Седьмое правило волшебника, или Столпы Творения - Гудкайнд Терри. Страница 39
Глава 17
Долгий звук колокола, созывающе–го людей на молитву, отдавался эхом в углах похожего на пещеру зала. Два здоровенных солдата схватили Се–бастьяна под руки и потащили прочь. Ос–тальные окружили их плотным кольцом, бряцая оружием – не столько с целью запу–гать пленника, сколько показывая, что не до–пустят никаких попыток освободить его. Дженнсен беспомощно наблюдала за проис–ходящим. Ей сразу стало ясно, что стражни–ки готовы к любой неожиданности и не пе–ред чем не остановятся. Похоже, они приня–ли Себастьяна за члена некоей тайной груп–пировки, намеревавшейся захватить дворец.
Дженнсен замечала, что у некоторых мужчин-посетителей тоже было с собой оружие. В основном, мечи… Может, дело в том, что у Себастьяна его слишком много и оно слишком разнообразно, да к тому же еще и спрятано под плащом?.. Но ведь зи–мой не ходят без плаща! И он ничего не сде–лал, никому не причинил зла!
Дженнсен едва не бросилась к солдатам с просьбой отпустить арестованного, одна–ко побоялась, что в такой ситуации ее тоже заберут.
Те, кто поначалу удрал от греха подаль–ше, теперь вернулись. Беспорядочное движение толпы постепенно становилось направленным: люди ша–гали в сторону площади. Торговцы закрывали лавки и присоеди–нялись к остальным. Никто теперь не обращал внимания ни на Себастьяна, ни на солдат. Колокольный звон все еще висел в воздухе, смех и разговоры затихали, переходили в полный ува–жения шепот.
Дженнсен охватила паника. Солдаты уводили Себастьяна все дальше. Его седые волосы выделялись на фоне темных дос–пехов. Девушка не знала, что предпринять. В случившемся была жуткая ошибка. Они ведь с Себастьяном пришли сюда лишь для того, чтобы найти золотых дел мастера. Ей хотелось завизжать во весь голос…
Дженнсен.
Дженнсен, невзирая на прущий на нее людской поток, пыта–лась не потерять Себастьяна из виду. Что-либо предпринимать она по-прежнему боялась.
А потом в ее душе родился стыд. Ведь Себастьян так много сделал для нее. Он рисковал своей жизнью, чтобы ее спасти… Но что она могла предпринять?
Сдавайся.
То, что солдаты делали с Себастьяном, с нею, с невинными людьми, было несправедливо. Пробиваясь сквозь страх, внутри Дженнсен поднималась ярость.
Tu vash misht.
Он же ей очень нужен…
Tu vask misht.
Себастьян попал в беду…
Grushdeva du kalt misht.
Cлова разжигали огонь ярости все ярче.
Люди наталкивались на Дженнсен – она начала протиски–ваться сквозь толпу, пытаясь следовать за уводящими Себастья–на солдатами. Стон вырвался у нее сквозь сжатые зубы, но это был стон ярости. Все было несправедливо. Она хотела, чтобы они остановились.
«Просто остановитесь, – просила она мысленно. – Остано–витесь…»
Собственная беспомощность так же приводила ее в ярость. Ей до смерти надоела беспомощность. Если они не остановятся, если будут идти дальше, это приведет ее в полное бешенство.
Сдавайся.
Рука Дженнсен скользнула под плащ. От прикосновения к холодной стали она почувствовала радость. Пальцы сжались, об–хватив рукоять ножа. Рельефный узор эмблемы впивался в кожу.
Оказавшийся поблизости стражник осторожно подтолкнул Дженнсен, разворачивая в другую сторону, туда, куда устремля–лись остальные.
– Площадь для молебна находится в той стороне, госпожа. Фраза была облечена в любезную форму, но сутью был при–каз идти вместе со всеми.
Дженнсен в ярости посмотрела ему в глаза. Она видела сей–час глаза того мертвого солдата. Она видела других солдат – у себя в доме, мертвых на полу, тех, что подходили к ней, тех, что грубо хватали ее… Она видела резкие жесты на фоне алой блес–тящей крови…
Они со стражником, не отрываясь, смотрели друг на друга, и Дженнсен вновь нащупала нож, проверила, как он выходит из ножен…
Чья-то рука подхватила ее под локоть и потянула за собой:
– Сюда, моя дорогая. Я покажу тебе куда идти.
Дженнсен моргнула. Эта была та женщина, что совсем не–давно объясняла ей, как пройти к дому Алтеи. Женщина, кото–рая находилась во дворце ублюдка и убийцы и вышивала мир–ные пейзажи с горами и ручейками…
Дженнсен удивленно смотрела на нее, не понимая, чему та улыбается, что ей надо. Все вокруг казалось Дженнсен непонят–ным. Ясно она понимала одно – ей страстно хочется сейчас вы–дернуть из ножен лезвие…
Она даже не сразу сообразила, почему не может шевельнуть рукой, предположив поначалу, что находится под воздействием каких-то колдовских чар. И лишь потом обнаружила, что жен–щина по-матерински, обняла ее – так крепко, что Дженнсен не могла обнажить нож. Пришлось упереться, сопротивляясь…
В глазах женщины тут же появилось предостережение.
– Никто не пропускает молитву-посвящение, дорогая. Ни–кто!.. Позволь, я покажу тебе, где это.
Стражник, нахмурившись, наблюдал, как Дженнсен подда–лась на уговоры и позволила женщине увести себя. Их тут же подхватил людской поток, направлявшийся на площадь, стражник остался позади. Дженнсен взглянула в ласковые глаза своей спутницы.
Весь мир, казалось, уплывал куда-то. Голоса вокруг Дженн–сен слились в единый гул, который прерывали умноженные эхом, пронзительные вопли – там, в ее доме…
Дженнсен.
Знакомый голос, четкий и резкий, прорвался сквозь рокот толпы, привлек внимание. Дженнсен слушала, настороженно, стараясь уловить его тон.
Откажись от своей воли, Дженнсен.
Слова обретали внутренний смысл.
Откажись от своей плоти.
Казалось, ничто больше не имело значения. Никакие ухищ–рения, что она испробовала в своей жизни, не принесли ей ни спасения, ни безопасности, ни мира. Наоборот, казалось, теперь все потеряно…
– Вот мы и пришли, дорогая, – сказала женщина. Дженнсен огляделась вокруг:
– Что?
– Вот мы и пришли. Женщина потянула ее за рукав, и Дженнсен почувствовала, что ее колени коснулись покрытого изразцами пола. Повсюду были люди. Впереди, в самом центре зала, находился квадрат–ный бассейн с водой. Она хотела одного – услышать голос.
Дженнсен. Сдавайся.
Голос сделался резким, требовательным. Он раздувал пламя ее злости, ярости, гнева.
Дженнсен наклонилась вперед, задрожала в приступе бе–шенства. Где-то в глубине ее сознания, совсем далеко, звучал этот дикий, ужасный голос. И хотя там же, в глубине, таился и запрет прислушиваться к нему, ярость лишала ее контроля над собой.
Сдавайся!
Изо рта у нее вытекла ниточка слюны, повисла, оборвалась… Тяжелое дыхание вылетало из полуоткрытого рта… По лицу ка–тились слезы, падали на изразцовый пол… Она то и дело шмыга–ла носом. Дыхание стало учащенным. Глаза открылись так ши–роко, что она почувствовала резь. Все тело сотрясалось, словно она пребывала в темном холоде ночного одиночества. И эту дрожь было не унять.
Люди глубоко кланялись, прижимая ладони к изразцовому полу. Она же хотела вытащить свой нож.
И страстно желала услышать голос.
– Магистр Рал ведет нас. Нет, это бы не тот голос. Это люди вокруг нараспев и в один голос произносили слова молитвы. Они кланялись все ниже и ниже, пока не начали касаться лбами пола. Какой-то стражник прошел близко, и она, стоя на коленях, тоже склонилась, упирая руки в пол и не в силах сдержать стон.
Трясясь и судорожно вздыхая, дюйм за дюймом, Дженнсен склонялась до тех пор, пока не дотронулась лбом до пола.
– Магистра Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Это было совсем не то, что она желала. Она желала услышать голос. Она просто вожделела этого. А еще – достать свой нож. Ей хотелось крови.
– Магистр Рал защищает нас, – ритмично произносили люди.
Прерывисто, судорожно, передергиваясь, Дженнсен загла–тывала воздух, словно пила ненависть. И желала – услышать го–лос и отправить на свободу лезвие своего ножа. Но руки ее упи–рались в изразцовый пол.
Она желала услышать голос.
Но слышала только распевную молитву.