300 дней и вся оставшаяся жизнь - Волчок Ирина. Страница 15

— Господи, какое счастье! Так вы нам никто? — продолжал Инночкин сын (сын! сын! Боже, помоги мне!), приподнимая узкую — как она называется, дюймовая? — трубу на уровень груди и резко опуская кончик на раскрытую ладонь. Хлопок. Славик увидел трубу.

Все. Если они свяжутся между собой, любой исход — это катастрофа.

— Брэк. Славик, до свидания, созвонимся. Шурятина, ты биологию выучил? Тебя завтра вызовут, ты же знаешь.

От абсолютно будничного тона звенящее напряжение в комнате разом исчезло без следа.

— Я думаю, нам стоит еще вернуться к предыдущей теме, дорогая, — проявил чудеса терпимости Славик.

— Да, мам, конечно, выучил, мам, — почти одновременно сказал Сашка, прошел в комнату и встал рядом с Инночкой, освобождая отцу проход.

— Ладно, пока, перед Капитолиной позориться не будем… — завершил визит Славик. Выглядел он непривычно жалко, последнее слово явно осталось за четырнадцатилетним сопляком. По крайней мере, пока.

…Еще через три минуты в полной тишине звякнула о паркет труба, выпавшая из побелевших Сашкиных пальцев:

— Мамочка, может тебе коньячку налить? Ты сядь…

Инночка залилась смехом, в котором не было ни капли истерики:

— Ой, не могу, нету коньяка, все этот боров выпил! Вот и разбушевался!

И совершенно серьезно добавила:

— А ты мужик, сын. Только больше так никогда не делай.

— Никогда не быть мужиком?

— Да нет, зачем же так категорично… Просто я не нуждаюсь теперь в защите от бо… от Славика. Я его больше не боюсь.

…Знала бы Инночка, чем кончится сегодняшний вечер, она бы не просто взяла свои слова обратно, она бы вообще из дома носа не высовывала.

Глава 16

Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал Инночке, что после абсурдной и опасной конфронтации на тему «Отцы и дети» она совершенно спокойно причешется, накрасится, оденется и пойдет на свидание с перспективным (надо признать!) кавалером, да еще и шефом по совместительству, она бы просто рассмеялась. Но она и причесывалась, и красилась, и одевалась совершенно спокойно.

Радовало отсутствие даже мысли о слезах. Черствеешь, Лучинина? А может, она научилась закаляться в неравных боях? Радовало также и то, что ей удалось сохранить контроль над ситуацией: противники-то, отец и сын, так и пылали яростью, Славик — фиолетовой, Сашка — белой. Не известно, что хуже. Хоть в этом отпрыск не в родителя. Для самой Инночки отцовство Славика было фактом само собой разумеющимся. Она вышла замуж абсолютно невинной, а этот боров, между прочим, напрочь забыл, как он этим обстоятельством восхищался.

Ее опять одолела страсть к театру, к перевоплощению. Офис-леди на работе, девчонка-панкушка на первом, брудершафтном свидании, сегодня Инночка решила быть романтичной: бежевая, тончайшего трикотажа кофточка со сложным воротником, и изготовленная собственноручно длиннющая, широченная юбка — трикотаж, лен, кружево ручной вязки, кое-где замша — и все это цвета топленого молока.

Она ловко — попробуй тут не ловко, сапоги-то белые! — перепрыгивала подмерзающие к вечеру лужи, не подозревая, как дико будет смотреться на всем этом бежево-молочном великолепии свежая кровь…

Долго скакать ей не пришлось: Витка, как и в прошлый, раз ждал ее возле «угловой» (недалеко была еще «центральная») булочной в своем низком автомобиле.

— Привет! Ты сегодня добрая волшебница Стелла? Тогда я жду подарков!

— Я сегодня вовсе даже Снежная Королева! Так что не приставай, а то заморожу.

— И унесешь на Северный полюс, где мы будем счастливы вдвоем? Надо не забыть поставить противо-Гердовую сигнализацию. А всех глупых оленей разогнать по зоопаркам!

— Молчи, а то Гринпис на тебя натравлю.

Глава 17

…Нет, чёрт возьми, что эта сучка, его жена, о себе вообразила? Что он вот просто так развернётся и отправится восвояси? Как говорится, не солоно хлебавши? Славик рванул галстук. Хмель — да что он там выпил-то, всего полкило коньяка на сто тридцать килограммов живого веса, — почти прошел, а бешенство уступило место раздражению и попыткам холодного расчёта. Он её проучит. Ей повезло, что вмешался щенок… А сопляк-то молодец, не испугался, моя порода…

Тут он даже почти протрезвел — до него дошло, что он чуть было не поднял руку на женщину и ребенка.

Но это её упрямство! Порой кажется, что её проще убить, чем заставить слушаться. Интересно, в кого она такая? Родители, вроде бы, приличные люди. Правда, покойного отца Инночки он знал только по рассказам…

Славик поймал себя на мысли, что уже минут двадцать сидит за рулём под окнами бывшей жены. А ведь у неё появился кто-то. Вот в чём дело! Раньше-то она— ладно, пусть через раз, — соглашалась провести с ним вечер в ресторане. Один раз он почти уговорил бывшую жену продолжить ужин в романтической обстановке у него в новой, большой, но уже запущенной квартире… Раньше. А сейчас она уперлась. Вывод ясен.

Славик завел машину, выключил фары и занял удобную наблюдательную позицию в темной арке дома напротив. Подождем. Чему-чему, а терпению за последние пять лет Инночка его научила. Сучка.

Ну да, он и не сомневался: не прошло и получаса, как на углу припарковался какой-то пижон на «Ауди».

…Судя по тому, что из машины никто не вышел, кто-то другой должен был в нее сесть. И провалиться ему на этом месте, если это не его, Славика, неверная благоверная.

Инночку он сразу и не узнал — такая она была вся юная и воздушная. Бешенство нахлынуло с новой силой, но пополам с восторгом от собственных дедуктивных талантов. Решение очевидно: если не удается переупрямить сучку, надо поломать пижона. В глагол «поломать» Славик вкладывал абсолютно буквальный смысл.

«Ауди» с интересующим Славика грузом (он так и называл его — грузом) наладилась в центр. «Капитал»? «Парадиз»? А что, пусть дорого, зато престижно. Он ошибся — машина пижона тормознула у маленького бара, в котором Славик ни разу не был — он недолюбливал заведения, входить куда требовалось скрючившись и бочком, поскольку долбаным рестораторам приспичило открыть свою тошниловку в подвале дореволюционного дома. При всех своих недостатках дизайнером интерьеров Славик был профессиональным, он живо представил себе сводчатые темные потолки из кирпича, декоративные балки и свисающие с них на цепях тележные колеса вместо люстр, а-ля средневековая корчма. Сладкая парочка зарулила в псевдосредневековый «Погребок».

— Что ты будешь пить? — спросил Витка.

— Не хочу я ничего пить. Аллергия у меня сегодня на алкоголь. Фруктовый салат буду. И жульен. Интересно, как их здесь готовят?

— Что интересного в жульене? Ну, грибы там, сыр…

— Не скажи… С майонезом, сметаной или сливками? Крахмал, муку добавляют? Лук мелко или тонкими полукольцами…

Инночка и сама не заметила, как прочитала двадцатиминутную лекцию о сочетаемых и не сочетаемых продуктах, об антагонизме болгарского перца и рыбы, о том, что к кальмарам лучше всего оливковый майонез, а вот к жульенам хороша рыночная — сорокапроцентной жирности — сметана…

— Ты профессионально занимаешься кулинарией? — явно заинтересовался Витка.

— Нет, что ты! Печь, например, вообще не умею, у Сашки банальная «шарлотка» — и то лучше выходит. С мясом, правда, у меня неплохо получается…

Цены оказались скромными, а еда превосходной, музыка легкой и негромкой. Заняты были чуть больше половины столиков, посетители не орали и не глушили водку ведрами. Чуть-чуть фантазии — и можно было представить себе, что «Погребок» находится не в центральном Нечерноземье, а где-нибудь в Европе, пусть и Восточной.

К столику скользнул официант, Инночка вопросительно подняла брови: пепельница была девственно чистой, тарелки еще не пусты…

— Извините, — обратился официант к Витке. — Вас там на улице ждут.

…Ни у Витки, ни у Инночки даже не возникло законного вопроса — кто?