Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 4

- Что за письмо? – оживилась Софии.

- Ты бредишь, Ана! – ногти Айме вонзились в запястье метиски.

Чувства вернулись к Ане. Она посмотрела в гневное лицо Айме, а затем на другое бледное, серьезное и внимательное, склонившееся над ней, чей голос был законом на земле Д`Отремон:

- Что случилось, Ана?

- Ай, сеньора! Не знаю, не знаю, не знаю… – пыталась заплакать Ана с видимым беспокойством.

- Не плачь, а отвечай! – упрекнула София. – Ты скажешь, что за письмо?

- Она, должно быть, поскользнулась и упала. – вмешалась Айме, примирительно пытаясь отвести в сторону расследование свекрови.

- Но с тобой был кто-то, Ана. Кто это был? – настаивала сеньора Д`Отремон.

- Не знаю, не знаю! – пыталась уклониться служанка.

- Она ничего не знает, донья София, – снова вмешалась Айме. – Вы знаете, кто она. У нее слабо с головой. Не беспокойтесь так. Она пойдет на кухню, я о ней позабочусь. Не беспокойтесь.

- Да, дочка, иди с ней. Я ужасно испугалась. Не знаю, где слуги, которых никогда нет, когда нужно. – И, повысив голос, снова позвала: – Янина!

С другой стороны конюшни появилась безупречная и правильная Янина, с совершенным выражением заботливости, с которым она приблизилась к сеньоре, и слащаво предложила:

- Я здесь, крестная, вы меня звали?

- Я давно тебя зову. Ана ударилась, она была в обмороке. Не знаю, что это на самом деле. Мы не знаем, нужно позаботиться о ней, Янина.

- Нет, ради Бога. Вы уже позаботились, – быстро предупредила Айме. – Так что Янина проводит вас, донья София. Сеньора напугана, Янина. Думаю, нужна чашка липового чая немедленно. Пойдем, Ана!

- Какой странный случай! – проговорила София.

- Все теперь странно в этом доме, сеньора. Но единственная печать – ваш испуг. Я пойду на кухню, сделаю вам липовый чай.

- Нет, Янина, оставь. Дай руку и отведи меня в комнату. Мы там поговорим.

- Кто забрал письмо? Кто? – нервно возбужденная, торопила Айме.

- Ай, сеньора, не знаю…! – плакала Ана.

- Проклятая дура! Что же произошло? Что случилось?

- Я думаю, Баутиста. Я залезла в повозку, Эстебан собрался ехать на завод. Появился Баутиста, словно демон, и рывком меня снял с нее. Затем я начала кричать Эстебану, чтобы ехал, а Баутиста сам погнал лошадей. Я хотела заскочить в повозку, но Баутиста меня толкнул. Да, он толкнул меня и дал еще пинка. Потом я уже не помню. Я лежу возле камня. Я больше ничего не знаю, хозяйка, больше ничего…

- Ты была вся расстегнутая. Кто-то тебя осматривал и забрал письмо. Кто это был? Кто мог быть? Баутиста случаем? Кто еще там был?

- Никто, я никого не видела. Я была одна, а Эстебан уехал. Баутиста прибежал, уверена, что Баутиста, сеньора!

- Да, Баутиста взял письмо, но он не понесет его Ренато, не посмеет принести его прямо ему, он предпочтет принести его мне за хорошую цену. Я должна найти его, поговорить, – Удар часов на стене прервал ее, и со страхом она воскликнула: – О! Уже время. Я должна вернуть письмо во что бы то ни стало.

Айме снова выглянула из окна. Никого не было в прихожих, галереях, на широких участках, разделяющих центральное строение парка. На другой стороне дома также не было никакого шума. Взволнованно она повернулась к ближайшему шкафу, взяла оттуда плотную шелковую накидку и набросила ее на голову и плечи, пока Ана смотрела удивленно, приоткрыв толстые губы, и спросила:

- Куда вы идете, сеньора Айме?

- Искать Баутисту. Уверена, он в конюшнях. Не выглядывай, когда позовет донья София!

Она завернула в шаль точеное тело, почти полностью прикрыла лицо, лишь глаза сверкали лихорадочным блеском. Держа руки на груди, откуда сердце, казалось, готово было выскочить, поджидала, когда опустеет коридор, вышла быстро и тихо, словно пантера.

- Ты не откроешь окно? Этой ночью словно не хватает воздуха. Этой ночью мне снова стало душно, как в первые годы, когда я оказалась на этой земле.

Точная, тихая, с совершенной быстротой, что отличала ее, Янина распахнула окно в просторной спальне Софии, но ничего не изменилось в роскошном зале: ни порыва ветра, ни облачка не было на темном небе, усыпанном звездами. Была одна из таких безлунных ночей, когда сплетались звезды, такие стесненные, словно серебряные сети на бархатном небосводе. Мягким шагом бледная владычица Кампо Реаль приблизилась к окну, а стройное тело Янины, темное и взволнованное, отступило на шаг, почтительно уступая место.

- В течение долгих лет я ненавидела эту землю, в которой столько красоты: поля, небо, жаркое солнце, неподвижные ночи. Сколько прошло таких ночей, когда я задыхалась и отчаянно бродила по этим тропам!

София протянула руку к неясным очертаниям затихших полей, одновременно чувствуя, как охвачена сильным волнением воспоминаний, жгучих воспоминаний первых месяцев замужества, горьких воспоминаний долгих лет, в течение которых она ждала каждую ночь Франсиско Д`Отремон, подсчитывая с острой досадой, в скольких руках он забывал ее имя, с чьих губ пил любовный мед, а к ней лишь приходил с улыбкой, с почтительной мягкостью, с любезным и холодным уважением.

- Вы не будете ложиться, крестная? Вам нужно отдохнуть.

- Этой ночью мне не спится. Давай поговорим, Янина. Ты выслушаешь меня?

- Конечно, крестная.

Янина склонила голову с обычным холодным уважением, словно автомат, но соединенные руки тряслись, сжатые у груди, и вздрагивали сильнее, касаясь письма. Там было доказательство, ужасное оружие, кинжал, которым можно точно ударить ненавистную соперницу. Но соперницу в чем? Опустив голову, глядя на саму себя, рассматривая тяжелый национальный костюм, широкую цветастую юбку, и снова, как обычно, посмотрела на тонкие смуглые руки. Они были изящные и красивые, тщательно ухоженные, руки цвета светлой меди, породистые, в судорожном желании сжатые, которые сжимались, словно хотели ухватиться за невозможно желаемое, руки одновременно чистые и чувственные, благородные и порочные руки, в которых, наконец, была судьба Айме.

- Ты устала? Присядь, Янина.

- Нет, крестная, я не устала, – утверждала Янина, с трудом сдерживая нетерпение. – Но боюсь, что вы, утомлены больше, чем нужно.

- Да, мое сердце работает медленно, оно любило и много страдало. Это естественно. Но оставим это; я хочу поговорить о Ренато. О нем, ради него нужно создать в доме полный покой. Он необходим Ренато; это та обстановка, которой дышит его сердце, такое чувствительное, нежное и такое страстное. Ренато словно ребенок, Янина. Несмотря на годы, силу и мужскую гордость, он словно ребенок, которого необходимо защищать. Не знаю, понимаешь ли ты меня; но мне нужно, чтобы ты поняла, чтобы я не казалась тебе неблагодарной, и хочу сказать… Нужно, чтобы Баутиста и ты уехали из этого дома.

- Как? Что? – с болезненным удивлением спросила Янина. – Вы прогоняете нас, крестная?

- Зачем говорить такую некрасивую фразу, в то же время такую верную? Нет, Янина. Я думаю, дядя должен вернуться во Францию и справедливо, чтобы ты его сопровождала. Тебе не нравится идея поехать в путешествие по Европе?

- Единственное, чего я хочу, так это быть рядом с вами, крестная.

- Я ждала такого ответа. Я благодарна тебе и конечно же, справедливо, что ты так отреагировала. Но сначала подумай о поездке, что получишь от нее удовольствие. Меньше всего я хочу увольнять тебя, для меня это настоящая жертва.

- Но вы думаете, что сеньор Ренато не хочет видеть меня, правда?

- По крайней мере, на какое-то время лучше всего предотвратить возможность видеть Баутисту. Ты ничего не сделала, знаю, но ты о нем напоминаешь. Пойми, оставить Баутисту – это против желания моего сына. В эти дни я жду, что Хуан Дьявол тоже уедет. Я приложила усилия, и он уедет. Я хочу подарить Ренато настоящий медовый месяц, но по причине пришедших проблем у него не было спокойствия в эти дни.

- Если сеньор Ренато вернет должность моему дяде, то проблемы исчезнут. С ним их не будет. Сеньор Ренато слеп, он не знает, где его враги, а где друзья. Он не может их различить.