Вставай, Россия! Десант из будущего - Орлов Борис Львович. Страница 33

— Ну не ползающий же! — рассмеялся Горегляд. — Непременно летающий, Александр Михалыч! Вот именно о материалах я и хотел вас попросить. Я знаю, что вы уже пару лет производите алюминий, причем в товарных количествах. Мало того — с прошлого года делаете легированный сплав, который в наше время звался дюралюминием, а у вас называется…

— Империум… — кивнул я. — Это из какой-то фантастической книжки…

— Я так и понял, что из фантастической… — кивнул Горегляд. — Но вот беда — чего вы только из алюминия не делаете, даже котелки и ложки, что по здешним временам, я считаю, просто разбазаривание ресурсов…

— Из империума мы кожухи пулеметов штампуем! — обиделся я. — И…

— Да, Бог с вами, Александр Михалыч, я вас ни в чем не упрекаю! — махнул рукой Горегляд. — Отрабатываете технологию получения алюминия и штамповку из него — ну и отлично! Но вот чего вы не делаете — это трубок!

— Так они сейчас просто не востребованы… — по инерции сказал я, но тут же прикусил язык. — Ага, Афанасий Иваныч, я вас понял! Немедленно по возвращении я распоряжусь, чтобы из империума сделали трубки. А какого размера?

— Диаметром в пятьдесят миллиметров и толщиной стенки в миллиметр. Длина — ну чем больше, тем лучше.

— Афанасий Иваныч, а как вы?.. — я попытался удовлетворить свое любопытство.

— Вы хотите узнать, где я научился делать дельтапланы? — переспросил Горегляд. — О, это очень долгая история. Пойдемте в мою бытовку, я напою вас чаем и расскажу.

Горегляд тщательно закрыл ворота ангара и педантично запер большой навесной замок. Но воспользоваться гостеприимством Афанасия нам не удалось — жилой отсек, в котором размещался главный инженер колоссального химзавода, был настолько мал, что в нем с трудом помещалась узкая койка, шкафчик для одежды, столик, два табурета и небольшой кульман. Поняв, что даже вдвоем попить чайку в такой конуре будет весьма затруднительно, мы прошли в столовую для ИТР.

Обед закончился два часа назад, мы пропустили его, пока лазили по стройке, и теперь помещение было абсолютно пусто. Худая, стервозного вида стряпуха машинально рыкнула на нас, когда мы заходили. Мол, обед давно закончен, жрать нечего, а если мы не успели — то сами виноваты, терпите до ужина. Но, разглядев входящих, хозяйка пищеблока вдруг стала приторно вежливой. Усадила нас на, как она сказала, самые лучшие места. А на столе, словно по мановению волшебной палочки, тут же появилась белоснежная скатерть. Я молча кивнул Ереме и Саше на соседний столик и они понятливо пересели. Нечего им предстоящий рассказ Афанасия слушать, рановато им… Хватит с них оговорки Горегляда про «наше время»… Впрочем, их столик тоже украсился скатертью.

А потом настал черед угощения. Глядя на то, как постепенно, по мере появления на столе новых блюд, расширяются от удивления глаза Афанасия, я дал зарок инициировать тщательную проверку этой столовой вообще и конкретной стряпухи в частности. Ибо если самый главный начальник поражен присутствием наваристого борща, соленых грибов, розового сала, запотевшего графинчика водки, то чем его и инженеров кормят в обычные дни? К счастью стряпухи, тут же выяснилось, что в столовой Горегляд не питается, потому как просто не успевает. Обычно он перехватывает чуть ли не на бегу пару булочек и стакан чая. Эх, надо приставить к Афанасию специального человека, чтобы следил за питанием, одеждой и жильем. А то Горегляд, энтузиаст хренов, уморит себя быстрее, чем построит комбинат.

Мы выпили по рюмочке, закусили салом с грибочками и стали торопливо хлебать горячий борщ. Только сейчас я почувствовал, как проголодался. Видимо, Горегляд тоже. Разговор пришлось отложить. Столовский сервис продолжал поражать чудесами — не успели мы доесть первое и налить по второй, как нам принесли тарелки с большими кусками жареного мяса и гарниром из вареной картошки. С этим блюдом мы расправились уже неспешно, первый голод был утолен. На десерт нам подали моченые яблоки, чай и вазочку с крупными кусками колотого сахара. Прихлебывая из стакана, Горегляд, наконец-то, начал рассказ.

— Видите ли, дорогой Александр Михалыч, я довольно бывалый дельтапланерист. Естественно, любитель.

— Постойте-ка, Афанасий Иваныч, но ведь дельтапланы появились только в семидесятых годах двадцатого века, а вам тогда уже было…

— Да, мне тогда уже больше шестидесяти лет было. [57] Я к пенсии готовился, считал, что жизнь закончена. Как сейчас помню: 1976 год — размеренное, даже несколько нудное существование главного инженера хорошо отлаженного предприятия. Я тогда уже вдовцом был, дети взрослые, отдельно живут. Вот и жил, как маятник — на работу, с работы, газетку перед сном, а утром все снова. И вдруг — старый приятель Петя Осинкин приносит журнал «Техника-Молодежи» со статьей Михаила Гохберга, а там чертежи дельтаплана «Вымпел», описание полетов… Это было как взрыв — у меня снова появилась Цель жизни.

И начали мы с Петей лазить по свалкам — подходящие материалы искать. Нам повезло набрести на целую кучу труб из дюралюминия Д-16 диаметром пятьдесят миллиметров и толщиной стенки один миллиметр, наверно от какого-нибудь павильона, мы их тут же утащили и начали творить в моей двухкомнатной квартире свой первый рогалл.

— Рогалл? — переспросил я.

— Да, рогалл — так мы называли первые простейшие дельтапланы — по имени Френсиса Рогалло, изобретателя гибкого крыла. Петина жена — тоже уже пожилая, интеллигентная дама, только страдальчески вздыхала, когда мы строчили парус на ее новенькой швейной машинке. Постепенно дельтаплан приобрел близкие к схеме «Вымпела» очертания. И вот в августе 1977 года мы с Петей едем в Коктебель. А там… сборка аппарата и предвкушение полета… — Горегляд мечтательно закатил глаза. — Место сбора было у подножия Горы, под памятником планеристам тридцатых годов — изумительной стеллы с планером Антонова наверху, который вращался, как флюгер и показывал всей округе, куда дует ветер. Эх… Наверно мне здорово повезло, что начало обошлось без травм, хотя консольных труб и труб трапеции было поломано немало…

— Простите, Афанасий Иванович, а из чего вы обшивку делали? — я грубо прервал воспоминания ветерана.

— Вы будете смеяться, но первую обшивку мы сделали из… зонтов! — огорошил меня Горегляд и хихикнул. — Я помню как занятно это смотрелось при подлетах — крыло вспухало такими забавными шишками… И это никого не удивляло, что характерно! В начале начал очень многие использовали для парусов весьма экзотические материалы — вплоть до ткани из болоньевых плащей, накрахмаленных льняных простыней или палаточного брезента. Нет, ну потом, когда мы уже вошли в сообщество, нам подсказали, какую ткань лучше использовать и где ее взять.

— А сейчас какую ткань хотели использовать?

— Сейчас выбора вообще нет… — посмурнел Горегляд. — Хотел взять шелк. Для прочности — с двойным перекрытием. Тянется, зараза, да и воздух пропускает. Или хлопчатобумажное полотно пропитать чем-нибудь вроде каучука… Тяжеловато получается… Конечно лучше дождаться, когда запустим выпуск капрона… Но это ж сколько ждать?!

— Надо бы вас, Афанасий Иваныч, еще и с Жуковским познакомить… — задумчиво сказал я.

— А у вас и с ним контакт налажен? — удивился Горегляд.

— Да, и довольно плотный контакт! — ответил я. — Он даже несколько раз приезжал в Стальград. Консультировал сам и получал консультации от меня и моих инженеров. Думаю, что если вы с ним скооперируетесь, то первый в мире самолет будет построен отнюдь не братьями Райт и уж всяко раньше 1904 года. А легким, компактным, но достаточно мощным двигателем я вас постараюсь обеспечить. Пусть и в единичном экземпляре!

вернуться

57

Повествование Горегляда основано на мемуарах Александра Уклиста