Посрамитель шайтана - Белянин Андрей Олегович. Страница 27

Любые попытки компромисса, равно как и третейского суда (кто прав? кто не прав?!), во веки веков ни к чему путному не приводили. С другой стороны, эти два антагониста так или иначе, а всё равно обречены как-то сосуществовать вместе. Ибо одно, по сути, невозможно без другого и наоборот… Так что закончим лирическо-философское отступление на бравурной ноте и вернёмся к нашим баранам. Вернее, к одному…

Глава 27

Потомственный русский дворянин, гражданин современной России, не уловимый никем Багдадский вор Лев Оболенский бодро шёл по пустыне в новых тапках, пёстрой тюбетейке на голове, с кожаным мешком за плечами. В мешке бултыхались кувшин с водой, пара лепёшек, козий сыр и облепленные крошками козинаки. Старая ведьма основательно собрала его в дорогу, указав маршрут и пеленг относительно собственной тени. То есть, по идее, часа через два он должен был выйти на караванную тропу.

Он на неё и вышел, бодрый, взмыленный как лошадь, но твёрдо стоящий на ногах и уверенный в завтрашнем дне. Неспешный караван пришлось ждать недолго, но те, кто пришли, заявились с другой стороны и направлялись в Багдад. Они с удовольствием послушали Лёвин трёп о последних событиях в городе, оставили ему немного баранины и кусок халвы, а потом двинулись дальше.

Наши (то есть Ходжа, Ахмед и Рабинович) изволили прибыть скорее уже к обеду. Оболенского встретили, как покойника… Нет, не в смысле воскресшего зомби, а с радостью и слезами, ибо друзья уже похоронили исчезнувшего в пустыне голубоглазого внука популярного стихотворца… Лев даже собирался по-товарищески отвесить обоим подзатыльники за столь скороспелые «похороны» своей царственной особы, но тут выяснилось, что Джамиля в караван не пребывала. Вот здесь стоило впервые встревожиться по-серьёзному…

— Вай дод, пустыня велика, — небрежно пожал плечами караван-баши, когда к нему бросились за советом. — Если верблюдом управляла женщина, то в чём можно винить животное? Всё в воле Аллаха… Она была чьей-то женой, сестрой или рабыней, нет? Тогда ваше горе недостойно мужчины, в мире много других девушек. Мы не будем останавливать верблюдов…

— Ахмед, успокой нашего неровно дышащего друга, — сквозь зубы попросил домулло и вернулся к разговору. — Дело в том, почтеннейший, что эта глупая молодая женщина не просто вдова, потерявшая мужа, а волшебная пери по имени Самрагауд эй Зуль-Зуль, спустившаяся с небес и знающая секрет сокрытия тысячи кладов, каждый из которых не вывезти тысячей караванов!

— Значит, одному моему каравану не вывезти и подавно, — мудро ответили зарвавшемуся Насреддину. — Мы не будем останавливать верблюдов. Я всё сказал…

Насреддин поклонился и отошёл в сторону, дабы вовремя отодрать башмачника от пышущего праведным гневом Оболенского. Благородная душа и врождённое уважение к женщине периодически ставили нашего героя в позу романтичного Рыцаря Печального Образа. В большинстве случаев этот романтизм и кончался самым печальным образом, выходя Льву боком, но он ничего не мог с собой поделать. Тот факт, что его возвышенное сердце вовлекало в нежелательные проблемы весь их мужской коллектив, обычно во внимание не принимался…

— Ходжа, пусть он отпустит мою ногу, это уже не смешно… Вцепился, как кот в талию любимой тёщи! — едва не рыча от бессилия, бурчал русский парень, размашисто следуя в конец каравана. Нагрузка на левую ногу в виде накрепко обнявшего её Ахмеда на скорость шага не влияла никак…

— Лёва-джан, — семеня следом, уговаривал домулло, — ты знаешь меня не первый день, поверь — мне, как никому, близки высокие порывы твоей необъятной души! Но хоть на миг внемли горькому голосу разума — мы не найдём её в пустыне… Вай мэ! Я охотно верю, что эта луноликая вдова всепожирающего злодея чиста, как тянь-шаньский снег, и невинна, как дочь муллы. Но это ли достойная причина, чтобы рисковать ради неё головой?! Даже тремя головами! Твоя, естественно, не в счёт, ты — герой-спаситель, голубоглазый батыр с вороватыми руками, но весь милый, как ручной тигрёнок… А как же я? А несчастный Ахмед, измученный отсутствием жены и любовной ласки? А доверчивый Рабинович, которого ты наверняка намерен припахать к перевозке своей изящной Джамили, может просто не вынести тягот и лишений такого похода?! И не вздумай посылать меня к шайтану, в самую прямую из кишок, только за то, что я сказал тебе правду!

Ответа он не дождался. Оболенский с несвойственной ему самоуглублённостью вообще отказался от дебатов. Он даже не посмотрел на Ходжу, а тощего башмачника отцепил, просто как следует тряхнув ногой. Вот с осликом Оболенский беседовал долго… и молча. Нагруженный двумя хурджинами, Рабинович деловито трусил за последним верблюдом, а наш герой остановил его, поймав за узду. Опустился на колени, тихо гладил по шее, смотрел на собственное отражение в трогательных глазах лопоухого любимца, чесал ему нос и не говорил ни слова. Как они друг друга понимали, не перескажет никто… Но когда Лев встал, верный Рабинович побежал за ним, как собачонка, даже не оглянувшись на убитого изменой Насреддина!

— Уходят… — неуверенно вздохнул Ахмед, озираясь на мрачного домулло.

— И пусть идут своей дорогой!

— А мы?

— А мы пойдём своей.

— Куда?

— За ними, — сурово отрезал бывший визирь и первым пустился догонять удаляющуюся парочку.

В караване их эскападу приняли с чисто арабским равнодушием. «В вере нет принуждения»… хочешь уйти — уходи, пустыня большая, как кладбище, места всем хватит. То есть караван-баши был прав, никто не стал ради них останавливать верблюдов…

Превосходство мужской дружбы над женской заключается в определённой сдержанности проявления чувств. Когда спутники догнали Льва, они просто пошли рядом, не вдаваясь в извинения, объяснения или психологический анализ такового поступка. Всё просто, пришли и пришли, со стороны Оболенского тоже не ждали счастливых подпрыгиваний, объятий и умилённых слёз.

Дружба — понятие добровольное, в доказательствах не нуждающееся, а излишняя слащавость только придаёт ей запах распада… Поэтому сначала шли молча, а потом заговорили так, словно прервали беседу буквально пару минут назад:

— Я сам усадил её на верблюда и дал ему под зад! Куда бы эта скотина двугорбая ни унесла её ночью, днём он должен был озаботиться поисками воды. Говорят, животные чувствуют её на расстоянии…

— Воистину так. Следовательно, она может оказаться в том оазисе, где мы видели шайтана, либо вернуться за тобой к той старой ведьме, потерявшей последние зубы, так?

— Скорее всё-таки в оазис… У бабульки там сейчас такая разруха — лет на пять капитального ремонта и уборки всей прилегающей территории.

— Там тоже был самум? — влез Ахмед.

— Хуже, — вынужденно признался Лев. — Там был я…

— Вай дод, Лёва-джан, тебе никто не говорил, что такого разрушительного джинна, как ты, нельзя было выпускать из бутылки!

— Кстати, о бутылках, а у нас случайно…

— Нет! — обрезал домулло, всем телом прикрывая правый мешок хурджина. — Ни случайно, ни намеренно, ни как-нибудь ещё, но выпить у нас нет!

— Коран запрещает, — поддакнул башмачник и, прежде чем успел словить от Оболенского затрещину (как кулацкий подпевала!), резко обернулся назад:

— О ужас, ужас нам!!!

…Вдали, там, куда ушёл караван, взлетело облако пыли и дыма, раздался оглушительный грохот, и столб огня взметнулся почти до небес…

— Коршуны пустыни! — осевшим голосом объявил Насреддин. — Этот караван не придёт в Бухару, тела погонщиков съедят шакалы, а следы злодеев занесёт песком, чтобы никто не узнал страшные тайны молчаливых барханов… Куда?!!

Поздно… Поздно и бесполезно, Лев уже бежал, загребая носками песок, — его душа горела жаждой боя! Древняя кровь русских дворян обжигала ему вены, он пылал яростью и рвался всем сердцем туда, откуда ещё слышались крики и звон оружия! Он не успел…