Герои умирают дважды - Аксенов Даниил Павлович. Страница 45

Но сейчас Виктор думал не об этом. Он осмысливал сказанное Кеалем. Полученная информация укладывалась в несколько простых фраз. Во-первых, за предбанниками стоят мертвые боги, во-вторых, Кеаль не имеет представления о том, кто такая Лябу, в-третьих, подземелье замка полно загадок.

«Кеаль, может быть, прав в том, что Лябу, загадочные беспризорные големы и мертвые боги — звенья одной цепи, — рассуждал Антипов. — Но что тогда делать с моим таинственным врагом? Он тоже звено этой же цепи? Если так, получается, что все события на меня навалились неспроста. Я — скромной человек и далек от предположения, что появление предбанников как-то связано со мной… но… а вдруг? Нет, это отдает манией величия, господин Наполеон. Кто я такой, чтобы ради меня открывались предбанники? Конечно, я сильно продвинулся в карьере от мальчика на побегушках до одного из женихов графини, но не думаю, что мертвые боги стремятся меня поздравить и лезут изо всех щелей ради этого. Здесь другое. Но что?»

Раздираемый противоположными мыслями и взаимоисключающими выводами, Виктор достиг замка. Он отправил Пестера и Нарпа в деревню, а сам гордо въехал в ворота.

К его удивлению, встреча со стороны стражников была более чем странной. Бородатый «привратник», с которым Антипов любезно говорил до отъезда к Кеалю, вел себя чудаковато. Он то прятал глаза, то пытался поймать взгляд младшего сына барона, то опять отводил взор. Казалось, он хочет что-то сказать, но не решается.

Виктор поехал дальше, к конюшне. Дворяне тоже держали себя не так, как раньше. Они, конечно, кланялись, здоровались, но за спиной оглядывались и перешептывались.

Антипов спешился, дал монету конюху, направился к своей каморке и тут же повстречал Ипику.

— Господин ан-Орреант! Господин ан-Орреант! — Юноша, одетый в полурасстегнутую черную куртку с серебряной вышивкой, побежал к приятелю. — Вы слышали, что случилось? Слышали уже?!

— Нет, — ответил Виктор, останавливаясь. — Что?

— Вашего слугу бросили в темницу! Жрецы обыскали ваше жилище и нашли что-то ужасное! Я не знаю, что именно, но ходят всякие слухи…

Кровь мгновенно прилила к голове Антипова. Сердце учащенно забилось, а руки и ноги напряглись. У каждого человека случается такое: вот он весел и спокоен, идет по своим делам или даже сидит, занимаясь чем-нибудь приятным, и вдруг — раз!.. его огорошивают чрезвычайно плохой вестью. Человек не знает точно, считают ли его виноватым, но подозревает, что да. Он волнуется, теряет покой, начинает вспоминать свои ошибки, находит их слишком мелкими, но при неблагоприятном развитии событий достаточными, чтобы привести к самым прискорбным последствиям. Человек негодует на судьбу, начинает искать выход, а иногда — совершать еще большие ошибки.

«Приехали, господин диверсант, — встревоженно подумал Виктор. — Это что же у меня нашли? Люк, что ли? И почему искали? Чего жрецов ко мне понесло?!»

— Ипика, что говорят? Чего жрецам надо?

— Разное болтают, Ролт, — сокрушенно покачал головой юноша. — Что жрецы ищут какого-то преступника и подозревают вас. Или что вас собираются обвинить в оскорблении Зентела. Или что в вашей комнате нашли такое… впрочем, я уже об этом говорил.

Виктор постарался остыть, побороть волнение. Его мысли заработали мощно и стремительно. Он давно уже заметил, что для пробуждения всех способностей требуется всплеск эмоций. Может, прав был Кеаль, и хитрость лишь ждет своего часа, подсознательно, втайне, перемалывая и разбирая события?

«Стоп, только не волноваться. Подумаем, — начал размышлять Виктор. — Одновременно во всех грехах меня обвинять не могут. Либо преступник, либо что-то другое. Если жрецы узнали обо мне и Аресе или Кеале, то, конечно, имеет смысл сделать у меня обыск и схватить слугу. Но… нет, версия преступника отпадает».

— Не думаю, что я — ужасный преступник в глазах жрецов, Ипика, — сказал он. — Иначе они поставили бы стражу прямо в воротах и схватили бы меня сразу после въезда в замок.

— Правильно, — поразмыслив, согласился Ипика. — Вас никто не ловит. Пока никто не ловит. А вы очень умны, Ролт.

Виктор даже внимания не обратил на похвалу. Он и о Кеале-то подумал вскользь, пытаясь сосредоточиться на главном.

«Если мои прежние проделки жрецам не известны, то что остается? У меня что-то нашли? Но я не брал с собой ничего компрометирующего. Значит, нашли незапертый люк? Хм… Наказуемо ли это? Если о подземном предбаннике стало известно, то при чем тут я? Не я же его создал и охранял. Жрецы хотят держать люк в тайне и убирают свидетелей? Возможно… но при таком раскладе меня проще тихо убрать, не поднимая шума. Мало ли что я могу сболтнуть, если запаникую! Жрецы ведь не идиоты. По крайней мере, не все. Нет, люк отпадает».

— Пойдемте, Ипика… Вы никуда не спешите? Составите мне компанию?

— Не спешу… но куда мы пойдем, Ролт? Разве вы не собираетесь бежать? Со жрецами шутки плохи. Может, поскачете домой и укроетесь в замке отца? Если вы правы и жрецы не думают, что вы совершили жуткое злодеяние, то штурмовать замка не станут. Зачем им такие хлопоты? А если не убежите, то всякое может быть. Вас даже могут убить!

Это Виктор отлично понимал. Неизвестно, чего хотят жрецы, но если они бросили в темницу Риксту, то может быть и хуже. Ипика советовал правильно: сбежать, надеясь, что преследования не будет. Антипов колебался лишь мгновение. То, что Рикста в тюрьме, вновь решило дело. Негоже бросать друзей, даже таких, которые постоянно во что-то влипают. Других друзей у Виктора почему-то не было.

— Пойдемте, Ипика, — повторил он. — Мне может понадобиться свидетель. Вы идете?

— Свидетель чего? — удивился юноша. — Иду, конечно.

Виктор не ответил, а устремился к своей комнате. Он хотел успеть туда, прежде чем жрецы спохватятся и арестуют его. Ипика едва поспевал за широкими шагами своего приятеля.

Подойдя к каморке, Антипов обнаружил полный разгром. Дверь была полуоткрыта, сумки выпотрошены, а кровати оголены, хотя и остались стоять на своих местах. Похоже, обыскивающие нашли то, что искали, и решили дальше не продолжать. Ступая по матрасам и собственной одежде, Виктор подошел к дровам, сложенным у камина. Ипика, остановившись в дверном проеме, следил за приятелем изумленным взглядом.

— Вот, они на месте… ух! — выдохнул Антипов, криво улыбаясь. Он засунул руку за поленья и осторожно вытащил оттуда какой-то сверток.

— Порассуждаем, Ипика, — произнес Виктор, глядя в сторону окна. Его глаза блестели нехорошим огнем. — Жрецы не уверены, что я — преступник. У меня ничего не хранилось из того, что могло бы привлечь их внимание. Однако комната обыскана, а слуга заключен в темницу. Что это значит?

— Что, Ролт? — тихо спросил юноша.

— Меня подставили. И я догадываюсь, кто это сделал. — Виктор чувствовал злость, огорчение и еще, пожалуй, азарт. Он вновь был в своей стихии — один против всех, против ненавидимых жрецов! Антипов даже боялся себе признаться, что в последнее время ему недоставало захватывающего ощущения игры, состязания — не физического, а другого. Кеаль, получается, был прав и в этом: хитрость — важная вещь.

В тот же день и даже в то же время Терсат, помощник верховного жреца Зентела, сидел в бывших покоях графини и изучал имена дворян, прибывших для участия в турнире. Эти имена были записаны на белых дорогих листах бумаги и снабжены пометками. Пометки были таковы: «Нет» (что означало «Точно не он»), «Сомнительно» («Скорее всего, не он») и «Нужно проверить» («Вряд ли он, но следует показать, что мы здесь не бьем баклуши»). Увы, достойный жрец ни на секунду не допускал мысли, что среди участников турнира есть знаменитый преступник и сторонник пришлого бога.

Внимательный читатель спросит: а тогда чего ради этот самый Терсат, тучный мужчина лет сорока, бросил свои дела в столице и поехал в графский замок, проведя много неприятных часов в тряской карете? Ответ удивит лишь человека, не знакомого с бытом жреца: Терсату в столице все обрыдло.