае, он столько сделал, почему он сделал это? Почему?
Моника вновь сжала губы, прищурилась, и на миг ее лицо отразило другую Монику, страдающую, покорную, связанную обещанием молчать. Но это было лишь на миг. Новая женщина вновь вернулась, и с двусмысленной гримасой на губах проговорила:
- Как может волновать тебя то, что чувствует он или я? Правда в том, что у меня нет ни единой жалобы против Хуана. Хорошо или плохо, что ты вручил меня ему, но ты наложил на меня обязательство быть его женой. По той или иной причине я поклялась на коленях перед алтарем, а я еще ценю свои клятвы.
- Хорошо. Все, что я сейчас сделал, направлено на то, чтобы исправить мою ошибку, чтобы вытащить тебя из ада, куда я вверг тебя, а теперь этот ад тебя радует.
- Когда ты швырнул меня, я предпочитала сто раз умереть, чем чувствовать себя в руках Хуана, – вспоминала взволнованная Моника. – Вдобавок ко всему наихудшему, самая ужасная агония была для меня даже лучше, чем то, что этот человек волочил меня по дороге, через моря, как мог тащить свою добычу вандал. В стенах каюты Люцифера я плакала и умоляла, терзая тело и душу, прося Бога послать мне скорейшую смерть. Если бы ты тогда побежал за мной, если бы настоящее чувство справедливости и человеческого милосердия владело тобой, чтобы остановить нас, я бы поцеловала следы твоих ног. Но в этом мире все имеет свое время, час, шанс.
- Что ты хочешь сказать? – сетовал Ренато.
- Мы должны думать о плохом до того, как сделаем его. Такую ошибку, как твою, исправлять уже слишком поздно, будет только хуже. Ты понимаешь?
- Должен понимать. Ты прекрасно разъяснила, – огорченно согласился Ренато. И тоном изящной иронии, заметил: – Полагаю, тебе не помогли мои горячие извинения, с помощью которых я всей душой хотел вырвать тебя из примитивного романа с Хуаном, этим грязным лодочником.
- Часто грязи больше во дворцах, а в простом Люцифере больше света, – гордо упрекнула Моника. – Слава Богу, теперь я другая, Ренато. Я жена Хуана Дьявола или Хуана Бога, как я зову его. И как жена знаю, что ты осудил его со всей жестокостью за незначительные грехи, когда он мог осудить других за грехи более тяжкие, и не осудил… Как я полагаю, его подвергают гонениям и снова несправедливо плохо обращаются, и мне больше ничего не остается, как быть с ним, встать на его сторону, защищать против обвинений, которые ему предъявлены, бороться за его жизнь и свободу. Если ты хочешь на самом деле что-либо сделать для меня, то найми работников на корабль и позволь мне немедленно поехать туда, где находится он.