Вставай, Россия! Десант из будущего - Орлов Борис Львович. Страница 60

Рассказывает Дмитрий Политов (Александр Рукавишников)

Второе пришествие генерал-адмирала в Нижний Новгород состоялось в начале мая и напоминало скорее нашествие, в отличие от его первого приезда, тихого и незаметного. Для того чтобы уместить всех сопровождающих, а таковых оказалось более двух сотен человек, включая офицеров флота, чиновников Морведа, инженеров МТК и роту матросов, был сформирован литерный эшелон.

Слухи о дружбе купца Рукавишникова с членами императорской семьи уже дошли до Нижнего Новгорода. Естественно, что народ терялся в догадках по поводу причин столь загадочного поведения великих князей и цесаревича. Тем не менее, выводы были сделаны правильные — наезды со стороны купцов, разоряемых моими демпинговыми ценами, прекратились как по мановению волшебной палочки. Мало того, некоторые активные в прошлом недоброжелатели даже стали искать со мной точки пересечения в коммерческих делах. Сделал нужные выводы и генерал-губернатор Баранов [106] — на церемонии встречи литерного поезда я стоял в первом ряду. А встречающих великого князя набралось изрядно — как бы не больше, чем самих приезжающих. Николай Михайлович даже насчет оркестра распорядился!

На людях Алексей Александрович не стал слишком явно проявлять свои дружеские чувства, ограничившись простым, хотя и крепким рукопожатием. Однако сразу после этого он сломал всю расписанную Барановым программу визита, заявив, что первым делом, вместо предусмотренного банкета, отправится в Стальград. Мы не стали дожидаться, когда вся приехавшая толпа выйдет из поезда, а скорым шагом двинули на привокзальную площадь и направились к моему «Жигулю», выделяющемуся среди конных пролеток, как броненосец среди шаланд. Для ближней свиты Алексея я подогнал два десятка экипажей, а рота матросов должна была следовать к заводу в пешем строю.

— Димыч, могу тебя поздравить! Два дня назад закончились государственные испытания твоих пулеметов и винтовок. Официально тебя, конечно же, оповестят, но я порадую уже сейчас. Мнения — самые положительные! Скорее всего «Пищаль» и «Единорог» будут приняты на вооружение, и заменят в войсках «Берданки» и картечницы «Гатлинга-Барановского». А вот с «Бердышом» и «Фузеей» все не так однозначно. Под это оружие придется всю концепцию применения стрелкового оружия в войсках менять, уставы переписывать. — Сказал Алексей, когда мы немного оторвались от сопровождающих. — Так что…

— Ладно, подождем, — кивнул я. — Хорошо, что процесс перевооружения все-таки пошел, а там, глядишь, и до ручников дело дойдет!

Только подойдя к автомобилю, я заметил, что за спиной адмирала неотступно следует какой-то мелкий мужичонка, абсолютно семитского вида, одетый в новенький, но совершенно немодный костюм, который, к тому же, был заметно больше своего хозяина по размеру. Кто это? Новый секретарь-референт? Или? Я кивком показал Алексею на этого типа и вопросительно приподнял бровь.

— Ах, это… — усмехнулся адмирал. — Вот, Александр Михайлович, привез в помощь твоим горе-изобретателям Попову и Герцу человека, уже успевшего придумать и даже сконструировать резонансный контур и магнитный детектор!

— Ты хочешь сказать, Алексей Александрович, что передо мной стоит Маркони? — оторопел я. Великого (без шуток!) итальянца я себе представлял совершенно по-другому. Да и лет тому должно быть сейчас не больше пятнадцати.

Веселый смех адмирала был мне ответом. Отсмеявшись, Алексей вытер выступившие на глаза слезы, и хлопнул по плечу своего протеже:

— Позволь рекомендовать: Мойша Лейбович Шнирельман, вольнонаемный преподаватель электротехники в Гальваническом классе.

Наверное, что-то на моем лице все-таки изменилось — адмирал снова рассмеялся.

— Ох, ну и повеселил ты меня, Александр Михалыч, ох и повеселил! Распорядись-ка, чтобы моего гения усадили в закрытый экипаж, да устроили в приличный номер, без сквозняков. А то, сам видишь, телосложения он хрупкого, здоровья непрочного, а человек он, безусловно, нужный. А чем он нужный — я тебе по дороге расскажу.

Я распорядился. Драгоценного Шнирельмана усадили в закрытую коляску и даже закутали, невзирая на теплую, почти майскую уже, погоду, в меховой полог.

Мы с Алексеем сели в «Жигули» вдвоем, оставив помощников в легком недоумении. Нам поговорить нужно, и чужие уши здесь ни к чему! Мы вырулили с привокзальной площади и, не торопясь, поехали по городу. Скорость я держал всего около двадцати километров в час. Вот выскочим на трассу, ведущую из Нижнего в Стальград — там и разгонимся как следует.

— Помнишь, я еще в январе, после того, как ты обломил меня с радиоаппаратом, объявил открытый конкурс на средства внутриэскадренной связи? — рассеянно глядя в окно, на проплывающие мимо одноэтажные купеческие особнячки, спросил адмирал. Я кивнул. — Ну, натаскали мне, естественно, кучу самых идиотских прожектов, вплоть до пускания черных дымов большими мехами и вывешивания на мачтах разноцветных воздушных шариков. И это при том, что на отборе небольшая экспертная комиссия сидела, которая большую часть разной галиматьи отсекала сразу. И вот приносят мне проект, а с ним поясняющая записка от председателя комиссии. Мол, ваше высокопревосходительство, устройство сие странное, но вы нас о чем-то похожем предупреждали. Ну да, было такое дело, вспоминаю я — предупреждал. Открываю папку с чертежами и схемами. Батюшки! Резонансный контур, почти такой, как в учебнике по радиоделу в моем училище. Я тут же распоряжаюсь автора сего проекта ко мне на ковер доставить. Доставляют… Он представляется… У меня тогда была реакция, примерно схожая с сегодняшней твоей!

Я мысленно представил себе картинку знакомства и, в свою очередь, заржал! Это же надо такое! Нарочно не придумаешь! Попов с Герцем до сих пор ничего путного не придумали, а тут какой-то Шниперсон… тьфу! Шнирельман!

— Во-во! — сказал Алексей, — я у него этак ласково спрашиваю: любезный, а кто тебе ЭТО подсказал? А он трясется от волнения, но гордо отвечает: сам, мол, придумал, никто не подсказывал! Блин, у моего лучшего друга Рукавишникова два высокооплачиваемых гения сидят в лаборатории, где одного оборудования на десять тыщщ, и ничегошеньки придумать не могут, кроме выносной антенны и примитивного когерера. А тут такой красавчик, Мойша Лейбович, получающий восемнадцать рублей жалованья, не считая кормовых, придумывает у себя в каморке и, самое главное, собирает из подсобных материалов, купленных за свои деньги, резонансный контур! Ну, идею магнитного детектора, если честно, уже я ему подсказал. Однако он эту идею влет зубами схватил и через три дня готовую схему приволок!

— Ну, тогда он совершенно точно вселенец! — не удержался я. — Ты в курсе, что сейчас само существование электромагнитных волн многими учеными оспаривается. В реальной истории Герц сумел собрать доказательства этого явления природы только в 1888 году, и его статья «О лучах электрической силы» была опубликована только в декабре того же года. И тогдашняя «радиоаппаратура» Герца не годилась ни для чего, кроме лабораторных опытов. Ведь ее реальное дальнодействие измерялось сантиметрами! Хотя и упоминается солидно: «до трех метров». Это сейчас у нас практически готовые изделия, только дальность никакая пока. Но ведь мы свои работы не афишируем. За пределами Стальграда никто не знает, чем у меня Попов с Герцем занимаются. Твоему Шнирельману просто неоткуда взять всю схему приемопередатчика. Поэтому я даже и не представляю, как он мог что-то там этакое «изобрести»! И если он таки изобрел… То первой мыслью, которая должна была у тебя появиться, была бы: «Попаданец!!! Но чей?!»

— Ты это… в Штирлица в детстве недоиграл? — ласковым голосом спросил Алексей. — Развели, панимашш, шпиономанию! Ну, какой дурак будет вселяться в полунищего препода? К тому же представителя дискриминируемой сейчас в империи религии! А если бы я конкурс не объявил? Причем условия конкурса были настолько провокационны, что лично я удивлен отсутствием телепатов-чревовещателей, стремящихся на должность флотских связистов! Короче — мне не веришь — сам со Шнирельманом переговори. Прессани его немного, только без физического воздействия, Ерема твой пускай рядом постоит, желваками на зверской морде поиграет. Но, я полностью, на сто пятьдесят процентов уверен, что гениальное озарение Шнирельмана — продукт этой эпохи.